Башни Латераны 2 (СИ) - Хонихоев Виталий

Лео свернул с главной улицы в переулок, ведущий к рыночной площади. Здесь было тише — лишь изредка проходили торговцы с тележками, скрипели колёса по мокрым камням мостовой.

«Три Башни» стояли на углу, там, где переулок выходил на небольшую площадь перед старым складом. Здание было массивным, двухэтажным, из потемневшего от времени дерева и камня. Нижний этаж — каменный, крепкий, с узкими окнами, забранными железными решётками. Верхний — деревянный, с широкими ставнями, сейчас закрытыми. Крыша — черепичная, кое-где залатанная новыми кусками после осады, когда ядро пробило угол и едва не развалило половину чердака.

Вывеска над дверью — кованая, тяжёлая, с изображением трёх башен (отсюда и название). Краска облупилась, железо почернело от дождей, но вывеска всё ещё держалась крепко. Под ней — ещё одна табличка, деревянная, с выжженными словами: 'Еда. Постой. Эль с утра до полуночи.

Дверь — массивная, дубовая, потёртая от тысяч рук. Железная ручка холодная, влажная от утреннего тумана. Рядом с дверью, на каменной стене, прибита ещё одна доска — расписание цен:

Перед входом — два широких окна, сквозь мутные стёкла видны силуэты людей внутри, тёплый свет свечей и очага. Под окнами — каменные скамьи, где в тёплую погоду сидят посетители. Сейчас скамьи пусты, мокрые от ночного дождя.

Рядом с дверью, у стены, сложены дрова под навесом — аккуратная поленница, пахнущая сыростью и смолой. Чуть дальше — бочки с водой, прикрытые крышками. У угла здания — желоб для стока, оттуда тянет кислым и пивом.

Лео толкнул дверь. Она поддалась с тихим скрипом петель.

Тепло ударило в лицо — густое, влажное, пропитанное запахами жареного мяса, пива, дыма и пота. Лео прикрыл дверь за собой, стряхнул влагу с плаща.

Зал был большой — потолки высокие, с почерневшими от копоти балками. Вдоль балок висели связки лука, чеснока, сушёных трав — запас на зиму. В углу, под потолком, — старый щит с гербом Вардосы — три черные башни на красном фоне.

Справа от входа — длинная стойка из тёмного дерева, потёртого до блеска. За стойкой — полки с кружками, бутылками, бочонками. Выше — ещё одна полка с глиняными кувшинами, мисками, ложками. За стойкой стоял старый Клаус — грузный, с седой бородой, в кожаном фартуке, вытирал кружку белой тряпкой.

Слева — очаг. Огромный, каменный, с железной решёткой, на которой висел котёл. Пламя гудело, облизывая закопчённые стенки котла. Рядом с очагом — стопка дров, кочерга, совок для золы. Над очагом, на каменной полке, — медные кастрюли, сковороды, половники.

В центре зала — столы. Тяжёлые, дубовые, потемневшие от времени, со следами ножей, пятнами от пролитого вина. Скамьи вдоль столов, широкие, без спинок. Всего столов — восемь. Ещё два стола поменьше — у окон, для тех, кто хочет посидеть отдельно.

Пол — каменный, неровный, кое-где застеленный соломой (меняют раз в неделю). Сейчас солома примята, местами влажная от разлитого пива.

На стенах — факелы в железных держателях, но сейчас не зажжённые. Вместо них — свечи на столах, в простых подсвечниках. Свет тусклый, тёплый, мерцающий.

У дальней стены — лестница на второй этаж. Деревянная, узкая, скрипучая. Наверху — комнаты для постояльцев. Оттуда иногда слышен храп, скрип кровати, приглушённые голоса.

В зале было полупусто — слишком рано для обеденной толпы. У стойки сидели двое ремесленников в кожаных фартуках — один, судя по мозолям на руках, кузнец, второй — сапожник. Неспешно потягивали эль из глиняных кружек, переговаривались вполголоса. У окна — старик в потёртом плаще, уронил голову на стол, тихо похрапывал. Рядом с ним — недопитая кружка, уже тёплая.

Воздух был тяжёлым — пахло жареным луком, мясом, пивом, дымом из очага, мокрой шерстью (кто-то пришёл под дождём), старым деревом. Ещё — чуть сладковато, от сушёных яблок, что висели связками у окна.

Лео прошёл к стойке.

Клаус поднял голову, кивнул. — Малыш Лео! Рановато ты сегодня…

— Дела, — Лео опёрся о стойку. Дерево было тёплым, липким от пролитого эля. — Клаус, я пришёл насчёт работы. Ты говорил, что если что…

Клаус отложил кружку, прищурился.

— Думал, ты с наёмниками теперь. Бринк Кожан говорил, что тебя на площадке гоняет деревянным мечом.

— Это… сложно. Но зимой наемники не нужны. Весной — быть может.

Клаус кивнул, понимающе. Он вытер руки о фартук, оглядел Лео с головы до ног.

— Ладно. Пока ты работал тут — мы здорово на дровах экономили. Так что — добро пожаловать, помощь нам пригодится. Вильгельм с утра один работает, я вечером, как всегда. Оплата обычная — пять серебра в неделю, как магикусу.

— Я же даже Первый Круг не открыл…

— Плевать. Нам тут архимаг на кухне и не нужен. Нам бы дрова экономить да свет поярче… как ты это делаешь, а? — Клаус оперся локтем о стойку, вытирая руки полотенцем.

— Ну… так это… если просто дрова жечь, то кривая выделения тепла пик дает. — машинально отвечает Лео: — то есть жар попусту расходуется, в трубу выходит. А если жар придержать, то на одном и том же объеме топлива можно в пять раз больше еды приготовить. Или там помещение отопить. Так что это популярное заблуждение что Маги Огня свою ману добавляют, чтобы огонь жарче сделать, на самом деле мы наоборот — уменьшаем жар, выпрямляя пик и сглаживая параболу в плато.

— Сразу видно что ты в Академии учился. — кивает Клаус: — ни черта не понял. Да и ладно, лишь бы экономия была. Выходи завтра с утра, помоги Вильгельму с готовкой и прочим. Вон, иди на кухню, поздоровайся.

Лео кивнул и прошёл мимо стойки. Дверь в кухню была приоткрыта — оттуда валил пар, жар, запахи тушёного мяса, лука, чеснока.

Он толкнул дверь шире. Кухня была небольшой, но жаркой, как кузница. Справа — очаг, ещё больше, чем в зале. В очаге гудело пламя, на железных крючках висели котлы — два больших, один поменьше. В одном кипела вода, во втором — тушилось мясо с луком, в третьем — варилась похлёбка. Пар клубился, поднимаясь к почерневшему потолку, где висели связки колбас, окороков, сушёного мяса.

Слева — длинный стол, весь в муке, жире, остатках овощей. На столе — разделочные доски, ножи (большие, с зазубринами), деревянные ложки, половники. Рядом — корзина с луком, мешок с мукой, глиняный горшок с солью.

На полках вдоль стены — глиняные кувшины, миски, горшки с крупами, мешочки с травами. Пахло сушёным тимьяном, розмарином, чем-то острым — перцем, может быть.

На полу — бочка с водой, вторая — с пивом (для готовки). Рядом — корзина с углём, ещё одна — с дровами.

Под потолком — крюк с окороком, обмотанным тканью. Жир медленно капал в подставленную миску.

Вильгельм стоял у очага, помешивая котёл. Грузный, с засученными рукавами, в фартуке, заляпанном жиром и кровью (резал мясо утром). Лицо красное от жара, руки толстые как окорока. Он напевал что-то себе под нос, мешая котёл длинным половником.

Запах тушёного мяса был таким густым, что Лео почувствовал, как живот предательски заурчал.

— Малыш Лео! — расплылся в улыбке повар: — какие люди! Как ты там? Уже стал прожжённым наемником?

— Леонард вернулся! — откуда-то из кладовки выскочил вихрь и закружил его: — Леонард! Ты как? — вихрь остановился и Лео опознал Маришку, которая, как всегда, блистала широкой улыбкой и полными, белыми плечами, выкипая из тесного ей платья в декольте.

— Маришка! Вильгельм… — Лео кивнул, не зная куда девать руки: — это… здравствуйте. Я снова работать с вами буду. Клаус разрешил.

— Вот и отлично. — кивает Вильгельм: — а то вечером темновато в зале стало. И Маришке подмога. Завтра с утра приходи, как всегда. Как твой отец? Поправился?

— Поправился. — кивает Лео: — но вот управляться левой рукой все никак не привыкнет.

— Лео! А ты себе девушку уже завел? — спрашивает его Маришка: — это же та, смугленькая, которая тебя тут второй вечер подряд спрашивает? Симпатичная! А ты оказывается дамский угодник!