Ученица мертвеца (СИ) - Федорова Любовь Борисовна

Что сделаешь ты с этим, Клара Водяничка? И нужно ли тебе что-нибудь делать, ведь учитель не велел тебе идти на деревенское испытание. Не твоя забота, не твоя головная боль. Пусть Свитти, лучший ученик, и Бури, почти лучший ученик, беспокоятся. И их учитель Хрод.

А Свитти, меж тем, смотрел на Белку косо. И, словно баба у колодца, хворающая злой чесоткой языка, распускал среди друзей и соучеников слух: дескать, Белка, от зависти к успехам школы, решила сорвать деревне испытания, обозлить инспектора. Наверняка она. Колдун-то ее учит непростой, не зря его сам Хрод боится.

Последний тезис был неуважительный и, дойди до Хрода, заслуживал бы порки. Но Белка озлилась из-за себя и все-таки вякнула при встрече Свитти с компанией, что она и не собирается перебивать им испытания. Если они испугались ее без повода, они тупые никчемные трусы. Пусть варятся в своем горшке и впредь обсуждают друг друга, а у нее другие пути, ей старшая школа вовсе не нужна. Про университет только не досказала, чтоб совсем уж не бесить. А зря.

Все разговоры в деревне вращались вокруг близкого испытания, и сразу же к слуху добавилось, будто мертвый колдун вызвал стаю ради своей ученицы. Она, мол, в этом году слаба и не готова, поэтому, чтоб не позориться, не только ее испытывать не будут, но и вообще никого — такой вот план. Похоже еще было, что насчет отказа от испытания Свитти ей не поверил.

На пятый день замкнутого существования внутри круга оберегов Хрод стал проявлять несвойственное ему беспокойство. Еще раз приходил к Белке и выспрашивал: ты, Клара Водяничка, призвала? Если ты, самое время выйти и отогнать стаю. Шутка удалась, но пора и честь знать.

— Я ничего не могу поделать, дядя Хрод, — развела руками Белка. — Разве что выйти с тобой завтра в полдень к дубу и поклясться на нем, что живодушные не моя работа.

— Завтра в полдень будет поздно, — резко заявил Хрод и ушел из белкиной домушки, хлопнув дверью.

Белка пожала плечами и продолжила заниматься своим делом — готовить из сухих грибов ужин. После колдовских харчей у нее появился интерес к хитрозавернутым блюдам, и она нередко выдумывала нечто эдакое, необычное. Чему в деревне и названия-то не нашлось бы. Ватрушки с грибами не пекут? Не пекут. А жюльен в булочках — тем более...

Кроме школьной версии про Белку и колдуна, ходившей промеж молодежи, по деревне рассказывали еще несколько «взрослых»: что в верховьях Тьмы, мелкой речки, текущей невдалеке от деревни, поселилась бабка-колдовка, водяная ведьма, может, волки сбежали от нее по замерзшему руслу, старая вызвала, да не управилась. Или велела им добывать себе пропитание, вот они и разоряют силки да капканы. Или вот на сорок верст к западу есть еще одна лесная деревня, поменьше нашенской. Может, на них кто наслал, там живодуши переели всех, оттого и усилились, стало их не пять, не десять, а больше.

Это сплетни донесла до Белки Кракла, когда Белка меняла у нее сухие чайные травы на мешочек серой муки. Только все это никак не объясняло ни вилку, ни ворону на общинном дубе. Самые равнодушные и неверующие поговаривали даже, что осквернение дуба никак не связано со стаей. Но с ними соглашался мало кто.

А посреди ночи с пятого дня осады на шестой к Белке прилетел дохлый тетерев с запиской от колдуна: «Что не приходишь? Не успела? Заболела? Я давно тебя жду с исполненным заданием».

Тупой тетерев с разлету впилился в скат крыши, загрохотал деревянными крыльями, обрушил уйму снега, пришлось бежать в одной сорочке и валенках на босу ногу вдоль дома, метлой сбивать оттуда чудо в перьях, пока односельчане не заметили, что у Белки в руках мертвое, но живое. Тетерев был самым крайним средством связи в случае самого крайнего беспокойства. В ответном письме Белка описала, как могла, ситуацию с живодушной стаей и сильным словом отправила тетерева лететь обратно.

На душе полегчало, потеплело. Она не одна. Учитель про нее помнит. Учитель переживает! Ну, как бы ни обернулось, а он теперь знает, что в округе бродят костяные упыри, в деревню едет инспектор, и Белка не выйдет учиться до тех пор, пока нескладуха с экзаменами и чьим-то дурным призывом не будет исчерпана. Всего-то дней десять подождать. Это называется новым умным словом — ка-ни-ку-лы.

Глава 5

* * *

Но каникулы пошли криво, боком и под откос.

Утром шестого дня Хрод надумал отправиться навстречу инспектору. Потому что, по-хорошему говоря, инспектор должен был явиться вчера, но почему-то не приехал. Ага, с одной попытки угадайте, почему. Белка считалась соней и вставала позже восхода солнца. Иногда намного позже. Примерно в полдень. Ей интереснее было посидеть вечером в печных отсветах, пошуршать в темноте с мышами, подумать о своем, нежели ранней пташкой порхать на рассвете. Да и каникулы же.

Она узнала о походе навстречу инспектору от Краклы, когда погребла к бабке через улицу, чтобы размять той спину и взять хотя бы ложку коровьего масла для кулинарных экспериментов. Дров в этом году у Белки было с избытком, благодаря лекарской практике. Она не экономила, жила в тепле. Домушку тоже удалось привести в порядок, и даже Хродиха больше не зыркала на Белку злобно, мол, в чужом доме обитаешь, приживалка. Ходила на сносях, а в ее возрасте это было непросто. Нуждалась в лекарском присмотре. Словом, живи, Белка, да радуйся. Если бы не человеческая глупость, осквернившая общинный дуб.

Живодушные — древнее колдовство на крови. Известно было задолго до умного слова. Выдумка лесных колдунов-одиночек, не городских, даже не общинных, не деревенских. Живущих в тени и в глуши. Призывают их для охраны колдовского капища или жилища, чтобы сторонние рядом не шлялись. Колдуна ведь тоже убить или ограбить можно. Он иногда уходит из дома, а иногда и спит. Для того и зовут живодушных — место охранять. Кто придумал? Кто сделал? В чем угодно деревня Белки нуждалась, только не в такой вот охране, из-за которой никто, кроме самого призывателя из деревни выйти не может. Ну, или внутрь пройти. Возможно, даже словесный инспектор.

В лес Хрод взял с собой Свитти, лучшего ученика, чтоб тот мог прикрыть спину учителя словом. С ними отправились семеро лучших охотников. Сильный отряд.

Лжесеребряную вилку Хрод Белке не вернул, носил с собой. Поскольку надеялся, что нечисть серебра боится, и, как призвали ее через серебро, так, через серебро, ее возможно и изгнать. Не сильно-то верил в собственную силу слова, наверное. Белка почесала в затылке, но решила, что, раз аргентан не серебро, то призыв все ж не той силы, какую приписывает ему Хрод. Стало быть, словом справится. А объяснять деревенским, что серебро поддельное, долго, муторно, ненадежно, и незачем. Не поверят еще.

Отправилась экспедиция, как только солнце достаточно поднялось, укоротило тень. К полудню, когда Белка протерла глаза, они могли пройти половину пути до Подборья, где на перекрестке у путевых столбов есть почтовый двор, при нем путники ночуют.

Санный путь за зиму до Подборья накатали твердый, он, несмотря на начало весны, еще не подтаял, до настоящей распутицы далеко. В Подборье и ярмарка, и проезжие купцы, что возят товар из города в город, а попутно скупают сушеные, мороженые грибы-ягоды у деревенских, рыбу, сало, шкуры, полотно, и прочее. Там и церковь, и писчая контора. А деревня Белки так и называлась — Школа. За лучших учеников, которых испокон веков давала на инспекторских экзаменах по всей волости. По крайней мере, Хрод так говорил. Так что с дорогой трудностей возникнуть не могло. Отправились самые умелые и самые грамотные. Дороги туда двадцать с чем-то верст. С охотниками, да с Хродом, да днем — да ну, рассуждала Белка. Чего за них бояться. С дорогой трудности возникнуть не должно. А стаю как-нибудь отгонят.

Рассуждать-то Белка рассуждала, да не туда зарассуждалась. Охотники, Хрод и Свитти явились в деревню целехонькими. Только злыми, поздно и в странной роли — запряженными в инспекторские сани. В санях страдал инспектор, с прокушенным плечом и во в клочья порванном тулупе. А сопровождавшему его писарю и вовсе досталось от живодушных чуть не до смерти. Костяные волки по сути своей упыри — кусают специально так, чтоб кровь текла. Вот она и вытекла из парня почти полностью. Если б не зима и не приложенный к вспоротым венам снег, утекла бы вся.