Предатель (ЛП) - Райан Энтони

Я осушил свою чашу и передал её человеку с кинжалом, который заведовал бочкой, чтобы тот её заново наполнил.

Сделав глоток, я посмаковал жжение на языке. Выпивка была хороша.

— Иногда, — продолжал я, — мне кажется, что всё восстание было одним грандиозным актом искупления. Попытка покинуть этот мир лучшим человеком. Он рассказал мне историю того, как всё началось, одним скверным днём в деревне на восточном приграничье Рианвеля. Локлайн пришёл на запад с маленькой бандой наёмников, надеясь заработать монет в местной стычке между Рианвелем и Альтьеной. В той деревне местный лорд порол старика до смерти за неуплату ренты. Локлайн сказал, что именно крики старика заставили его действовать, поскольку тот молил не за свою жизнь, а за жизни своей семьи. «И жирный дворянин только смеялся, Писарь», сказал он. «Просто смеялся и щёлкал кнутом». Он убил лорда и освободил старика, но было уже поздно. Тот умер у Локлайна на руках. Естественно, родня лорда пришла искать правосудия. А деревня старика поднялась в поддержку героического воина с востока, и так начался первый шаг на пути к Восстанию Самозванца.

Я осушил ещё две чаши бренди, прежде чем была рассказана бо́льшая часть истории о том, как Локлайн объявил о своих притязаниях на трон по праву крови, отметив попытку Десмены скрыть удивление от факта, что в его притязаниях на самом деле была толика правды. Дальше я рассказывал, как недовольные керлы из Рианвеля, Альтьены, а затем и Альбериса стекались под знамя Самозванца, что привело к его первым битвам с Алгатинетами. В последующие годы волны успеха приходили и уходили в зависимости от времени года. Суровыми зимами его орда уменьшалась, а весной увеличилась.

— Но всегда, — сказал я, поставив чашу, поскольку для того, что последует дальше, мне был нужен незамутнённый ум, — победа от него ускользала, и он осознал, что для неё в Альбермайне обещание лучшего будущего должно распространяться не только на простолюдинов, но и на знать. Что приводит нас к вам, миледи, и к вашему брату.

На лице Десмены промелькнула тень эмоции, но она ничего не сказала, и я продолжал:

— Локлайн говорил о вас обоих: «Никогда я не был благословлён двумя более преданными командирами. Один, полный доброты и бескорыстной щедрости, но с отвагой льва в бою. Другая, с навыками самого грозного рыцаря и проницательным умом, скрытым за маской красоты. И они верили, Писарь. Верили в правоту нашего дела. Если бы у меня была сотня таких, как они, то это я сегодня приказывал бы ставить виселицы». Его опечалило, когда твой брат упал, поскольку он чувствовал, что эта утрата обрекла его на гибель. «Король возвышается или терпит поражение не благодаря своим заслугам, а благодаря заслугам тех, кто присягнул ему на верность. С этого дня воинство Истинного Короля знало только поражения».

Подбородок Десмены дрогнул, и я увидел, как сжалось у неё горло, и как она моргнула, отводя глаза.

— Это… — Она снова сглотнула. — Это похоже на него, конечно. — Вздохнув поглубже, Десмена повернулась ко мне. Хотя по лицу её текли слёзы, выражение теперь стало суровым, непреклонным. — Он сказал тебе, как умер мой брат?

— Эту историю я слышал от Уилхема… — Резкий, скрипучий смех оборвал мои слова, и Десмена наклонилась вперёд и прошипела мне:

— Засада в альтьенских горах, да? Несчастный случай в хаосе войны. Это он тебе сказал? А этот неверный трус рассказал тебе, как уехал и оставил моего брата умирать?

— Он сказал мне, что Алдрик сломал шею, упав с лошади, — сказал я ровным голосом, поскольку почувствовал, что результат этой встречи теперь висит на волоске. — Он сказал мне, что Магнису Локлайну пришлось вытаскивать его из боя, а иначе он присоединился бы к нему в смерти. Иногда мне кажется, что он бы этого и хотел.

— Уж конечно, эту байку он любит рассказывать. Но в отношении него мне надо свести не один счёт. Это его семья повесила моего отца, как обычного разбойника.

— Разве дитя повинно в преступлениях своей семьи?

— Повинно? Что касается судьбы моего отца, я знаю, что невиновным его не назвать. — Десмена замолчала, опустив голову, а её лицо напряглось, как от воспоминаний, так и от сдерживаемой ярости. А ещё я увидел встревоженную складку на её лбу, отчего задумался, полностью ли она доверяет источнику собственной враждебности. Если и так, то сейчас она это раскрывать не хотела.

Я дал ей немного поразмыслить, и снова заговорил, придерживаясь того же нейтрального тона:

— Я могу только сказать, что не сомневаюсь в любви Уилхема к твоему брату. Я знаю, что он отказался от всех прав на земли и титулы своей семьи, чтобы последовать за человеком, которого он любил, на службу Истинному Королю, и что он всё ещё скорбит о том, кого потерял. А ещё я знаю, что он мой друг, который рисковал всем, чтобы спасти мне жизнь, и потому я готов рискнуть своей ради него. Не заблуждайтесь, миледи — чтобы получить Уилхема, вам придётся убить и меня, и всех, кто идёт за мной.

Лицо Десмены ещё сильнее напряглось, и я посчитал, что лучше не давать ей времени озвучивать какие-либо встречные угрозы.

— Но, — быстро продолжил я, — если ты имеешь представление о том, что произошло за пределами этого убежища, то знаешь, что время личных распрей прошло, или должно пройти. Нам предстоит решить гораздо более серьёзные дела.

— Твоя Воскресшая мученица короновала себя, а ты пытался её убить, — сказала Десмена. — Да, мы слышали. Предполагаю, твоё предательство куплено на золото Алгатинетов?

— Твоё предположение неверно.

Жар в моих словах вызвал волну беспокойства среди окружавшей нас публики, но Десмена лишь довольно ухмыльнулась.

— Нет, я считала, что это маловероятно, — сказала она. — Наверное, тяжело поднимать меч против женщины, которую любишь. Скажи, она правда беременна ребёнком, зачатым благословением Серафилей?

— Правда, что она беременна.

Десмена с отвращением усмехнулась, качая головой. К счастью, она не сочла нужным озвучить очевидный вывод.

— Так значит, Писарь, ты просишь меня отложить справедливое недовольство ради твоего дела. Ради не нашего дела.

— Это ваше дело. Правосудие было миссией Истинного Короля, не так ли? Он всю свою жизнь пытался положить конец тирании, а тирания — лишь меньшее из того, что принесёт восходящая-королева. — Я поднялся на ноги и развернулся, обращаясь ко всей банде Десмены. — По-вашему, этого хотел бы Истинный Король? Чтобы его лучшие и самые верные солдаты скрывались в дебрях, как обычные разбойники?

— Писарь, пускай ты и записал его завещание, — сказала Десмена. — Это не означает, что ты говоришь от его имени.

— Ты права, не означает. Но тогда кто? Вы прячетесь здесь и ничего не делаете, а на этих землях царят хаос и резня. Локлайн не стал бы вот так прятаться всё время. Это я знаю точно.

Тогда в банде поднялся сердитый ропот, который меня порадовал. Гнев — это хорошо. Гнев — это стимул к действию. Кроме того, в круге лиц я видел немало пристыженных выражений. Мои колкости были хорошо подобраны.

— Что ты от нас хочешь? — спросил человек с кинжалом. — Продаться тебе? Твоя армия жалкая.

— Да, наша численность невелика, — согласился я. — Но она будет расти вместе с жестокостью восходящей-королевы. И у неё не единственная армия в королевстве. Королевское войско скоро соединится с войском герцога Кордвайна. Я знаю, что многие из вас никогда не потерпят союза с Алгатинетами, но прошу вас отбросить ненависть ради великой цели, как поступил бы Истинный Король.

Они отреагировали не так, как я ожидал. Я знал, что их не завоевать парой слов и отсылками к величию павшего вождя. На самом деле большее, на что я мог надеяться, это завербовать одного-двух и договориться о безопасном проходе без дальнейшего насилия. Однако вместо возражений я увидел недоумение, многие обменивались озадаченными взглядами, пара даже ухмыльнулась.

— Что ж, — сказала Десмена. — Получается, ты не слышал.

— Не слышал чего?

— Четыре дня назад соединённые силы Короны и Кордвайна встретились в битве с войском восходящей-королевы. И были полностью разгромлены. Герцог Лорент убит, а его сын удалился в замок Норвинд. О судьбе короля и его матери ходят разные слухи, но многие считают, что они бежали на север, возможно, надеясь найти убежище в Фьордгельде. В любом случае, Писарь, твоя война окончена. Эвадина Курлайн теперь — неоспоримая королева этого королевства.