Хладная рать (СИ) - Командор Анастасия

— Куда?

— Не знаю. В леса. В земли Орм, если покажешь дорогу. — Тусклая улыбка тронула ее губы. — Узнаю, что такое море.

— Ормарры с радостью примут тебя.

Он не мог заставить себя улыбнуться в ответ. Слишком больно было видеть ее такой. Потерянной, лишившейся дома и своего места, без смысла жизни и желания жить.

Мера вновь положила голову на его плечо и замолчала. Ингвар молчал тоже. Молчанием оба прощались с тем, что навсегда останется в прошлом.

Глава 38. Клятвы

Ратмир сидел в светлице отцовской избы и стирал мокрой тканью кровь с лица. С негодованием он вспоминал недавнее и ничего не понимал. Не понимал, что творится в городе с самого утра и почему вдруг ормарры решили напасть. Как и остальная гридь, он слышал только приказы старшей дружины, но никто ничего не объяснял. Ясно было по общему настроению, что случилось что-то нехорошее.

Волнение охватило всех, ещё когда отец ворвался утром в гридницу со сломанной рукой и приказал дружине немедленно готовиться к бою. Ратмир ожидал увидеть сторонников Земовита, жаждущих мести, или кого-то из соседних князей. Но никак не ожидал, что сражаться придется с послами земель Орм.

В полнейшем смятении Ратмир последовал за отцом на стену. Вопросов он не задавал, потому что пока он всего лишь гридин, спрашивать — не его дело. Его дело выполнять приказы.

Но когда Возгарь приказал лучникам стрелять в спину тем, кто совсем недавно сражался вместо них против Земовита, покорно принять это он не смог. Убийство без чести и без объяснения причин противоречило тому, чему учил его покойный князь Велимир, который с раннего детства был примером для подражания.

Саднил разбитый нос и скула, да и рёбрам досталось, но хуже всего было ощущение горечи внутри, вины. Слишком поздно он вмешался. Слишком долго соображал.

Дверь светлицы скрипнула и с неумолимым грохотом захлопнулась за спиной отца. Булат выглядел рассерженным. На лбу собрались глубокие морщины, а взгляд из-под сдвинутых хмуро бровей не предвещал ничего хорошего. С едва сдерживаемым гневом он процедил:

— Объяснись, что ты устроил там, на стене? Зачем помешал лучникам? Из-за тебя ормарры скрылись! Забыл, на чьей ты стороне?

Ратмир бросил тряпку в ушат и вскочил:

— Какие ещё стороны, отец? Где Мера? И что вообще происходит?

— Происходит то, что и ожидалось: колдунья убила наших людей и скрылась, а ормарры с ней за компанию. Мы не должны были оставлять их в живых. Был бы ты простым гридином, тебя немедленно обвинили бы в сговоре с чужаками и скинули со стены прямо там!

Несколько мгновений Ратмир пытался понять, о ком говорит отец. Так непривычно было слышать это зловещее слово “колдунья” в отношении Меры, девушки, которую знал с детства, но с которой боялся заговорить, и к которой успел привыкнуть за последние седмицы.

— Ты говоришь о Мере, нашей княгине! — с волнением возразил гридин. — Она не могла никого убить!

Булат недовольно скривился, словно попробовал что-то кислое.

— Ой ли! Сам видел, как ее упыри порвали на части тысячу ратников за одну ночь, а говоришь, не может!

Конечно, Ратмир помнил. Он внутренне содрогнулся, когда кровавое поле вновь встало перед глазами, а крики пожираемых заживо людей зазвенели в ушах. Даже сейчас он словно бы чувствовал тот тошнотворный густой запах крови и гнили, к которому пока не успел привыкнуть за время сражений на границе. И помнил Меру с ее холодной улыбкой, нечеловеческую силу, которая внушала страх.

Уже не так уверенно он заметил:

— То были враги.

— Для колдунов разницы нет, — мрачно отрезал Булат. — Нечисть, что сидит внутри, болью питается, горем людским и кровью. Вспомни-ка, было ли хоть что-то хорошее после того, как Мера княжить стала?

— В этом нет ее вины, сам знаешь.

— Уверен? Не допускаешь даже малейшего шанса, что это не она нечисть призвала, когда те на посад нападать стали? Что не заморочила тебе голову, как и всем нам? Что не подстроила все сама? Почему, думаешь, Велимир вдруг титул свой пожелал дочери передать, а не одному из нас, у кого больше опыта и народного уважения? Теперь-то все встало на свои места!

С такой уверенностью говорил отец, словно давно у него не осталось сомнений. Но Ратмир почему-то не мог с лёгкостью поверить, что Мера хоть кому-то желает зла.

— Все это могло быть и случайностью.

— Защищаешь? — Булат скрипнул зубами от досады. — Не говорил бы ты так, если бы видел, как она сегодня голыми руками шею парню свернула, как смеялась потом… И глаза эти жёлтые, как у нечисти… — Такая боль слышалась в голосе отца, что Ратмир уже готов был ему поверить, но тот, помолчав, добавил: — Если бы осталась в ней хоть капля преданности нам, она не противилась бы, когда от колдовской силы избавить ее пытались.

— Так вы что, с железом и серебром к ней ворвались?! Мера ведь этой самой силой всем нам жизни спасла!

Булат вдруг приблизился к сыну, навис над ним, хоть и были они одного роста. С тихой яростью проговорил:

— Уж лучше б сдались на милость Земовита, чем такое кощунство над мертвыми допускать! Земовит, может, и неприятным мужиком был, но все же он не зло. Обычный человек, как и мы с тобой. Но сегодня колдунья показала свою истинную суть. Вот где настоящее зло, из самых глубин Нави! — Потом прищурился недобро, сжал плечо сына здоровой рукой. — А знаешь, сходи, посмотри на трупы своих друзей. И подумай хорошенько, на чьей ты стороне.

Тела убитых гридинов выставили во дворе, пока на вечевой площади спешно готовили погребальные костры. Единственным их покрывалом служил тонкий, полупрозрачный слой снега. И всякий, кто проходил мимо, мог в подробностях разглядеть до черноты напитанные кровью кафтаны, до боли знакомые лица, на которых застыли сейчас совсем незнакомые выражения, и подернутые пеленой смерти глаза. Все до одного воины, княжьи холопы и просто проходящие мимо люди видели неестественно свёрнутую шею, голову, смотрящую вбок, которую никто даже не подумал уложить правильно.

Ратмир подозревал, что это сделали специально: выставили напоказ доказательство злой воли Меры, ее единственный промах, чтобы у людей отпали последние сомнения в правильности решений старшей дружины. Большинство воинов оказались солидарны с боярами с самого начала, и, чтобы начать проклинать бывшую княгиню, им не требовались никакие доказательства.

Не все за это короткое время смогли привыкнуть к ней. Не все пытались заглянуть глубже чужих суждений и глупых слухов, что давно бродили на княжьем дворе. Воины просто делали свое дело, выполняли приказы, как и год назад, как и всегда. Возможно, в какой-то момент они смогли бы даже отдать жизни за княгиню, которую не знали и не пытались узнать, просто потому, что таков долг. Но преданы они были не Мере, а лишь фигуре, олицетворяющей власть.

Теперь Ратмир жалел, что не смог оставаться на расстоянии, как прочие. Что захотел узнать поближе девушку, так сильно отличающуюся от своего брата, но тем не менее очень на него похожую. Жалел, ведь после всего этого не мог начать считать ее врагом. Даже когда увидел мертвых ребят в ее покоях, друзей, с кем сражались бок о бок не первый год. Даже когда из каждого дома полетели проклятия и обвинения.

Но как бы ни было горько оттого, что не удалось поговорить с Мерой и выяснить все лично у нее, как бы ни грызли сожаления о нарушенной клятве, сделать он ничего не мог. Только подчиниться старшей дружине, которая сейчас представляла высшую власть. Ведь он простой гридин. Искать мотивы чужих поступков, думать о том, что правильно, а что нет, и спорить со старшей дружиной — не его дело. Его дело молча выполнять приказы.

Лично для него приказов пока не было. Отец решил дать ему немного времени поразмыслить и прийти в себя. Так что Ратмир слонялся без дела по двору, слушал чужие разговоры и наблюдал.

Старшая дружина удивительно быстро взяла все под контроль. Советники с самого утра засели в княжьих хоромах и теперь гоняли холопов по поручениям, будто это были их холопы, раздавали приказы дружине и даже отправили нескольких гонцов. Куда — Ратмир не знал, но подумывал, что первым делом бояре захотят уведомить обо всем Далибора, а, может, и запросить у того поддержку. Многие боялись, что Мера захочет вернуть власть силой, а противостоять ей некому.