Хозяин теней 6 (СИ) - Демина Карина

— У больных? — предположил я.

— Именно. Особенно, если болезнь давняя и долгая, она истощает тело и защита его слабеет. Тогда и жизненную силу вытянуть проще.

— Дядя болеет давно, — Яр стоял у изголовья, не сводя с дяди напряжённого взгляда.

— Вы не совсем правы, — Николя отступил. — Танечка, надо приставить к нему кого-то из девочек. Пусть посидят, присмотрят. И как очнётся, надо будет накормить. Не переживайте, девочки у нас хорошие.

Яр нахмурился, кажется, припомнив другую хорошую девочку.

— Если не верить совсем никому, — сказал я, — этак и свихнуться недолго. Хочешь, потом сам приходи и сиди.

— Да. Я…

— Или пусть твой дядька пришлёт кого из своих, кому верит.

— Да, пожалуй… — он выдохнул. — Просто вот… просто… мы ж ей верили. Она… а теперь вот…

И не только в вере дело было. Она ему нравилась. Такая светлая, такая добрая, заботливая, истинный ангел. А у него самый тот возраст, чтобы влюбиться.

Почему бы и не в ангела?

Надеюсь, только, что это не всерьёз. А в остальном — справится.

— Вы сказали, что я не прав, — Яр переключил внимание на Николя. — В чём? Он ведь был ранен.

— Был, — согласился Николя. — Но ранение — это не совсем то же самое, что болезнь. Ваш дядя… позвольте?

И не дожидаясь разрешения, коснулся висков.

— Да… ваш дядя действительно пострадал. И весьма сильно. Полагаю, что мозг получил повреждения, но… вам повезло.

— В чём?

— Это были не те повреждения, которые вовсе не совместимы с жизнью. Но не думаю, что это стоит обсуждать здесь. Танечка?

— Идите, я присмотрю. А вы вон, чаю попейте, — она устроилась на стуле, глянув с насмешкой. — И передай, пожалуйста, Любочке, что я её жду.

Николя кивнул.

И указал на дверь.

Чай пили тут же, во флигеле, в дальней комнате, которую, пожалуй, и обустраивали, как комнату для персонала. Здесь и телефон имелся, и столы, и шкафы, пока ещё пустые. Ну и самовар само собою.

— Минутку, — Николя подошёл к телефону. — Я вызову Любочку, а вы располагайтесь.

Комната была не так и велика, но худо-бедно все влезли.

— А… извините… можно я потом в госпиталь схожу? — поднял руку Елизар. — Мне просто очень интересно. Я… я учился, но это больше теория. А практические знания — это ведь другое. Я не буду мешать. Только взглянуть хочу.

— Безусловно, — Николя улыбнулся. — Теория и практика порой весьма различаются. И буду рад принимать юного коллегу, правда… если вам разрешат.

Пауза повисла в воздухе.

Ну да, репутация у Николя не та, которая в карьере поможет. Впрочем, он сам и заговорил, не дождавшись ответа:

— Мозг — структура с одной стороны крайне хрупкая, с другой — имеющая невероятный запас прочности. Он состоит из огромного количества клеток, каждая из которых связана со многими другими. И число этих связей стремиться к бесконечности. Так считал мой наставник. Он же и полагал, что именно благодаря этим связям, у мозга и имеются резервы.

Слушали его внимательно.

Даже я.

— До него считалось, что любые повреждения мозга необратимы. Специфика нервной ткани такова, что она слабо воспринимает нашу силу, да и реагирует на неё крайне нестандартно. Скажем, я могу подвигнуть организм зарастить раны, восстановить клетки кожи, мышцы. Ускорить срастание переломов. Остановить кровотечение или восстановить сосуды. Но когда речь заходит о мозге, это всё оказывается бесполезно. Мой наставник полагал, что каждый участок мозга за что-то отвечает. И потому при ранениях важно не столько то, как глубоко это повреждение, сколько то, какие участки задеты. К примеру, в его практике был человек, в которого стреляли. И пуля прошла через левый висок и вышла у правого глаза.[2]

Что-то мне даже слушать про такое было больно.

— Человек не только выжил, но и остался на службе, сделав при том неплохую карьеру. Известны случаи, когда выживали после удара саблей или шашкой, когда сносили часть головы. Когда человек падал на гвоздь и тот входил в мозг. Или вот, что удивительно, человек даже выжил после того, как железный лом пробил насквозь его голову.[3]

Орлов поёжился. А меня, честно говоря, замутило. Всё-таки целители — люди своеобразные. Жуть же рассказывает, но вдохновенно, отчего мурашки по спине бегут.

— В то же время известны и другие случаи, когда малейшее повреждение мозга, даже такое, которое оставляет череп целым, приводит к немедленной смерти, — продолжил Николя. — И между этими двумя крайностями есть огромное количество случаев. Где-то пациент после травмы головы утрачивал способность видеть…

Как я.

— … хотя глаза его оставались целыми. Где-то раны оборачивались глухотой, немотой или неспособностью говорить внятно. К счастью, сейчас наука продвинулась в этом направлении. Мой наставник сам составлял неврологическую карту, которая позволяла бы оценить возможные последствия травм или же, напротив, установить наличие этой травмы по косвенным признакам. Извините, я немного увлёкся. Так вот, ваш дядя, конечно, пострадал. И сильно. Однако он не умер. Более того, он сохранил нормальную подвижность тела. Зрение. Слух. Речь?

— Он… иногда говорит, но не понятно, что.

— То есть, способность произносить звуки. Савелий, я вижу твой вопрос, но это разные случаи. Пусть похожие, но разные. У Демидовых явное органическое поражение без вмешательства иной стороны. Надеюсь, эта информация…

— Не тайна, — отмахнулся Яр. — Значит… но тогда почему…

— Организм сам затягивает раны. Даже такие. И более того, стремится компенсировать утрату. Наставник пытался показать, что порой одни части мозга могут брать на себя роль других. Это медленный процесс, но возможный. Даже естественный.

А вот теперь Яр и дышал-то с опаской.

— К сожалению, у меня нет медицинской карты или каких-то записей, чтобы сравнить параметры. Да и ваш дядя пока не в том состоянии, чтобы проводить тесты.

— А потом?

— Потом… потом, думаю, мы побеседуем отдельно.

Яр кивнул.

— Но я о другом. Ваш дядя был ранен. Но рана затянулась. Организм стабилизировался. Достиг нового равновесия. Он не был полностью здоров, но и нельзя было сказать, что он болен. Не так, как при чахотке или опухоли. Это не состояние постоянной борьбы, изматывающее, истощающее. Да, шло какое-то восстановление, но весьма медленно и не требуя при том огромных сил. Наставник говорил, что для подобных больных важна не столько целительская сила, ибо восстанавливать уже нечего, но занятия. Простые, порой кажущиеся глупыми со стороны, тем не менее способствующие возникновению новых связей. Скажем, он сажал перебирать горох и фасоль. Или вот лепить. Рисовать. Писать, если человек способен оказывался удерживать в руках карандаш.

Слушали все.

— Следует добавить, что организм любого одарённого изначально крепче. И запас прочности его выше. Следовательно, сугубо теоретически, и восстановление проходило бы легче…

— Дар вернулся. К дяде.

Николя кивнул.

— Это косвенно подтверждает мои слова. И в то же время сам дар также способствовал бы нормализации.

— Тогда как… что она делала?

— Не совсем она. Хотя… — Николя поморщился. — Извините, но молчать о подобном я не стану. Это… это отвратительно. Не говоря уже о том, что напрочь незаконно.

— Об этом вам лучше переговорить с дядей. Он… позже обещал подъехать. Как эта штука… почему я ничего не ощущал? И никто?

— Во-первых, эта, как вы выразились, штука, могла работать не постоянно. И скорее всего так и было. Во-вторых, для поглощения чужой силы необходим контакт и довольно близкий.

Я вспомнил, что девица сидела у постели Демидова. Стало быть, знала об этой особенности.

— В-третьих, даже если бы её использовали на вас, то однократного применения вы бы и не заметили. Вы молоды. Здоровы. Возможно, ощутили бы усталость или вот слабость, лёгкое головокружение и это при том, что действовать пришлось бы долго.

Яр задумался, потом покачал головой:

— Ничего такого не было…