Опасная любовь командора (СИ) - Муратова Ульяна

— Но Кеммер не виноват… Нас проклял не он! Он был ребёнком! — прорыдала я. — Ты сам говорил, что дети не должны отвечать за ошибки отцов, так почему он должен отвечать за злодейство Моэры?!

— Он — Блайнер. И тебе придётся сделать выбор, Адель, — уже мягче сказал Брен. — Выходи за него замуж, хорони, получай наследство и возвращайся домой. У тебя вся жизнь впереди, ты сможешь найти другого мужчину и вырастить других детей. Чего ты никогда не сможешь обрести заново — так это другого брата и других сестёр.

— Не говори так… пожалуйста, не говори так… — взмолилась я.

Брен посмотрел на меня почти ласково:

— Все ошибаются, Адель. Даже если ты оступилась, ещё не поздно изменить ситуацию и сделать правильный выбор.

— Брен, пойми, всё произошло против моей воли… — я сбивчиво рассказала об омерзительном чаепитии, устроенном Фолем, и с надеждой посмотрела на брата.

— Это ничего не меняет! Ты должна была думать головой, а не принимать подарки и знаки внимания от сомнительного ухажёра. Разве так тебя воспитывали? И разве ты совсем ничего не могла поделать с зельем? Не смеши, Адель. Ты — одна из сильнейших в семье! Ты способна за считаные минуты нейтрализовать сильнейший яд! Не лги хотя бы себе, говоря, что случившееся — не твоя вина. Ты должна была действовать умнее и осторожнее! — рявкнул Брен, а затем добавил так мягко, словно прошёлся по лицу пуховым пёрышком: — Но ситуацию ещё не поздно исправить. Ты знаешь как. Выбор за тобой.

Он развернулся, чтобы уйти, но я успела его остановить:

— Подожди! А как же разрешение на брак?

Брен обернулся и посмотрел на меня так пристально, словно пытался вскрыть взглядом и анатомировать все мои мысли и чаяния.

— Если Блайнер погибнет после вашего брака, то на разрешение всем будет плевать. А если выживет, и ты решишь остаться с ним, это даст мне дополнительные козыри в руки. Так что обойдётесь без него, Адель.

Брат двинулся к двери, а затем, уже коснувшись ручки, снова обернулся:

— Прости, если я был слишком резок, Адель. Я на взводе из-за всего, что вытворила и продолжает вытворять Гвен. Я знаю: ты любишь нас и никогда не предашь семью. И предполагаю, что избавиться от плода самой тебе будет… тяжело. Приходи ко мне, и я сделаю всё так аккуратно и безболезненно, как только возможно. Нам всем порой приходится принимать сложные решения, просто помни: это далеко не последняя твоя беременность.

Брат ушёл, оставив меня одну, и я испытала страшное чувство дежавю. Снова осела на пол, ощущая будто он уходит из-под ног, а я падаю в драконову бездну.

После ухода Брена вернулся интендант Лейн и замялся у порога. Вероятно, наш разговор на повышенных тонах было отчётливо слышно в коридоре, и мне стало мучительно стыдно.

— Нобларина Боллар, даю слово, что ваши секреты не достигнут ничьих ушей и никто их не слышал, кроме меня. Однако послушайте моего непрошенного совета. Я уже не так молод и многое видел. Разлом как лакмусовая бумажка обнажает души, и вот что я вам скажу: у вас душа светлая. Запятнав её, вы никогда счастливой не станете. Грязная душа не может обрести покоя, потому что помнит, каково быть чистой. А брат ваш... Оттого он и злится, оттого и не в ладах с собой и миром, что уже пошёл по дурному пути. Вы можете пойти с ним рука об руку и даже найдёте в этом гордость и утешение, но никогда не найдёте счастья. Так я думаю. Сердце у вас доброе и нежное, слушайте его. А ещё знайте, что время лечит всё, кроме смерти. С живыми можно примириться, а с мёртвыми — нет. Оттого и ценить нужно живых в первую очередь.

— Всё так сложно... — прошептала я.

— В тяжёлые времена живём, — он потёр конопатый нос, подбирая слова. — Однако за безлунной ночью всегда следует та, в которой рождается новая луна. Слушайте своё сердце, нобларина Боллар, потому что вам с ним долго ещё жить, и лучше делать это в ладу. А также поднимайтесь с пола, нечего в вашем положении на холодном сидеть. Давайте я вам чаю сделаю.

Интендант Лейн помог подняться и усадил на стул, а затем подхватил с кушетки халат и накинул мне на плечи, хоть в медблоке и не было холодно.

— И вы... не осуждаете меня? — неверяще спросила я.

— Полно вам, нобларина Боллар, такое говорить. Если вдруг так сложится, что вам будет некуда пойти, то мой дом для вас всегда открыт. Всегда. А в остальном — дело молодое, в жизни всякое бывает. И насчёт Кима вы не сомневайтесь — человек он стоящий, хоть, может, и не во всех аспектах жизни опытный. Зато раз что-то задумал, то обязательно сделает. А вы пейте чай и не будьте к нему строги. Я сам когда жену повстречал, знатно дурковал. А уж как ревновал! Донара выше меня по статусу была, и пришлось немало потрудиться, чтобы её отец согласие дал. Старый хрыч столько нервов мне попортил... Но всё утряслось. Время всё по местам расставило, и теперь я — поди ж ты! — любимый зять. И такое бывает, — интендант поставил на плиту для варки зелий кастрюльку с водой и заозирался в поисках чая.

Я сама бросила в кипяток любимый сбор, а затем разлила по кружкам ароматный напиток. Надо ещё успокоительного зелья сварить, без него с такой жизнью к двадцати пяти поседеешь. Хорошо хоть в светлых волосах седина не так сильно в глаза бросается.

Мы немного помолчали, а когда я перестала шмыгать носом, интендант Лейн убедился, что охранники заняли пост, раскланялся и ушёл, оставив меня в задумчивости. Его слова теплом отозвались в груди и дали силу посмотреть на ситуацию под другим углом.

Брен устал, обижен и зол. Он ощущает себя загнанным в угол, и каждое его слово сочится болью и отчаянием. Я понимала это как никто, потому что сама такой была совсем недавно. Но Кеммер подарил мне надежду, что всё может быть иначе. Что меня можно любить и за меня можно бороться, даже несмотря на проклятие, вражду родов и долги.

В голову пришла простая и неожиданно дерзкая мысль: на самом деле мне не нужно выбирать между Кимом и семьёй. Мне нужно просто быть терпеливой и показать родным, что я их люблю и останусь рядом, даже сменив фамилию и дом.

Достала из ящика стопку листов и принялась за письма к сёстрам. И с каждым письмом из сердца уходила боль, а решимость лишь нарастала. Брен может угрожать отказаться от меня, вот только я не откажусь от него. И со временем всё наладится.

Когда интендант принёс еду мне в кабинет, стало неловко за создаваемые неудобства, но он заверил, что ему приятно обо мне заботиться, и забрал письма для отправки военными курьерами.

Ким вернулся уже утром и спросил:

— Всё хорошо? Ты ела?

— Да, спасибо. А ты как? Устал?

— Ужасно. Ненавижу совещания! Видимо, в младенчестве у меня не сформировались совещательные органы, и это не позволяет ввязываться в словесные баталии с таким садистским удовольствием, как делают остальные. Из пяти часов препирательств пользы — едва ли на пятнадцать минут. Ты не поверишь, они почти два часа спорили, нужно ли вводить новую форму отчёта о прорывах, и дело чуть не закончилось дракой. К счастью, логика всё же победила, и нас оставили в покое. Должно быть, император подумает, что Разлом обороняют полные придурки, потому что из желания выслужиться перед ним одни сегодня совершенно теряли разум, а другие — терпение. Однако можешь мною гордиться, я проявил себя отменным дипломатом: не вступил ни в один спор, никому не врезал, а в конце призвал всех к порядку и заставил голосовать. Собственно, на голосовании все и сдулись, потому что одной крикливости мало, чтобы сформировать большинство. По крайней мере пока. В общем, мы остаёмся при старых формах отчётности, старых видах кирас и тех же нормах сливочного масла на одного бойца. Зато экономить на бомбах больше не будем, так что весь этот многочасовой гвалт всё же не был бесполезен.

Я ласково обняла Кима и рассказала ему о визите Брена. Ему явно не понравилось, что я осталась с братом один на один, но высказываться он не стал.

— Адель, почему ты сразу не сказала, что приходил Бреур, а выслушивала мою тираду о совещании? Твои новости важнее!