Поглубже!
Без сожаления.
В этот момент я почувствовала, словно освободилась.
Все это перекочевало в ящик стола, чтобы не напоминать мне о прошлом.
— Все, …эм… Дита, — тряхнула я себя. — Успокойся! Что сделано — то сделано. И не вздумай думать о возвращении! Ты че? Рехнулась возвращаться туда, где тебя муж прибил к камину! Видимо, в этом мире прибивать жену к камину — это семейная традиция. Надо запомнить — вдруг однажды спросят на балу?
Теперь надо привыкать к новому имени, к новому месту, к новой работе.
Заметив зеркало, я подошла к нему и посмотрела на свое отражение, чтобы запомнить себя. Запомнить ту, которую прибили гвоздем к камину.
Зрелище было не для слабонервных.
Платье в крови, дырка в ухе, от прически не остались воспоминания, глаза красные от слез. Но зато макияж не потёк. Молодец, Дита. Ты выглядишь как элегантный кошмар!
Я открыла маленькую дверцу и увидела удобства, тут же включив горячую воду.
Тёплый воздух маленькой ванной обволок меня, как прощение за все пережитое.
Но когда я сняла платье — увидела кровь на воротнике.
Не только в ухе.
На ладони — от ножичка.
Мне хотелось смыть с себя сегодняшний позор. Смыть с себя боль. Еще бы хорошо было бы смыть с себя сомнения и обиду. Но с ними будет не так просто.
Я опустилась в воду и почувствовала тишину.
Каждой клеточкой своего тела.
Но всего на миг.
Я вынырнула и снова услышала смех. Только теперь уже снизу.
Женский томный всхлип.
Мужской голос — низкий, почти ласковый:
«...А ты всё ещё думаешь, что я насытился?»
Глава 10
Я закрыла глаза, пытаясь прогнать воспоминание о том, что видела за дверью.
Сжала гвоздь под водой.
Холодный. Острый. Настоящий.
Обтеревшись серым полотенцем, я сделала на голове чалму и улеглась в постель, чтобы согреться под одеялами.
Меня мгновенно выключило.
Мне снилось, что я дома, лежу в роскошной кровати, думаю, как еще можно украсить поместье к новому году, переживаю, хватит ли игрушек, или придется посылать кого-то из слуг в лавку?
Проснулась я утром в пустоте и зябком холоде.
Никаких рождественских носков на камине.
Никакого запаха корицы. Никакого: «Доброе утро, мадам! Завтрак готов!».
Только гвоздь в кармане — и память о том, что счастье было ненастоящим.
Зябко поёжившись, я вылезла из-под одеяла, осматривая комнату. Завернувшись в одеяло, я подошла к окну, как вдруг увидела своё поместье.
Оно было как на ладони. На противоположной стороне улицы слева. Если встать возле зеркала, то его отчётливо видно. Можно сказать, что оно почти напротив.
Я удивилась. Вчера путь казался мне бесконечным. Но сейчас я видела, что тут рукой подать.
К моему старому поместью подъехала карета и остановилась.
На улицу высыпали слуги.
И тут я увидела своего мужа, который быстро вышел, отдал какие-то распоряжения, а потом снова сел в карету.
И вдруг я поняла: он ищет меня.
Но теперь у меня есть гвоздь.
И имя — Дита.
А значит, он не найдёт ту, кем я была.
Я встала на цыпочки, чтобы разглядеть, куда направится мой муж, но не успела.
Меня отвлек стук в дверь.
— Я принёс вам платье и бельё, — послышался голос мистера Герберна на пороге. — А вот и ваш список обязанностей. Теперь вы старшая над горничными и… У вас есть особое задание. Вы увидите в конце списка.
Я приняла всё из рук дворецкого, поблагодарила и закрыла за ним дверь.
Сейчас мне больше всего на свете хотелось стряхнуть с себя пыль, скинуть маску аристократки и идеальной жены.
Я снова хотела быть собой!
Но вдруг стало страшно.
А вдруг я потеряла прежнюю себя?
Потеряла среди кружев и бриллиантов, среди чайных сервизов и хороших манер?
Вдруг я настолько убедила себя в том, что я леди, что не смогу снова стать той, которая готова бороться за место под солнцем?
Темно-синее платье выглядело уныло, словно в нём еще недавно плакала старая дева, вспоминая, сколько раз она могла предаться пороку, любви и страсти, и… не предалась. Дура!
Я быстро надела бельё, радуясь, что у меня теперь есть сменное, и стала облачаться в платье.
В новом платье я подошла к зеркалу, глядя на свою скорбную бледность.
Опять роль! Вежливой, холодной, жадной старой девы — экономки.
— Ну что ж, — прокашлялась я, вспоминая старых экономок. — Думаю, что с ролью я справлюсь! Брюзжать, кривить губы и считать деньги я умею.
Попытка себя рассмешить привела лишь к тому, что уголки моих губ едва заметно дрогнули.
Я соорудила на голове самую строгую и скучную из всех причёсок, стараясь прикрыть больное ухо.
— О боже, — прошептала я, глядя на коросту на покрасневшем ухе. — Какой ужас…
Глава 11
Но я тут же скрыла это волосами.
Обувшись в черные туфли и поправив черные шерстяные чулки, я одернула белые манжеты — единственное украшение этого платья — и расправила плечи.
— Невротрепательница-домомучительница готова к работе, — прокашлялась я, стараясь придать своему голосу вес, а лицу такое выражение, словно я за лорнором под карету брошусь.
Список!
Да!
Чуть не забыла!
— Что у нас по списку? — спросила я, беря со столика небольшой список и читая внимательно каждый пункт. — Взять книги расходов из кабинета генерала. С этого момента их ведете вы. Внести в книги расходов… Ага, вижу… Ого! Мама дорогая!
Я даже присела на скрипучий стульчик, глядя на расходы генерала. Не то чтобы меня жаба душила за чужие деньги… А нет! Все-таки душила!
Расправив платье, я с выражением лица, словно только что вернулась с похорон молодости, направилась в кабинет генерала.
Осталось спросить у слуг, где этот кабинет.
Первое, на что я обратила внимание, спустившись в коридор, это на тишину.
Слуги ходили тихо, как мыши. При мне горничная прошла так, словно только что украла.
— Простите, — полушепотом обратилась я к ней. — А где здесь кабинет генерала?
— Дальше по коридору. Предпоследняя дверь, — прошептала она, скрываясь бесшумно в одной из комнат со стопкой свежего белья.
Дом вымер. Я чувствовала эту тишину, которая меня почему-то смущала.
Я подошла к двери.
К той самой, которая вчера была приоткрыта.
Прислушалась.
За дверью тишина.
Не долго думая, я открыла ее.
На полу лежали рваные женские панталоны. Чуть дальше валялся перевернутый бокал.
Его содержимое впиталось в ковер.
Дальше на полу алел, словно пятно крови, алый мундир со сверкающими орденами. И еще одни панталоны. Женские.
Женский чулок висел на люстре.
Туфелька с бантом валялась среди гармошки ковра.
Я шла осторожно, поглядывая на прикрытую дверь спальни.
Огромные карты висели на стене — с пометками, линиями, крестами у границ. Не украшение. Карты боевых действий.
На столе ровными стопками лежали документы. А вдали стоял огромный шкаф, в котором книги стояли аккуратно. Корешок к корешку.
Странно.
Везде такой бардак, зато в документах и на столе — идеальный порядок.
Парадокс!
Я направилась к шкафу, стараясь не нарушать тишину.
Открыв стеклянную дверцу, я пробежала пальцем по корешкам книг.
