Вор без имени (СИ) - Соломенный Илья

Я не помнил ничего, и не знал, что есть норма, а что нет — но почему-то именно это зрелище меня сильно удивило.

И не просто удивило — поразило настолько, что я на некоторое время совсем забыл обо всём остальном. И лишь ущипнувший ногу краб вывел меня из молчаливого созерцания.

— Ай!

Мелкая сволочь засеменила прочь, а я зашагал к пристани.

Что мне теперь делать? Куда идти?..

— Надо сосредоточиться на проблемах… На текущих задачах, — бормотал я себе под нос, — Узнать, что это за место. Обработать раны. Не попасться этим… Солдафонам. Поесть. Поспать…

С трудом передвигая ногами, я добрёл до пирса и по каменной лестнице поднялся на него.

Я оказался на самой окраине порта — довольно пустынной. На восток тянулась длинная, насколько хватало взгляда, улица, затянутая лёгким туманом.

Со стороны воды она была усеяна пирсами, с другой — каменными и деревянными зданиями. Фонари на столбах качались на ветру, их свет дрожал, и был каким-то неестественным… Приглядевшись, я увидел, что за мутными стёклами мерцают какие-то кристаллы.

Я побрёл по улице.

Тусклые пятна света освещали грязные камни мостовой, покрытые трещинами, местами скользкие от водорослей. Между домов валялся мусор — обрывки верёвок, разбитые ящики, и даже кости какого-то большого животного… Кое-где виднелись следы крови, уже запекшейся, чёрной.

Похоже, этот порт — место не из безопасных… Уж не из него ли меня забрали те орки-морячки?

Народу здесь, несмотря на ранний час, хватало. Моряки, разодетые в короткие матерчатые штаны и простые рубахи, в сапогах (чему я сейчас сильно завидовал!) загружали и разгружали большие лодки, которые курсировали от берега к кораблям, и обратно. Часть людей таскала грузы к каким-то складам, часть закидывала их в телеги, запряжённые здоровенными ящерицами.

Это тоже показалось мне чем-то необычным. Я встал, как вкопанный, неподалёку от одного из причалов, уставившись на невозмутимую, метра три длиной и полтора высотой, ящерицу, запряжённую в здоровенную телегу.

И не сразу заметил, как ко мне направился один из рабочих, грузивших её.

— Пшёл атсяда, рвань! — рявкнул он, обнажив гнилые пеньки зубов и взмахнув массивным кулачищем, — Навочик ля! Пшёл, ска, пка не пршиб!

Его лицо выражало такую злость, что я на секунду опешил, а затем, поняв, что он сейчас меня ударит — рванул оттуда, как только мог!

Пробегая мимо какого-то здания — по виду, портовой таверны — услышал, громкие голоса, смех, пение, звон кружек. Изнутри пахнуло жареной рыбой, но я… Не решился зайти внутрь.

Я выглядел, как оборванец, у меня не было денег — а жалостью тут никого не проймёшь, это я уже прекрасно понял. И воспоминания об орках, которые хотели продать меня в рабство, были слишком свежи, чтобы я оставался наивным…

Это место опасно для такого как я.

Беззащитного…

Но делать что-то было нужно — голова кружилась, перед глазами всё расплывалось. Правый глаз почти не видел, он распух и горел огнём. Я провёл рукой по лицу, стирая пот и кровь, и почувствовал, как грязь липнет к коже. А ещё вдруг понял, что сил у меня почти не осталось…

Отдохнуть… Мне было нужно отдохнуть.

Но где?

Я наугад свернул на одну из улиц, не желая оставаться на потихоньку заполняющейся народом причальной улице. Пройдя по ней пару сотен метров, увидел у каких-то ворот здоровенную бадью с водой.

Заглянув в неё, увидел разбитое лицо обычного четырнадцатилетнего мальчишки — с тёмно-каштановыми волосами, широким подбородком и чуть оттопыренными ушами.

Озираясь, убедился, что вода относительно чистая — и наспех промыл раны на руках, теле и на лице. Ноги тоже сполоснул — но за воротами кто-то появился, и я тут же свалил подальше.

Главное, не заплутать и не нарваться на каких-нибудь типов, как те, которые отобрали у меня гитару…

При воспоминании о ней, я почувствовал ярость. Найду сволочей — вздрючу по полной!

Выдохнув сквозь сжатые зубы, я заприметил у одного из деревянных домов старую приставную лестницу, ведущую на крышу.

Хм… Крыша — это лучше, чем на земле, в грязи.

Рассохшиеся ступени заскрипели под моим весом, но выдержали — и я продолжил подниматься. Каждое движение отзывалось болью в боку, но я лез и лез…

Наверху оказалось пыльно, и почти пусто. Сквозь жестяную крышу местами просвечивало небо. Пол был выстлан грубыми досками, на другом конце крыши было кругом навалено старое, вонючее тряпьё вперемешку с вязанками какого-то хвороста, а в углу, за выступом стены, разделяющей чердак на две части, и стальной, чуть тёплой трубой, нашлась ниша, за которой валялись несколько деревянных ящиков и мешок, набитый соломой.

— Сойдёт в качестве подушки…

Здесь было достаточно тихо, приглушённый шум просыпающегося порта доносился снизу — но не настолько, чтобы помешать мне мгновенно уснуть…

Проснулся я в середине дня, в не самых приятных ощущениях.

Боль во всём теле, посаженные в колени и ладони занозы от грубых досок, заплывший глаз, и судорожно сжимающийся от голода живот — вот, что меня разбудило. Ещё и знобило — не иначе, как давал о себе знать заплыв в холодных водах залива.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — выругался я сквозь зубы, и кое-как сел, привалившись к шершавой кирпичной трубе.

Со всех сторон снаружи доносились звуки — крики людей и чаек, скрипы снастей, шум повозок, ветра, какой-то грохот, визги…

Мне не хотелось делать ничего. Хотелось просто лечь и сдохнуть — так хреново я себя чувствовал…

Но разум, который оставался единственным, что удерживало меня от полного раздрая, намекал, что бездействием я ничего хорошего не дождусь. Максимум — загнусь от какой-нибудь загноившейся раны, или голода.

— Еда! — прохрипел я, — Надо найти еды… Всё остальное — потом.

Осторожно выглянув с чердака и не обнаружив в проулке никого, я спустился по лестнице. Рёбра нещадно ныли, правый глаз вообще ничего не видел — но я всё-таки переборол страх, и поковылял к ближайшей улице. Может, тут есть какой-нибудь колодец, чтобы напиться для начала…

На улице, на которую я вывернул из проулка, жизнь кипела вовсю. Тут сновали люди, гномы, эльфы и полуэльфы, гоблины, от которых я старался держаться подальше, но которые не выказывали ко мне никакой агрессии, по воздуху плавали какие-то крылатые создания ростом не больше метра, похожие на фей переростков, а ещё я был готов поклясться, что видел, как колдун в балахоне вёл за собой на привязи сразу трёх зомби!

Я знал, кто есть кто… Может, это значит, что память потеряна не полностью?

Улица была широкой, с кучей каких-то лавочек, вывесок на незнакомом мне языке, складов, в которые и из которых постоянно выезжали загруженные телеги, запряжённые уже знакомыми мне ящерицами-переростками и обычными лошадьми. У домов располагались и наспех сколоченные деревянные киоски, туда-сюда катались разного размера двухколёсные тележки с какой-то уличной едой, разными безделушками, украшениями, тарелками, кружками и кувшинами, ракушками, и даже ножами и саблями.

В толпе кто-то постоянно ругался, смеялся, громко спорил…

У меня от всего этого голова пошла кругом — хотя, может, дело было в голоде. Я даже не понимал, сколько времени прошло с того момента, когда я ел в последний раз…

Увидев добродушного толстяка в высоком цилиндре и замызганном фартуке, стоящего на углу здания за тележкой, на которой расположились какие-то крендели, я решил попытать счастья.

— Уважаемый, — прохрипел я, осторожно подходя ближе, — Простите за беспокойство… Я не ел уже три дня… Не могли бы вы…

Дубинка, которую толстяк сорвал с пояса, мелькнула в воздухе так стремительно, что я едва успел увернуться от удара по плечу, и отскочить назад.

— Можно было просто сказать «нет»! — прорычал я, пятясь от злобно ухмыляющегося торговца.

Следующие несколько попыток выпросить еды также ни к чему не привели. Ну, точнее, привели к похожим результатам.