В столовой адепты только об этом и говорят. Раньше и я была бы не прочь обсудить сплетни, но сегодня голова забита другим. Мой взгляд то и дело возвращается к столу, где обычно сидит Майрок и его друзья. Но его снова нет, хотя вчера мы вернулись в академию вместе.
Когда последний раз он отсутствовал, то потом убил Даркфолла. Мне уже страшно представлять, чем он может заниматься вне стен Пик.
Но дело не только в этом.
Я хочу увидеть его. Нет. Я жажду этого.
И если отпустить вожжи, я вполне могла бы прямо сейчас сорваться и пойти на поиски Майрока.
Я понимаю, что эти ощущения неподвластны ни моей воле, ни моему выбору. Но от этого не легче. Как бы я не пыталась, я всё равно рано или поздно сорвусь. А пока стискиваю свой разум и чувства тисками самоконтроля.
Я отправляю в рот ложку с овсяной кашей, но едва чувствую её вкус.
Тяжело вздыхаю и на мгновение прикрываю глаза. Вспоминаю, как Майрок поцеловал меня вчера. Сначала на балконе ресторана, а потом в лифте. Это было настолько волнующе, что при одном воспоминании низ живота наливается сладкой тяжестью.
— Дея, всё хорошо?
Голос Джули заставляет меня открыть глаза.
— А?
— У тебя щёки такие розовые, ты случайно не заболела?
Как хорошо, что никто не может залезть мне в голову. Ситуация отвратительна, а я жалка до безобразия. Но радует, что пока хватает силы окончательно не превратиться в самку, вожделеющую своего самца.
— Я просто немного задумалась. А тут жарковато, — оправдываюсь я и снова засовываю в рот ложку с кашей.
Джули окидывает меня внимательным взглядом, но ничего не говорит.
Занятия тянутся медленно, обычно я наслаждаюсь учёбой, по-настоящему горю ей, но сегодня едва слушаю преподавателей. Каждую перемену, даже самую маленькую, я высматриваю в коридорах Майрока. Мне почему-то кажется, он тоже должен хотеть увидеть меня. Даже не знаю, что мы скажем друг другу при встрече.
Как только наступает получасовой перерыв, я оставляю Джули и бегу в кабинет к профессору Шейдмору. Залетаю в аудиторию, подхожу к двери и стучу, надеясь, что он на месте.
— Кого там притащило? — недовольно бурчит он, идя к двери. — Не дадут спокойно отдохнуть и заняться делами. Вечно отвлекают.
Я закатываю глаза, и в этот момент дверь кабинета отворяется.
— Медея, — констатирует факт профессор, хмуро глядя на меня. — Чего надо?
— Вы ведь в курсе, что вас слышно, когда вы бубните у себя в кабинете? — спрашиваю я, нагло протискиваясь внутрь.
— В курсе, — хмыкает Шейдмор. — На это и расчёт.
Я прохожу к столу и облокачиваюсь на него, испытывающе глядя на профессора.
— Хотела с вами поговорить. Спросить кое-что.
— Ну спрашивай. Если ты про туманников, то я бы пока поостерегся. Пойдём за ними позже. Погода, знаешь ли, не благоволит.
— Я про другое. Хочу узнать, какие у вас были отношения с моим отцом?
Этот вопрос сразу заставляет профессора напрячься. Он останавливается посреди кабинета.
— Ты же знаешь. Я работал на него.
— Вы были друзьями?
По секундной заминке, я понимаю, что всё не так просто, как я наивно предполагала.
— Со временем мы стали добрыми приятелями. Я многому обязан твоему отцу. Если бы не он, я бы не смог заниматься разработками, и не факт, что вообще стал бы учёным такого масштаба. Он вкладывал в меня большие деньги.
— Как вы познакомились?
Вопрос кажется невинным в контексте нашего разговора. Я специально не задала его в лоб, зная, что у профессора сложный характер.
Но я вижу, как леденеют глаза Шейдмора. Он сглатывает и делает несколько быстрых шагов к графину с водой. Медленно наполняет прозрачный стакан, а затем залпом выпивает.
Я молчу, ожидая ответа. Буравю Шейдмора глазами, считывая весь спектр эмоций на его лице. От страха до смирения.
— Я работал на другого главу рода, а твой отец… к-хм… он предложил более выгодные условия.
— От которых вы не смогли отказаться, профессор?
— Что-то вроде того, — усмехается Шейдмор.
— Я хотела бы узнать правду. Как вы познакомились? Не надо ничего скрывать.
— Хочешь знать правду? — он поворачивается, глядя на меня в упор. — Она тебе не понравится.
Глаза профессора темнеют, он глубоко и часто дышит через нос.
— Я всё же рискну, — отвечаю я.
Сердце тревожно сжимается, в груди нестерпимо жжёт. Но я должна узнать истину. Должна узнать, каким становился любимый папочка, когда выходил за двери нашего красивого дорогого особняка.
Шейдмор облизывает пересохшие губы, а затем принимается развязывать галстук. Нервными резкими движениями стягивает его, неряшливо бросая на стол рядом со мной. Подобное поведение ему не свойственно.
Затем он расстёгивает пуговицу рубашки. И ещё одну…
— Что это? — в ужасе спрашиваю я.
Тёмно-серая полоса с чередой мелких шрамов, будто от шипов, уродливой лентой обвивает шею профессора. Я никогда такого не видела.
Глава 24.3
Шейдмор невесомо проводит пальцами по изуродованной коже:
— Это теневая магия.
Я уже догадалась. Предчувствие чего-то дурного ползёт под кожей. Я понимаю, к чему всё идёт, но хочу услышать из первых уст, чтобы не мучать себя догадками.
— Но что именно могло оставить такой след?
— Я тогда работал на Вейронхолла, он был главой небольшого рода, — произносит профессор, игнорируя мой вопрос. — Денег у него было не так много по сравнению с представителями древней аристократии, вроде твоего отца, но всё-таки побольше, чем у меня. Я был талантливым выпускником, который столкнулся с правдой жизни — без связей очень сложно найти достойную работу. А я был честолюбивым идиотом, который не хотел начинать с низов.
— И чем вы занимались?
Шейдмор отводит глаза, расправляя мнимые складки на рубашке, и лишь спустя несколько секунд отвечает:
— Делали подпольно лекарственные зелья и прочую муть. Я был главным разработчиком, руководил лабораторией. Вейронхолл сразу распознал мой талант. Он приносил мне образцы, я определял из чего они сделаны, мы производили дешёвый аналог, клеили упаковку оригинала и неплохо зарабатывали. Точнее Вейронхолл неплохо зарабатывал.
— Вы подделали что-то из того, что делали на производствах нашей семьи?
Шейдмор медленно кивает:
— Мы выпускали подделку несколько месяцев, всё шло хорошо. Средство обладало значительно менее выраженным эффектом, но шум никто не поднимал. Пока однажды не померла какая-то богатая старуха. Тогда-то всё и закрутилось… на твоего отца посыпались обвинения. И даже когда вскрылась правда, мало что изменилось. Он уже потерял большое количество контрактов, репутация его компаний пострадала.
— Вас судили?
— О… — Шейдмор тихо смеётся с каким-то надрывом. — Конечно, нет. Вейронхолл знал, как прятать концы в воду. Мы даже перенесли лаборатории и подпольные производства в другое место. Но Джозеф нашёл нас спустя полгода. Он был зол, словно демон, и так же злопамятен.
Мой взгляд снова возвращается к жуткой отметине на шее профессора.
Шейдмор поворачивает голову, всматриваясь в моё лицо:
— В тот день я думал, что сдохну прямо там в подвале, как скот. Вейронхолла они убили почти сразу, не церемонясь. Джозеф сам отсёк ему голову теневой плетью. Я видел, как она обвилась вокруг его шеи и… хрясь! Нас же поставили на колени, и тогда Джозеф спросил, что за ублюдок придумал, как подделать то лекарство.
— И вы признались? — мой голос кажется слишком громким в тишине кабинета.
— Я испугался и помедлил. Храбрость никогда не была моей сильной стороной. Но кто-то услужливо указал на меня. И тогда плеть обхватила моё горло, — профессор сглатывает, в его глазах отражается ужас того дня. — Джозеф спросил меня, осознаю ли я последствия того, что делал?
— И что вы ответили?
— Что раскаиваюсь. Это было правдой. Мне не нравилось подделывать лекарства, я понимал, что смертельные исходы будут, но был слишком сломлен, чтобы оставить это дело. Денег хватило, чтобы снимать моей пожилой матери скромные апартаменты и покупать приличную еду. Я очень боялся бедности, да и не был уверен, что Вейронхолл отпустит меня.
