Сопротивление (СИ) - Осадчук Алексей

Хм… Об этом мне Бертран не рассказывал. Тихушник. Хотя на него это не похоже, и я, скорее всего, зря на него наговариваю. Может, он и рассказывал, но только Максу. Я-то ведь появился в этом мире намного позднее.

М-да… Мамаша Макса в своем репертуаре. Да и дед тоже хорош. Мог бы и отложить на пару месяцев выяснения отношений с беременной дочерью.

— Понятно… — помял подбородок я и спросил: — А кто такая эта сестра Маргарита? И откуда у нее информация о моем рождении?

Исабель снова скривилась.

— Сестра Маргарита, — тяжело вздохнув, сказал она. — Это жена твоего отца, графиня Маргарита де Грамон, которую твой дядя Генрих де Грамон отправил в обитель Пресветлой после ареста Фердинанда и твоих братьев.

Мои брови непроизвольно поползли вверх. Мало мне было тайн и секретов, так еще подвезли… Надеюсь, моему вечно скучающему благодетелю сейчас там весело?

— Вот оно как… — пробормотал я.

— Аделина говорит правду — отец ездил в обитель и встречался с Маргаритой, — сказала Исабель, слегка закатывая глаза и покачивая головой. — И та подтвердила его подозрения. Правда, ей ничего не было известно о семье мальчика, которого, якобы, подложили вместо умершей дочери Анны.

Вот так поворот. Это все правда или выдумки спятивших на своей мести двух умалишенных и одного мертвеца — пока рано говорить. В любом случае, надо проверить эту информацию.

Заодно и проверить, является ли Макс сыном Фердинанда. Хотя здесь у меня почти стопроцентная уверенность в родстве Макса с Грамонами. Достаточно взглянуть на нас с Валери, и всякие сомнения исчезают сами собой.

Да и кроме внешнего сходства есть некоторые общие черты в рисунке наших энергосистем. Вернее, они когда-то были, до того, как золотой паразит и я сам полностью модифицировали всю энергосистему доставшегося мне тела.

— Я тоже с ней встречалась… — произнесла Исабель. Своего откровенного скепсиса она не скрывала. — Хотела проверить все лично.

— И как впечатления? — спросил я.

— Рассудок этой бедной женщины уже давно помутнен, — ответила Исабель. — Она не смогла справиться с горем утраты. Впрочем, иногда ее недуг отступает, и у нее появляются проблески прежнего сознания.

— Значит…

— Макс, — хмыкнула Исабель и, покачав головой, посмотрела на меня, как на несмышленыша. — Все эти речи могут значить только одно — графиня де Грамон, а ныне сестра Маргарита, увидев единомышленницу в моей сестре, в короткие моменты прозрения просто пытается мстить тебе за измены своего мужа. Поверь мне, тебе не о чем беспокоиться.

Затем Исабель как–то тепло и по-доброму улыбнулась и, легонько хлопнув меня по ладони, произнесла:

— Знаешь, что я тебе скажу… Раньше, если вспомнить того прежнего Макса, который рос практически у меня на глазах, я наверное бы обрадовалась этим сплетням. Но после того, как ты вернулся из Абвиля, я увидела совершенно другого человека. Поэтому, даже если вдруг я когда-нибудь узнаю, что те сплетни о твоем рождении правдивы, для меня ты все равно останешься моим племянником, который всегда заботился об этой семье, несмотря на то, что она тебя никогда не принимала как своего. И еще… Я знаю, что ты скоро отправишься на войну. Помни, что в этом доме есть по крайней мере два человека, которые будут ежедневно просить богов о том, чтобы они отвели от тебя беду…

— Ваша светлость, — с легким поклоном поприветствовал я герцога де Клермона, который встречал меня на пороге своего загородного дворца. — Благодарю вас за приглашение.

— А я вас, мессир, за то, что откликнулись на него, — как всегда, сдержанно улыбнулся маршал и, кивая на пустынный сад, добавил: — И прошу простить за этот аскетизм. Без супруги дом впал в спячку, словно старый медведь. Да и я здесь бываю довольно редко. Завтра с рассветом снова в путь. Добро пожаловать!

Последовав приглашающему жесту герцога, я переступил порог.

Пока мы шли по дому, я с интересом разглядывал его обстановку. Невзирая на слова герцога, внутри дворца был идеальный порядок — слуги знали свое дело на отлично.

Невольно мы задержались в галерее, на стенах которой висело несколько десятков портретов родственников как герцога, так и герцогини. Что, кстати, многое мне сказало об их отношениях — эти двое как минимум уважают друг друга.

Почему я так решил? Все просто. В соответствии с местными негласными правилами в главной портретной галерее главы дома должны висеть портреты только его предков. Древние отцы основатели считали, что жена, переходя в род мужа, должна полностью отринуть прошлое и стать неотъемлемой частью новой семьи. Интересы мужа отныне — ее интересы.

Хех… Казалось бы, все у них здесь строго, но, когда, например, у мужа возникают какие-то проблемы, он не стесняется обращаться за помощью к родичам жены, которых, по идее, она должна была отринуть. И таких нюансов воз и маленькая тележка. Двуликая мера во всей своей красе.

В общем, изображения своих родственников супруга может повесить только в своих личных покоях. Даже тетушка Макса, герцогиня дю Белле, давно будучи вдовой, неукоснительно следовала этому неписанному закону. Ни одного нарисованного лица Грамонов в портретной галерее ее дворца я не увидел.

А здесь же все было иначе. Родственники обоих супругов висели вперемешку друг с другом. Мне даже на мгновение показалось, что лица стариков на холстах как из одного рода, так и другого смотрят на это безобразие с укоризной.

Единственная картина, которая висела особняком на самом видном месте, это парный портрет, на котором были изображены двое молодых людей. Красивая девушка, сидящая в кресле, и высокий стройный парень, стоящий рядом и положивший правую ладонь ей на плечо. Неизвестный художник особо уделил внимание массивному золотому перстню с большим рубином на указательном пальце юноши. Оно было прорисовано довольно детально.

Парню и девушке примерно по восемнадцать. Белокурые, голубоглазые, красивые и веселые. В чертах лиц обоих просматривается сходство с герцогом и герцогиней. Парень очень похож на Эдуарда. Если бы ранее не увидел портрет молодого герцога, то подумал бы, что это он на картине. Вероятно, с сестрой близняшкой.

— Наши дети, — с грустью в голосе произнес Эдуард, заметив мой интерес к картине. — Кристина и Готье. Работа Лорианны Микелле. Как вы уже наверняка могли понять, этот парный портрет — некий отблеск несбыточной мечты, воплощенный кистью художницы.

Понимаю. Готье родился спустя год после смерти Кристины. И погиб несколько лет назад, защищая короля.

А вслух я произнес:

— Искренне соболезную вашей утрате. Особенно меня тяготит мысль о том, что действия моего отца и моих братьев послужили причиной гибели вашего сына.

— Благодарю вас, мессир, — кивнул Эдуард. — Но, как я уже говорил ранее, бремя ответственности за смерть Готье не лежит на вас. Скажу больше, лично вы неоднократно доказали своими поступками, что являетесь другом этой семьи, а не врагом. Пройдемте?

Я ответил учтивым поклоном и проследовал за хозяином дома. Уже у самой двери, сквозь проем которой виднелся малый каминный зал дворца, я на мгновение замер.

Меня привлек еще один портрет, который висел справа на стене и с которого на меня с хитрым прищуром смотрел черноволосый мужчина в золотой короне и коротким скипетром в правой руке. Его наряд и доспехи были в моде лет эдак четыреста или пятьсот назад.

Может быть, я и прошел бы мимо этого портрета, но меня привлекли сразу несколько деталей. Я даже сперва не поверил своим глазам. Мне стоило труда сохранять спокойствие. Легкое любопытство во взгляде, не более.

Но на самом деле, я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не завалить герцога де Клермона вопросами. Ведь почти все вещи, которые были на этом черноволосом мужчине с портрета, были мне знакомы. И не просто знакомы — мне даже довелось держать их в руках.

Корона и скипетр были найдены мной в тайнике Лисьей норы. Сейчас они в моей марке, равно как и остальные сокровища Роберта де Клермона. Лисий амулет на картине — тот самый, что висит сейчас у меня на груди под сюртуком. Ну и как финальный штрих — доспех из синей стали, точь-в-точь такой же, как я нашел в подземном храме. Сомнений быть не могло — на меня с портрета смотрел ауринг.