Я сам однажды принимал участие в такой казни. Это было в городе Моллар на севере герцогства. На третий год моего правления.
Мужа и жену обвиняли в убийстве десяти детей. Они похищали малышей и измывались над бедными. Одному ребенку удалось бежать, и он рассказал все. Когда стражники ворвались в дом этих монстров, супруги пытались избавиться от тел спешно убитых детей. Начальник стражи едва удержал своих подчиненных от немедленной расправы над чудовищами.
А потом была казнь через отрубание головы. Ее применяли редко и только к таким нелюдям. Но даже им давали шанс на покаяние. Однако маг, разговаривавший с приговоренными, вышел из камеры и сказал:
— Они не раскаиваются. Души их погрязли во зле.
И тогда была произнесено магическое заклинание.
— Окаянная душа! — звучно произносил маг и помавал руками в воздухе. — Как камень, брошенный в реку. Как олень, ступивший в болото. Как град, оброненный тучей. Как птица с перебитым крылом. Да упадешь ты на дно бездонной пропасти! Где и останешься вечно лежать в забвении. Проклятая людьми, драконами, ведьмами и богами. Нет тебе пути назад в наш мир. Нет тебе пути ни на солнце, ни на луну, ни на небо. Вечное проклятие окаянной душе!
Как же я мог забыть это? Почему не вспомнил? Но, получается, что люди издревле знали, что делали? И проклятые души действительно падали на дно той глубокой пропасти? А боги построили из них мост? Так это? Но наверняка я не мог знать. Даже если так, то зачем из окаянных душ создали мост? Что за… Нет, бросать бранные слова в сторону богов неосмотрительно.
— Будь осторожен, сын, — говорил мне отец. — Слово как ветер. Полетит, и не знаешь, где очутится. Может овеять потное лицо пахаря в зной и освежить душную комнату. А может и нагнать тучу с градом или перенести заразу. Не бросай опрометчивых слов!
Тина во сне застонала, и душу снова полоснула боль. Я наклонился над девушкой, вглядываясь в дорогие черты.
— Все хорошо, моя девочка, — ласково прошептал я ей. — Ты в безопасности. Я рядом.
И она улыбнулась во сне, словно услышав меня. Вздохнула, и ее лицо расслабилось. Я подождал еще пару минут, но она крепко спала.
Тогда я вышел из камеры, захватив полотенце и чистую одежду. Здесь, в подземелье, еще мой дед приказал оборудовать ванну и отхожее место. Даже к пленникам тюремщик должен быть милосердным. Не говоря о том, что и тюремщикам нужны элементарные бытовые удобства.
Мылся я быстро, ни на секунду не забывая о бедной больной Тине. И торопливо вернулся назад. Но она безмятежно спала, и ее рука под тяжестью железной цепи свешивалась с кровати. Я лег рядом с Тиной. Девочка, словно почувствовав мое присутствие, всхлипнула и потянулась ко мне. Даже во сне ее мучают, с горечью подумал я. Осторожно приподнял ведьму, обнял и прижал к себе. Она доверчиво положила голову мне на плечо. Но не проснулась.
Меня раздирали отчаянье и боль. Неужели Тина тоже умрет? Или для нее есть шанс на спасение?
Предыдущие ведьмы возвращались из тени уже безумными и больными. Не помнящими ни себя, ни нас с магом. Жерар не сразу заподозрил, что в них подселенцы.
Первая ведьма была одержима, но мы не поняли этого. Эмельта металась в горячке, стонала и выкрикивала что-то разными голосами. Бранилась и спорила сама с собой. Потом умерла.
Пока я метался по герцогству вне себя от нашего провала и своей вины, Жерар копался в разных книгах. Предположил, что в тело ведьмы вселились какие-то духи и показал мне медный кувшин. Я не пытал виконта, как ему удалось достать такой редкий артефакт.
Маврина явилась из тени тоже беспамятной. И маг высосал из нее подселенцев. Она так же, как и Тина, заснула. Я оставил ее — как я тогда думал — спасенной. Но на следующее утро, когда я спустился в подземелье, ведьма снова металась в муках на постели. Жерар не понимал, в чем дело. Возможно, душа ведьмы была отравлена долгим пребыванием в ней монстров. И не могла уже восстановиться.
Мадлен… Она была храброй и благородной. Ее гибель легла мне на сердце особенно тяжким грузом. Я рассказал ей всю правду, но она согласилась пойти в тень. Чтобы вернуться оттуда умирающей. И снова Жерар вынул из ее тела подселенцев. И снова это не помогло. Временное облегчение, но на следующий день ведьма снова была больна. И умерла, не приходя в сознание.
— Будь ты проклят! — сказала она тогда мне.
А потом, придя призраком, отреклась от своих слов. Но разве я не чувствовал себя ее убийцей? Пусть и невольным. А Тина…
Я прикоснулся губами к прохладному лбу моей девочки и застонал. Как я вообще смогу пережить ее смерть? Нет, пережить-то я смогу, но вот жить после этого…
Она доверчиво спала в моих руках. Так же, как доверчиво пошла со мной в тень. Нет, не она, это я повел ее на смерть. Это я сгубил маленькую ведьму. Я впустил в ее светлую душу кромешный мрак. Я сжал руку в кулак, так что стало больно. Но может, еще не поздно? Может, беда минует Тину?
Предыдущие ведьмы блуждали в тени гораздо дольше. И возвращались почти без жизненных сил. Тогда как Тина вернулась в полном сознании. И здоровой. Может, зараза еще не успела пропитать ее тело? Может, магический плащ хоть немного отразил атаку зла?
— Борись, маленькая ведьма! — шепнул я с отчаяньем спящей девушке. — Ты должна победить! Ты обязана победить! Я буду рядом. Я буду рядом с тобой до самого конца, когда бы он ни наступил.
Сердце снова полоснула боль при мысли, что Тина умрет на моих руках. Я сжал зубы, подавляя стон. Если Тине суждено… да, если ей суждено умереть, то я буду с ней до самой последней секунды. И пусть мир подождет! Да, мир, за который платила цену жизни эта чудесная девушка, обязан ждать! И быть ей благодарен. Мы не дошли с ней до конца. Видимо, предыдущие ведьмы, как и мы с Тиной, не смогли преодолеть Мост Окаянных Душ. Но я-то теперь все знал! И в следующий раз… Горло сдавил спазм при мысли, что мне придется дойти путь в тени до конца. С Тиной или без.
— Нет, только не умирай! — прошептал я ей. — Ты мне так нужна!
Только сейчас я понял, как она мне нужна. Жизнь без моей ведьмы теперь казалась мне бескрайней безжизненной тенью. Вот что отличает мир богов от мира людей. Пусть мы и смертны, но наша жизнь полней их стократ. Мы чувствуем, мы любим, мы страдаем. А они…
— Боги! Не дайте ей умереть! — взмолился.
Как редко я обращался к ним раньше. И как часто взывал в последнее время. В этот раз я мысленно встал перед богами на колени. Я, герцог Нура, дракон Северин, впервые готов был унижаться перед ними. Ради женщины. Но не простой женщины, а той, что последнее время стала мне дороже всего.
Тина пошевелилась в моих объятьях, попыталась освободиться, и я дал ей перевернуться на другой бок. Сам тоже лег на бок и уткнулся в ее пахнущие летом волосы. В тусклом свете очага и свечей они казались растаявшим золотом, растекшимся по подушке. Рыженькая моя, с нежностью подумал я и погладил ведьму по голове.
Она вздохнула во сне, словно с облегчением, и мне тоже стало легче на сердце. Надежда наконец расправила обугленные отчаяньем крылья. Только держись, любовь моя! Только держись! Переживи эту бесконечную черную ночь! Утром на заре ты будешь спасена, я чувствую это! Держись! Ради себя! Ради меня! Ради мира, которому ты нужна, как воздух! Держись!
Я осторожно обнял Тину, стараясь положить руку так, чтобы она не была ей обременительна, и сам не заметил, как провалился в сон.
Проснулся я от ощущения пустоты. Пошарил руками, не нащупал девушки и вскочил в испуге. И тут же выдохнул с облегчением. На фоне едва тлеющих угольков очага вырисовывалась сидящая, сиротливо съежившаяся фигурка. Я зажег огонь в ладони. Тина резко обернулась. Отблески огня испуганно заметались в широко раскрытых глазах. Но почти тут же в них показалось облегчение.
— Север! — выдохнула она.
Я увидел блестящие дорожки от слез на ее лице, но не стал ни о чем спрашивать. Мне и так была понятна причина ее грусти.
— Как ты себя чувствуешь?
