Южная пустошь 7 (СИ) - Цветкова Алёна

Я по прежнему молчала. Не считала нужным говорить. Просто достала свой верный кинжал, и теперь примерялась, раздумывая, куда лучше ударить. Чтобы получить хотя бы иллюзию шанса достать амазонку…

— Конечно, ты меня понимаешь, — кивнула Илайя. Она делала вид, что не замечает, как я сжимаю оружие с привязанной к нему алой лентой. — Ты понимаешь меня лучше, чем кто-либо во всем это мире, Елина. Я уверена… Поэтому мне и легко признаться тебе… Когда я впервые увидела его… Увидела, как люди искренне радовались ему. Как он улыбался им… Мой отец никогда не улыбался своим подданным. Он говорил, что каждый из них мечтает вонзить нож в спину. Что верить никому нельзя. Что даже член твой семьи может предать. И я привыкла. Тем более вся моя жизнь говорила о том, что мой отец был прав. Ненависть — единственное настоящее чувство. А любовь, — она усмехнулась, — любовь придумали хитрецы, имеющие свои цели. Я была в этом уверена настолько, что меня даже в Лунные сестры приняли, если ты помнишь… Хотя в то время я думала, что люблю Абрегора…

Она снова замолчала, как будто бы давая мне возможность согласиться или возразить. Но я по-прежнему молчала, собирая силы для одного единственного удара.

— Я тогда возненавидела Фиодора еще больше… Я еле сдержалась, чтобы не убить… — Илайя продолжила говорить, так и не дождавшись от меня никакой реакции на ее слова. — И когда, через несколько дней, он предложил сразиться на ножах, я с радостью ухватилась за такую возможность. Ты знаешь, — усмехнулась она, — я всегда побеждала в таких схватках. Мне не было равных. Но тот бой… все изменил. Я билась в полную силу, без жалости, стремясь достать до его горла и убить. По-настоящему. Но каждая моя атака заканчивалась поражением. Я не только не смогла убить его, мне не удалось даже коснуться кончиком кинжала его одежды. А только в конце, когда он скрутил меня и повалил на снег, с радостным хохотом, крича, чтобы я признала свой проигрыш, я получила шанс вонзить нож в его спину. И уже занесла руку, чтобы нанести последний удар в своей жизни. Я же понимала, меня сразу убьют те, кто сейчас стоит вокруг нас и весело смеется, гладя, как их король снова победил…

В этот раз пауза была гораздо более длинной. Илайя ушла в себя, и, казалось не замечала, что я сделал шаг в ее сторону, приблизившись к топчану почти вплотную. Еще немного, и я ее достану…

— Но в этот самый миг я совершила роковую ошибку, — на губах амазонки появилась непривычно мягкая улыбка, — Я заглянула в его глаза. Хотела, чтобы он понял, как сильно я его ненавижу.

Она мечтательно вздохнула.

— Знаешь, что я там увидела? — Илайя тихо рассмеялась. — Не знаешь?.. Я увидела там тепло. Понимаешь? Как будто бы меня с головой окунули в счастье… Я не знаю, как это описать, Елина. И я не знаю, как ему, пережив все то, что пришлось, пережить, удалось сохранить это в себе… Я никогда не встречала такого, как он. Он настоящий… понимаешь? Настоящий. Не такой холодный, как мы с тобой. И как большинство людей вокруг. В тот миг мне стало ясно, почему все вокруг искренне любят короля Грилории. Я сама полюбила его в тот самый миг… И не смогла вонзить в него нож. И не смогу никогда. Я люблю его… Люблю того, кого всю жизнь считала своим врагом…

Я усмехнулась… Не знает она… А я знаю. У моего брата получилось остаться таким, потому что…

— Потом я поняла, — помешала мне закончить мысленную фразу Илайя, — он такой благодаря тебе. Ты забрала всю его боль, его страдания, его месть, которые могли бы превратить его в такое же чудовище, каким стала ты… И какой стала я… И я поняла, что Грегорик и Антос могли бы смотреть на мир так, же, как он. Если бы я не… — она запнулась. — Ты хочешь меня убить. Я знаю… Что же… Для нас с тобой это правильно. И я понимаю твое желание. И принимаю его… Убей меня, Елина… Закончи все… Обещаю, я не буду сопротивляться…

Она застыла, запрокинул голову и подставляя мне шею.

Мне не нужно было говорить дважды. Я не медлила ни секунды и, размахнувшись, ударила изо всех сил.

Из земляки я уходила опустошенной. Моя ярость, злость и ненависть почти испарились, оставив после себя еле заметный влажный след на самом дне моей души. Медленно накинула на плечу сброшенный у входа тулуп, забросила на плечо переметную сумку с вещами, а другой рукой обхватила тяжелый деревянный ящик с письмами…

Качнулась, делая первый шаг…

Вот и все. Пора закончить эту историю…

— Ваше величество, — меня догнал Гриха и бесцеремонно схватил за плечо, — куда ж это вы?

Я пожала плечами. Не знаю… мне все равно…

— А давайте к нам с Ирхой, а? Она будет рада… Посидим, вспомним, как оно было-то… Коль плохое забыть получилось, то хорошее то негоже забывать, а?

— Верно, — прошептала я хрипло непослушными губами и растянула застывшие и непослушные губы в улыбке. — Хорошее забывать негоже…

Грихо радостно замотал головой, забрал у меня поклажу и поволок к себе, что-то тараторя про то, как впервые увидел хмурую, не по годам серьезную, и потому смешную девчонку Ельку у палатки Смотрящего в Яснограде…

Глава 37

Зима, здесь, на северо-восточном краю Южной пустоши, начала сдавать позиции гораздо раньше, чем на привычном мне севере. Первые проталины появились еще в середине Снеженя, а к концу Проталеня снег сошел совершенно, оставив после себя черную, покрытую толстым слоем сгнившей листвы землю.

Природа не терпит пустоты, и через пару дней острые ростки молоденькой травки пробили рыхлый опад и торопливо распушили листочки, как будто бы боялись, что не успеют насладиться ярким и теплым солнцем.

Почти три месяца после ссоры с его величеством Фиодором, я так и прожила в землянке Грихи с Ирхи. Они привыкли жить большой семьей и смогли убедить меня, что я нисколько их не стесняю. А еще их землянка была собственноручно выкопана самим Грихой, по своему собственному разумению, а не по проекту Илайи. И пусть мы единственные во всем лагере тонули во время таяния снега, мне здесь было лучше, чем где-либо в другом месте.

Но самое главное, с ними мне было легко. Гриха и Ирха уехали слишком рано и не видели какой я стала. Они думали, что я такая же, как раньше. Они не понимали, как сильно я изменилась. И вели себя так же, как два десятка лет назад… И я как будто бы снова вернулась в прошлое, в то единственное время, когда была по-настоящему счастлива.

И больше не хотела ничего менять.

Тем временем жизнь в лагере шла своим чередом.

Событий было столько, что и продохнуть было некогда.

Мехмед привез тело Гирема, как и обещал, в середине зимы. Похороны короля страны, которая дала приют и надежду всем нам, прошли для меня как в тумане. Многие из тех, кто присоединился к нам, знали Гирема лично. А те кто не знали, тем не менее уважали бывшего Ночного короля Гирлории.

Антос и Идор по моей просьбе приволокли к его могиле огромный осколок скалы, обозначив последний приют первого короля Амилории. Иногда, когда мне было особенно тяжело, я приходила к скале и говорила с Гиремом. И так делала не только я. Многие приходили к Ночному королю со своими душевными терзаниями. Хотя, конечно, чаще всего я встречала там Жерена и Селесу…

Ельки, отчеканенные из магического золота, на самом деле оказались набиты заклинаниями под завязку. Только мы просчитались, когда решили, что используя монеты, Великий отец создал обширную сеть прослушки, способную добраться до каждого уголка нашего мира. Все оказалось гораздо проще и хуже, одновременно. На деньгах висели связки самых простых заклинаний, которые способен сотворить каждый ребенок в Монтийской епархии: огня и ветра.

Это логично. Вряд ли у Великого отца так много ментальных магов, способных зачаровать сотни тысяч елек. Дети же вполне способны «зарядить» по десять монеток в день на школьных занятиях в своих монастырях.

Поверх простых заклинаний наши маги обнаружили кое-что странное: кто-то наложил еще одно особенное заклинание способное активировать огненную вспышку и порыв ветра по его команде. Но не на каждую монетку, а на определенное количество одновременно. И теперь на одной ельке была всего часть цепочки магического плетения. Чтобы активация прошла успешно, надо было собрать в одном месте весь «комплект» монет. И тогда вспыхнувший пожар просто невозможно будет потушить. А магический ветер разнесет огонь во все стороны.