Тайна доктора Авроры (СИ) - Александра Федулаева "Сандра Барро"

Лорд Сеймур молчал, глядя в сторону. Но я видела, как он провёл рукой по лицу — будто стирал слёзы. Я взяла его за руку, крепко. Он сжал мою ладонь и долго не отпускал.

Теперь действительно всё изменилось.

Мы вернулись в Эвервуд под вечер, когда город уже начинал затихать. Гостевые фонари в саду мягко мерцали сквозь листву, воздух был прохладным и немного терпким — как будто осень на миг обняла лето за плечи, прежде чем отпустить. Экипаж замедлил ход, и ворота особняка распахнулись почти бесшумно. Я почувствовала, как сердце сжалось — не от тревоги, а от понимания: теперь всё будет иначе.

Эдит притихла. Она вглядывалась в окна, в фасад, в фигурные балюстрады — и будто впитывала в себя каждую деталь. Лорд Сеймур первым вышел из экипажа, подал мне руку, потом помог Эдит. Она не боялась. Просто крепче сжала мою ладонь.

Миссис Дейвис уже приготовила для неё комнаты в моём крыле, ближе к Элле, чтобы та могла быть поблизости. Вечером за чаем Николас обернулся ко мне, подвинув кресло ближе к огню.

— Думаю, будет разумно нанять для Эдит гувернантку. Кого-то терпеливого, мягкого… и при этом она должна уметь держать язык за зубами. Ей нужны учителя. Не только чтение и письмо, но и музыка, рисование, основы этикета. То, что позволит ей чувствовать себя уверенно среди других.

Я кивнула. Мысли о будущем Эдит уже несколько дней не давали мне покоя.

— Я займусь этим, — пообещала я.

— А ещё… — Николас потёр виски, голос его стал тише. — Мне бы хотелось поговорить с доктором Лэнгтоном. В его практике бывали случаи… подобных людей? Таких, как Эдит. Не сумасшествие, не болезнь — что-то другое.

— Вы думаете, он сможет помочь?

— Думаю, стоит попробовать. Она не опасна. Наоборот, она добрая и рассудительная. Иногда она говорит разумные вещи, которые сложно сформулировать ребёнку. Но при этом она явно не взрослая. Это необычное сочетание требует понимания.

Я положила ладонь на его руку.

— Я обо всём позабочусь. Поговорю с доктором, найду гувернантку и учителей. Завтра хочу отвезти её в больницу. Думаю, детям будет с ней уютно.

— Отличная мысль. Она всегда любила детей, и это поможет ей легче справиться с переменами. Завтра начну готовить документы для суда на опекунство. Нужно всё сделать по закону, чтобы её приняли как подопечную семьи, а не как сироту.

Мы разошлись по комнатам. Я вдруг заметила, что муж снова начал подкашливать, как только мы вернулись в город.

На следующее утро, едва свет пробился сквозь тяжёлые портьеры, я уже была на ногах. День обещал быть долгим и важным. Вчера мы только обустроились, Эдит успела освоиться в своих новых комнатах, а сегодня предстояло позаботиться о её внешнем виде и здоровье. Лорд Сеймур был уже в кабинете, с чашкой чая и разложенными перед ним документами. Увидев меня, он улыбнулся чуть уставшей, но тёплой улыбкой.

— Я составил список — гувернантки, учителя, вопросы опеки… Но прежде всего, — он поднял глаза, — может быть, начнём с простого. Одежда. Образ будущей леди должен соответствовать.

— Конечно, — кивнула я. — А после — больница. Доктор Лэнгтон должен взглянуть на Эдит. Не с медицинской точки зрения… скорее, с человеческой. Его мнение будет важным.

***

Магазины в центре Эвервуда были по-деловому оживлены. Возницы перекликались, модистки в окнах укладывали новые коллекции, а в воздухе витал аромат свежеобжаренного кофе и духов. Эдит шла рядом со мной, держась за руку — не так, как испуганный ребёнок, а скорее, как доверившийся спутник. Она внимательно рассматривала витрины, особенно те, где были куклы, кружева и ленты, и временами сдержанно улыбалась.

В лавке миссис Альбрехт нас встретили с почтением. Я заранее отправила записку, и для Эдит уже отобрали несколько скромных, но изящных платьев, соответствующих её возрасту и положению. В одном из зеркал я увидела, как она смотрит на себя, не с восторгом, как девочка, а с удивлением. Словно впервые поняла, что это — её отражение.

— Нравится? — спросила я, подойдя ближе.

Она кивнула.

— Я теперь настоящая?

— Ты всегда была настоящей, милая, — прошептала я.

Я смотрела, как она улыбается, разглядывая ткани, как касается бархата и шёлка, как чуть наклоняет голову, рассматривая отражение. Она была нежна и красива и в эти моменты совсем не казалась ребёнком. Иногда её жесты и выражение лица напоминали взрослую, тихую женщину, живущую в своём внутреннем мире.

После обувной лавки мы зашли в аптеку за сиропами для больницы. К полудню корзины были полны, а Эдит немного утомилась. После магазинов мы отправились в больницу. Лорд Сеймур остался в экипаже — усталость давала о себе знать, и он предпочёл не тратить силы, особенно в душных коридорах лечебницы. Эдит шла тихо, но с любопытством осматривала здание: окна с цветами, чистые полы, строгие белые стены.

Доктор Лэнгтон встретил нас у входа в своём неизменном сером сюртуке и с добродушной улыбкой. Мы прошли в его кабинет, и я, пока Эдит рассматривала гербарий на подоконнике, рассказала ему всё: про Ханну, про её просьбу, про особенности Эдит. Он слушал внимательно, не перебивая. Потом кивнул и подозвал Эдит:

— Подойдите ко мне, юная леди. Хочу с вами немного поговорить.

Она подошла неуверенно, но не испуганно.

— Скажите, — он улыбнулся, — вы любите помогать людям?

— Да, — серьёзно кивнула она. — Особенно если они плачут.

— А почему?

— Потому что… если кто-то плачет, значит, ему очень одиноко.

Он посмотрел на меня и кивнул одобрительно, потом достал яблоко и предложил его ей. Она взяла — вежливо, с улыбкой, словно знала правила, и сказала:

— У вас такие добрые глаза, как у матушки.

Я замерла.

Доктор мягко улыбнулся, задал несколько простых вопросов: о любимых занятиях, о Ханне, о доме. Эдит отвечала спокойно, иногда путалась, но всегда искренне. Она не боялась и не пряталась. Когда беседа закончилась, он предложил ей выйти в коридор, проводил взглядом и повернулся ко мне.

— Знаете, леди Сеймур, иногда я встречал женщин с изысканными манерами и благородным происхождением, но их мысли были пусты, как шелест листьев. А здесь — чистота, смысл. У Эдит нет аналитического мышления, но у неё есть душа. Добрая, отзывчивая. Она может стать замечательной женой, матерью… другом. Не всем суждено блистать умом. Но быть хорошим человеком — гораздо ценнее.

Я неожиданно ощутила, как напряжение, пронесённое со мной с самой смерти Ханны, немного ослабевает. Его слова были просты, но в них не было снисходительности, только уважение и надежда.

— Спасибо вам, доктор, — сказала я чуть тише, чем собиралась. — Это многое для нас значит.

— Составьте опекунские документы, указав имя лорда Сеймура и приложив письмо матери. Я готов оказать любую медицинскую поддержку, если это потребуется. Но, честно говоря, ей нужно не столько лечение, сколько любовь и чёткий распорядок. И меньше тех, кто её жалеет. Пожалейте лучше тех, кто проявляет жесткость.

Я кивнула. Мы с Эдит простились с доктором и направились к детским комнатам.

Там, в большой светлой палате, пахло ромашкой и мятным настоем. Маленькие пациенты играли на ковре, кто-то рисовал у окна. Как только мы вошли, дети обернулись. Я сделала несколько шагов вперёд, но первая к ним пошла Эдит.

— У тебя медвежонок? — спросила она у мальчика с повязкой на глазу. — А как его зовут?

— Томми, — ответил он. — А у тебя есть?

— У меня была кукла. Она теперь живёт в саду… Если хочешь, я могу сшить тебе подушкчку для Томми.

— Правда?

— Правда. Только нужно выбрать ткань. Я умею шить. Мама учила.

Я стояла в дверях и не могла оторвать глаз. Эдит сидела среди детей, словно всегда была одной из них, но одновременно выглядела их старшей сестрой. Она смеялась, рассказывала истории и гладила кого-то по голове. Одна девочка крепко держала её за руку.

— Вот, — тихо сказала я, чувствуя, как доктор Лэнгтон подошёл ко мне сзади. — Вот её стихия.