Устроив пленников в тени, не из-за жалости, а чтобы их не хватил удар на солнце, Ждан и Цветава сели в сторонке и начали думать, как двигаться обратно. У них в запасе был ещё день. Если идти напрямик, через Моховое, то успеют, тем более что с таким грузом — двое пленных и княжна, которая наверняка не привыкла ходить пешком.
— А если в Моховом соглядатай? — спросил Ждан.
— Наверняка. Только кому он теперь будет рассказывать о нас? Медведям?
— И то верно. Если успеем до крепости добраться, считай, наша взяла.
— Если сейчас выйдем, то к вечеру в деревне окажемся, купим припасов и в лесу заночуем, чтобы лишних вопросов не было.
Цветава согласно кивнула.
— Тогда я с пленными в лесу подожду, а ты в деревню сходишь.
— Почему?
— Сам подумай, девка в мужской одежде, да ещё в одиночку по дрогам разгуливает. Такое и не захочешь, а запомнишь.
— Твоя правда.
Разговор прервал стон княжны.
— Где я? — первым делом спросила дочка князя. — И почему лето вокруг, была же зима?
— Похитили тебя, княжна, — ответила Цветава. — Ты что помнишь?
— Похитили? — глаза княжны расширились, она побледнела. — Помню, зима была, катались на санях, весело было, помню замёрзла совсем, и в какой-то избе остановились, хозяйка меня яблочком угостила наливным. Больше не помню ничего.
— Ведьма тебя обманула, а холопам глаза отвела, — подал голос Ждан. — А чародеи в темницу заточили.
— А вы кто такие?
— Дозорные мы. Я из Хорони, отцу твоему служу, а Цветава из Вежи пришла.
— А почему мы в лесу?
Похоже, пребывание в плену даром для княжны не прошло. Ждан переглянулся с Цветавой и пошёл проведать пленников, а девушка захлопотала вокруг спасённой.
Княжна довольно долго приходила в себя: сначал не могла понять, что стряслось, потом рыдала от ужаса и запоздалого испуга, затем вспомнила о своём происхождении и ни в какую не хотела надевать сарафан. В итоге её удалось уговорить, но обнаружилось, что у них нетподходящей обувки, даже каких-нибудь завалящих лаптей. Пришлось снова что-то соображать под крики и плачь княжны. В итоге соорудили ей чуни-обмотки и одежды татей. Княжна снова плакал от отчаяния и уродства такой обуви, но поделать ничего не могла и срепя сердце согласилась идти так. Ждан, пока Ладослава капризничала, улучил момент, выкопал на дне оврага не шибко глубокую могилку и схоронил Пятоя. Костёр бы погребальный сложить, да мёду хмельного выпить, чтобы веселее было товарищу в другом мире, но нельзя сейчас задерживаться. Прежде чем опустить тело в могилу, десятник разыскал в подлеске молодую осинку, выстругал кол и, чувствуя как душат подкатившие внезапно слёзы, вколотил деревяшку прямо в грудь товарищу. Место тут нехорошее, да ещё и чародей нагрянуть может, но с таким гостинцем не получится поднять человека из могилы, будь ты хоть самим Чернояром.
Возвращаясь, он увидел, что княжна подошла к пленникам и с интересом их разглядывает.
— А что эти люди сделали? — спросила она.
— Хотели тебя перепрятать, чтобы никто больше найти не смог, да нас погубить, — ответила Цветава.
Княжна судорожно всхлипнула, закрыв рот ладошкой, и больше вопросов, решила не задавать.
Они уже было совсем собрались идти, когда кусты на краю оврага затрещали и по склону тяжело скатилась бурая гора, за ней ещё одна, потом ещё и ещё… Четыре косматых тела перегородили путь и замерли, глядя на людей маленькими, полными злобы глазками. За спиной взвизгнула княжна, Ждан осторожно оглянулся: Цветава бледная как полотно, держала обмякшую Ладиславу, закрыв той рот ладонью, чуть в стороне тряслись пленные. Баташ зажмурил от страха глаза, под ним начала растекаться лужа, Уйка, напротив, глаза выпучил, побагровел, будто варёный рак, и дышал хрипло и часто. У самого Ждана сердце будто превратилось в таран и стучало в груди так, что казалось рёбра ходили ходуном.
— Здравствуй, Потап Косматьич, — произнёс он, предательски дрожащим голосом. — И вам поздорову, богатырские родичи.
Видно медведь-богатырь его не сразу узнал, потянул носом, наклонил лобастую голову и лишь тогда ответил:
— Не узнал тебя, побратим. Нашёл, что искал?
— Нашёл, — Ждан кивнул на Цветаву с княжной на руках.
— Так это у тебя теперь две медведихи? — удивился Потап.
— Пожалуй, что так.
— Силён, брат. Только селись там, где малинники побольше да река рыбная, а то обожрут они тебя.
— Спасибо за добрый совет. — поклонился Ждан. — Пора нам, Потап Косматьич, в дорогу.
— Погоди-ка, а это кто с тобой?
Лобастая голова повернулась к пленным, которые при этом замычали и забились ещё сильнее. Здоровенный медведь-свояк и мало чем уступающая ему подруга угрожающе зарычали, а медвежонок-подросток так и вовсе скакнул вперёд, оскалив немаленькие уже клыки, правда, он тут же получил лапой по морде и с обиженным рёвом вернулся на место.
— Пленных взяли, — ответил десятник. — Теперь вот ведём их судить.
— А мы их уже осудили, — рыкнул медведь-богатырь, и родичи вторили ему строенным рыком. — Оставляй-ка их тут, брат, и иди в свою берлогу. Тут наш закон.
Ждан почувствовал, как задрожали колени, это вызвало неожиданный прилив злости, он шагнул в сторону и, заслонив пленных, обнажил меч.
— Нет, — сказал он. — Ты сам сказал: «Бери в моём лесу, что хочешь». Малины не хочу, пленных хочу.
— Опоздал ты, побратим, — мотнул головой медведь. — Они нам должны теперь не только за лапу калечную, но и за племянничка моего.
— Отдай мне их. Я их сам прикончу, будет твоему племяннику месть, а мне выгода.
— Это месть не твоя лекарь-богатырь. Ты своё взял вот и иди с миром.
— Тогда биться давай, — заревел Ждан. — Хоть с оружием, хоть без!
Медведь даже охнул от радости, но его опередил свояк, отодвинув в сторону малорослого родича, он шагнул вперёд и, насупившись, рыкнул:
— Моя месть и людишки мои!
— Тогда с тобой биться будем, — ответил Ждан. — Только коли я тебя пораню, то уйду с пленными, а если ты…
— Врёшь, — рявкнул свояк. — До смерти будем биться!
— Ты свидетель, Потап Косматьич, — повернулся десятник к медведю-богатырю. — Коли я твоего свояка побью до смерти, то уйду со всеми спутниками.
— Уговорились, лекарь, — от полноты чувств Потап грохнул лапой по земле, оставив в ней немаленькую вмятину.
