Запретная для огненного дракона (СИ) - Каруна Рина

— Девушки закончились? — Скептично хмыкаю.

— Нет, это не так-то просто, как ты думаешь. Замуж выходят рано, лет в шестнадцать, а право первой брачной ночи отменили ещё при Сайгоне первом. Эдгар сам родился у люмьенки, его отец не сильно переживал по поводу того, что его матери было лет пятнадцать, не больше.

Прикрываю глаза в ужасе, некоторые мои ученицы ненамного младше, и представить их с коляской фантазия не позволяет. Зато становится понятно, почему меня здесь считают чуть ли не эксклюзивом.

— Эдгару остался сиротой в десять лет. Ему повезло, что нашлась драконесса, которая согласна продолжить его род. Сама посуди — такой брак приравнивается к приговору раннего вдовства, а если родится сын, то он не доживёт до преклонных лет.

Представляю себя на месте Санты, и по позвоночнику бежит холодная дрожь. Это или безусловная любовь и принятие или полная тупость. Вряд ли Санта способна любить кого-то кроме себя, значит…

— Я сразу поняла, что у Санты мозгов с воробьиный клюв.

— Нет, у неё как раз всё в порядке. — Русалка смеётся. — Её риски щедро оплачиваются императором. Можно купить всё, даже любовь. Разве в вашем мире не так?

Задумываюсь. Наверное, можно. Но по отношению к себе я никогда не примеряла такие отношения. Всё равно, обречь своего будущего ребёнка на короткую жизнь, есть в этом что-то гадкое. Сиреневая кукольная ящерица, оказывается, более махровая эгоистка, чем сам огненный дракон.

— Но, можно же что-то сделать? Кому нужны эти валуны? Эдгар может жить в другом месте?

— Ох, нет… Это долг! Для драконов он всегда на первом месте. Замок стоит на границе с государством Сеймур, кто-то же должен её охранять. Когда ты упала…

Прикрыв глаза, вспоминаю. Зелёные всполохи, хлопанье крыльев.

— Я упала сюда в разгар битвы?

— Да, именно. Красный бился с Серым, перехватил тебя у него и бросил в озеро.

— Не очень вежливо с его стороны.

— Наверное, его зверь почуял, что ты не утонешь, — я уже готовлюсь к очередной серии шуточек, но русалка произносит и вовсе неожиданное, — невинных оберегает дух девы озера.

— Дева озера? — Вскидываюсь, услышав знакомое словосочетание. — Я видела у Эдгара картину на стене.

Русалка мрачнеет, даже волосы становятся тусклыми и не отбрасывают прежнее жизнерадостное сияние.

— Когда-то озеро соединялось с морем речкой. Но первый Вэллиар, который поселился здесь, выкопал ров и перекрыл реку. Мы оказались отрезаны от остального водного мира. После этого, он взял силой нашу госпожу. Не выдержав позора, она умерла. А мы с тех пор вот здесь, — оборачивается и, указующим жестом, грустно обводит рукой водную гладь.

Зажимаю пальцами переносицу, и делаю глубокий вдох. Что-то неприятно тревожит меня, выворачивая душу наизнанку.

Похоже, насилие у драконов в крови. Привыкли получать всё, что им хочется, как избранная каста. Неужели не слышали об ухаживаниях, цветах и свиданиях? Добровольно лишают себя конфетно-букетного периода или они, в принципе, эмоционально травмированы?

Если предок дракона был также хорош собой, как и потомок, то, приложив немного усилий, мог бы получить красивую историю любви, а не жуткую трагедию.

— Последние силы госпожа вложила в заклинание, обрушив на замок дракона страшную бурю. — Вздыхаю, мне жаль бедную девушку. Надо же, умудрилась последние силы потратить на дождик, лучше бы наколдовала ему импотенцию до конца дней. Но русалка продолжает тихим голосом, её глаза затуманены. — … А когда небо расчистилось, дракон в человеческом обличии с горечью осматривал прохудившуюся крышу, растрескавшиеся стены и отсыревшие гобелены.

Подпираю щёки ладонями, заслушиваюсь. Голос русалки, чистый и хрустальный мелодично звенит над водной гладью. Перед глазами стоит плечистый мужчина с длинными волосами. Он недовольно ходит по затопленному внутреннему двору в высоких сапогах, покрикивает на прислугу, маскируя раздирающее его чувство виды раздражением.

— Он поднялся на башню Ангелов, откуда драконы взлетают в истинном облике. Хотел осмотреть последствия потопа с высоты. Тогда ещё там висело старинное зеркало, оставшееся от ситхов. Подойдя ближе, дракон заметил, что поверхность зеркала покрыта странными символами, которых раньше не было. Он подошел ближе, чтобы присмотреться, и вдруг в зеркале появилась Дева озера…

Голос русалки обрывается на высокой ноте, и я вздрагиваю. Даже у меня по спине побежали ледяные мурашки, хотя дракона-насильника мне не жаль.

— Она сказала ему, что отныне его истинная половина, предначертанная судьбой, станет причиной его гибели. И так будет со всеми его потоками на протяжении семи поколений. Её голос эхом разнёсся по каменным залам, и древние камни впитали его навсегда.

— Поторопилась, бедняжка. — Мысленно я всё же продолжаю голосовать за кастрацию, как за самое подходящее наказание. — Огненным драконам и так предстоит недолгая жизнь.

— Погибнуть от рук своей истинной — это хуже. — Русалка тяжело вздыхает. — Найти ту, к которой тянет со всей силы, и бежать от неё, не сметь приблизиться. Такого даже врагу не пожелаешь.

— Сам виноват, — бурчу в колени.

— Дракон в ярости расколотил зеркало, — продолжает русалка, будто не слыша меня, — и решил, что проклятье госпожи разрушено. Потому что с тех пор метка истинной Вэллиаров не зажглась ни на одной девушке.

Русалка вздыхает и переводит взгляд на меня. Глаза снова живые и ясные, слегка светятся. Видимо, это конец красивой сказки.

— Занятная жизнь у драконов. Сами себе жизнь испортили, сами себе путь выбрали и теперь страдают из-за эгоизма, жестокости и каких-то принципов. Ну да и ладно. — Встаю, одёргивая платье. — Мне-то теперь что делать?

12. Зов волн

— Мне-то теперь что делать? — спрашиваю у русалки, как опытного обитателя этого мира.

— Обратно иди, куда ещё. — Недоумевающе хлопает ресницами.

— В смысле? — округляю глаза и передёргиваю плечами, вспоминая гадких драконов. — Я туда не вернусь.

— Здесь ты тоже остаться не можешь. Ни еды, ни жилья, только вода. Денег у тебя нет, еды — тоже. Двуногие не ходят на дальние расстояния без припасов. Разве не так? — Небрежно заправляет за ухо серебряную прядь.

Понуро опускаю голову. Русалка права.

— Девушка, милая, — молитвенно складываю на груди руки. — Верни меня обратно.

— Я не знаю, как это сделать. — Оборачивается, словно услышав невидимый зов, и смотрит за спину.

Невольно слежу за её взглядом. На глади пруда появляются и качаются, как пушистые поплавки, другие светящиеся головы. Золотистая и медная.

— Ух ты, как феи Винкс, — охаю от неожиданности. — Так вас много?

— Всего трое. — Вздыхает. — Кстати, я — Мерилия. Приходи, если плохо будет! С сестрами потом познакомлю. Они стеснительные…

— А… — открываю рот, но она изящно изогнув хвост, уже ныряет в воды озера. — Когда прийти-то можно? — На автомате продолжаю начатую фразу, хотя понимаю, что мне уже никто не ответит.

Серебристая русалка подплывает к остальным и три светящиеся головы сближаются, будто секретничают или делятся новостями.

В надежде вскакиваю на ноги. Машу им руками.

— Эй, девчонки! Не бросайте меня, а?

Мой голос разносится над поверхностью воды. Русалочки дружно оборачиваются на мой вопль и одновременно, подпрыгнув, ныряют. У меня дыхание перехватывает от того, как у них получается слажено и изящно. Мне бы таких учениц, олимпийское золото бы взяли в прошлом году!

— Поговорите со мной! Пожалуйста!

Но мне отвечает только громкий лягушачий хор из камышей.

Финальный русалочий прыжок был красив, но теперь я остаюсь на берегу одна. В голове тысяч вопросов, и ответов на них теперь нет.

Тяжело вздохнув, беру в руки злополучный шлем, и прижав его к груди, чтобы скрыть рваный корсаж, пытаюсь взобраться по круче. В одном русалка права, нужно вернуться хотя бы для того, чтобы разжиться одеждой и деньгами. В драном платье я далеко не уйду.

— Эй, подожди.

От неожиданности опять роняю растреклятый шлем себе на ногу. Но не чувствую боли от радости. Может быть она зашьет мне платье, наколдует еды, даст карту… хоть что-то!