Князь: Попал по самые помидоры (СИ) - Фокс Гарри

Пока она сосала, я запустил руки в остатки её одежды и с силой разорвал их до конца, обнажая её стройное, бледное тело, покрытое мурашками.

— Ох, — прошептал я, проводя рукой по её спине. — Я тоже по тебе соскучился, Элиана. Гораздо больше, чем думал.

Она вдруг оторвалась от моего члена, подняла на меня взгляд. В её глазах не было ни страха, ни покорности — только ледяная, обжигающая ненависть и странная решимость.

— Однажды я рожу тебе наследника, — сурово, отчеканивая каждое слово, сказала она. — И он пойдёт на тебя войной. Он свергнет тебя.

Я рассмеялся, но в смехе не было веселья.

— Милая, к тому времени, как ты мне родишь, ты уже будешь смотреть на меня как на бога. Ты будешь молиться на меня и просить ещё одной ночи.

Я подхватил её на руки — она была удивительно лёгкой — и отнёс на импровизированное ложе. Она не сопротивлялась. Она просто легла на спину, раздвинула ноги и отвернула голову, уставившись в стену, словно принимая неизбежную казнь. В её позе была надломленная гордость и тень того самого достоинства, что когда-то делало её правительницей Штормгарда.

Я посмотрел на её киску, влажную от моих ласк и её собственного унижения. Я сжалился. Неожиданно даже для себя. Я не стал грубо рвать её. Вместо этого я опустился между её ног, аккуратно раздвинул её пальцами и медленно, очень медленно, начал входить.

Она вскрикнула — коротко, сдавленно — и вцепилась пальцами в одеяло под ней. Её тело напряглось, пытаясь сопротивляться вторжению. Я замер, давая ей привыкнуть, чувствуя, как её девственная плева разорвалась, и тёплая кровь смазала мой член. Затем я двинулся снова — глубже, но всё так же аккуратно, пока полностью не вошёл в её тугую, обжигающе горячую плоть.

Она лежала неподвижно, лишь её грудь тяжело вздымалась, а по щекам текли беззвучные слёзы. Я начал двигаться, задавая медленный, почти нежный ритм. Это было не наказание. Это было завоевание. И приговор.

Я продолжал двигаться внутри Элианы, её тело постепенно сдавалось, становясь более податливым, хоть и не добровольно. Наклонившись так, что мои губы почти касались её уха, я прошипел:

— Так почему? Почему ты подняла восстание против меня? Или это Вильгельм всё подстроил?

Она застонала, её ноги непроизвольно обвились вокруг моих бёдер.

— Ты… ты мне изменил, — выдохнула она, и в её голосе прорвалась настоящая, детская обида.

Я на мгновение замер, ошеломлённый.

— Чего? — я не поверил своим ушам. — Постой. Что? Ты из-за этого всю войну затеяла? Из-за ревности?

— Ах, да… давай уже… — она застонала снова, её бёдра сами пошли навстречу моим толчкам. — Не останавливайся…

— Нет, ответь! — я придержал её за бедра, не давая ей двигаться.

— Мне не нравится, что ты трахаешь этих! — прошипела она, её глаза, полные слёз и ярости, метнулись в сторону Лиры и Ирис. — Эту… кошку! И эту… свою ядовитую служанку! Ты должен был быть только моим! После того, как ты взял меня! После того, как унизил! Я была твоей!

Мой мозг с трудом обрабатывал эту информацию. Весь этот ужас, смерть, предательство — и всё из-за женской ревности?

— И поэтому ты хотела, чтобы меня отстрампонил этот железный урод⁈ — я в ярости вогнал в неё свой член до самых яиц, заставив её вскрикнуть от боли и неожиданного удовольствия.

— Ну… уф… так получилось… — она задыхалась, её ногти впились мне в предплечья. — Но ты… ты был бы только моим… моей игрушкой… в клетке… чтобы только я могла тебя трогать…

— Ах ты, маленькая извращенка! — проревел я, и вся моя злость, весь испуг и ярость последних дней выплеснулись наружу.

Я начал трахать её грубо, жестоко, по-настоящему наказывая. Каждый толчок был ответом за сожжённые деревни, за смерть моих людей, за тот ужас, который я испытал перед «Стрампоном 3000». Я держал её за плечи, прижимая к полу, не давая вырваться.

— Вот тебе за предательство! — я входил в неё с силой.

— Вот за мой лагерь! — ещё один жёсткий толчок.

— А это за то, что чуть не сделала из меня 3001-го! — я почти рычал, двигаясь в ней в яростном, неистовом ритме.

Элиана уже не стонала — она кричала. Но в её криках теперь было не только отчаяние, но и какая-то дикая, извращённая страсть. Её ноги сжимали меня всё плотнее, её тело отвечало на мою ярость ответными судорогами. Она приняла своё наказание, и, казалось, даже начала получать от него извращенное удовольствие. Лира и Ирис молча наблюдали за этой сценой возмездия, и на губах Лиры играла довольная, одобрительная улыбка.

Её тело внезапно напряглось подо мной, изгибаясь в дугу. Стоны перешли в высокие, прерывистые вопли, её внутренности судорожно сжали мой член, выжимая из себя волну удовольствия. Она кончала, её ноги дёргались, а пальцы впились в простыни.

— Кончай… — выдохнула она, её голос был сиплым, почти молящим. — Пожалуйста…

Я замедлил движения, чувствуя, как её влагалище пульсирует вокруг меня, и злорадная ухмылка тронула мои губы.

— Не-а, — коротко бросил я и резко вытащил из неё свой член, мокрый от её соков.

Она ахнула от неожиданности и пустоты, но у неё не было времени на передышку. Я грубо перевернул её на живот, заставляя встать на колени. Её спина выгнулась, а идеальная, бледная попка оказалась приподнятой передо мной. Я провёл рукой между её ягодиц, нащупал её тугой, нетронутый анус, смазанный её собственными выделениями, и без всякой подготовки, одним жёстким движением, вошёл в него.

Элиана завизжала — пронзительно, по-звериному. Её тело затряслось от шока и боли, она попыталась вырваться, но я прижал её к полу одной рукой между лопаток, полностью обездвижив. Её попка сжалась вокруг моего члена с невероятной силой, но я не остановился. Я начал долбить её, жёстко и безжалостно, каждый толчок отдавался глухим шлепком по её плоти.

— Вот тебе за восстание! — рычал я, вгоняя в неё свой гнев.

— Вот за каждую смерть! — ещё один резкий толчок.

— А это за твою ревность, стерва!

Но постепенно её визги стали тише, переходя в хриплые, прерывистые стоны. Сопротивление уходило, сменяясь странной, вымученной покорностью. Её тело обмякло, принимая мои удары, её руки беспомощно скользили по простыням. Она перестала бороться и просто лежала, подчинившись моей воле, её рыдания смешались с хриплым дыханием. Я трахал её анально, уже не столько из мести, сколько утверждая свою власть, стирая последние следы её гордыни. Она была сломлена, унижена и полностью принадлежала мне. И в этом была какая-то извращённая, тёмная гармония.

Всё это время она сводила меня с ума. Своим высокомерием, своей предательской храбростью, самой своей ненавистью. В последние дни я ловил себя на том, что думаю о ней. Не как о враге, а как о женщине. О том, как хочу её — не просто наказать, а выебать до полного забытья, стереть в порошок её волю и заставить признать себя своим.

Вот он, этот момент. Я чувствовал, как нарастает знакомое напряжение внизу живота. Мои движения стали резче, хаотичнее. Я уже не просто трахал её — я изливал в неё всю свою накопившуюся ярость, обиду и, чёрт побери, желание.

— Получай, предательница! — я взвыл, вгоняя в неё свой член в последний, сокрушительный раз и замирая в самой глубине.

Волна удовольствия накрыла меня с головой. Я кончил глубоко в её попку, чувствуя, как моё семя заполняет её, ставя последнюю, животную точку в этом акте доминирования. Моё тело обмякло, и я тяжело рухнул на неё, чувствуя, как её спина вздымается подо мной в такт тяжёлому дыханию.

Через мгновение я перекатился на бок, увлекая её за собой, и прижал к себе. Моя рука автоматически потянулась к её груди, сжимая её, чувствуя под пальцами учащённое биение её сердца. Элиана не сопротивлялась. Она покорно прижалась к моей груди, а её губы, влажные и горячие, прильнули к моей шее. Не кусая — а облизывая, лаская.

— П-п-про… прости, — выдохнула она, её голос был сломанным и прерывистым от пережитого.

Я грубо провёл рукой по её волосам, не утешая, а скорее, утверждая своё право на неё.