Книжная Лавъка Куприяна Рукавишникова. Первая часть - Берндт Алёна

– Кто угодно, – проворчал Ермил, – Ты, Куприян, глубже дыши. Не хватало ещё, чтоб ты тут чувства лишился, словно барышня.

– Да я… ничего, – Куприян последовал совету и стал глубоко дышать, стало легче, в голове прояснилось.

Ну, в самом деле, что же тут необычного, вот такой помощник у него объявился, так это же даже наоборот хорошо! Всё ему расскажет, и, может быть, даже знает, кем были родители Куприяна! А то, что необычный этот помощник… Так что ж!

– Ну вот, это дело, – довольно кивнул Ермил, – А ты крепкий, ничего! Онуфрий-то, почитай, что и три четверти часа без чувств пролежал, когда меня увидал.

– Скажи, а ты… как давно ты здесь живёшь? И почему… как я тут оказался? Кем был Онуфрий, и чем мне придётся тут заниматься?

– Садись, чего стоять-то. Раз уж ты спрошаешь, расскажу, что ж. Живу я тут всегда, сколь лавка есть, столь я и живу. А ты тут оказался потому, что таков порядок, всегда так было, и так будет. Ты про то, что меня видал, никому не сказывай, ни к чему нам тут это. Помню, давненько это было, за такое могли и головы лишиться. Лавочники приходят, уходят, а я остаюсь здесь, так что ты гляди тут, чтоб порядок был завсегда! Чего тебе невдомёк, всё расскажу со временем. И ничему не изумляйся, чего тут увидишь. Ну, доброй ночи!

Ермил поднялся и просунулся между книг на полке, тут же раздался негромкий треск, неярко сверкнуло, и всё стихло.

Куприян сидел на стуле, держа в руке книжку в чёрной обложке с серебряными буквами и таращился в сгустившийся сумрак. Он уже говорил себе, что удивляться глупо – само то, как ему досталась эта лавка, уже было странным и необычным, так чего ожидать… А может и Варварушкины сказки про Домовых – вовсе не выдумки, народ веками примечал такое.

Сон улетучился совершенно, Куприян поправил в лампе фитиль, открыл книгу и стал читать. Написанное так увлекло его, что он даже не почуял, как занялась над домами ранняя летняя заря.

«Дело сие полагает иметь мужество, кое не каждому человеку от рождения дадено. Потому, кому на роду написано великие испытания преодолеть и не убояться перед лицом даже самого зла, тому и владеть сим местом. Тот, кто приходит сюда, если чист душой и духом крепок, знай – всегда имаешь ты помощь, и никакого вреда тебе никои не учинят, покуда сам ты зло в сердце своё не впустишь».

После шли описания книг, но Куприян мало что понял, потому что буквы вдруг стали расплываться у него перед глазами. Нужно поспать, подумал он, а уж после продолжить чтение. Он теперь знал, что делать с книгой, и почему её нельзя брать с собой.

Куприян подошёл к полке, на которой недавно сидел Ермил, тронул её ладонью. Стоявшие на полке книги осветились, между ними словно проём образовался, Куприян поставил туда книгу, и она тут же исчезла.

Рассвет уже катился с востока, когда Куприян поднялся к себе в спальню, поставил лампу на стол и улёгся в кровать. Думал, что после такого явления, как Ермил, не уснёт, но ошибся – только глаза закрыл, и тут же провалился в сон.

Проснулся он от того, что Сидор Ильич трясёт его за плечо, день давно разгорелся летней жарой, в доме вкусно пахнет, и Куприян почуял, что очень голоден.

– Ты, паря, чего ночами-то делаешь, коли спишь после чуть не до обедни, – усмехнулся дядька Сидор, – Меня вон уж Акулина Петровна послала тебя проведать, не захворал ли. Всё в лавке сидишь, книги перебираешь? Так лучше белым днём там бывай. Теперь вот не засни там где, у Крошенинниковых-то, покуда станут обед званый подавать!

В гости в дом нотариуса собирали Куприяна все, кто в дому теперь обитал. Строгая Акулина Петровна придирчиво оглядела новый камзол, чтоб ни пылинки, ни складочки нигде не было, Сидор Ильич объявил, что упряжка подана, пора ехать.

Сидя в повозке, Куприян смотрел на плывущие мимо него улицы города, слушал, как стучат колёса по мостовой и старался унять волнение… Хоть и бывал он на приёмах разных, даже в Петербурге, но вот сейчас переживал, как всё пройдёт. Явится он в местное общество… кем? А ну как станут спрашивать, всего ведь и не расскажешь, как ему наследство неожиданное досталось.

Наверное, стоит и ему держаться того, что сказал ему нотариус Крошенинников, который считал Онуфрия Торопинина родным дядькой Куприяна. Онуфрий сам таковым назвался, значит имел на то резон.

Дом Крошенинниковых был большим, перед ним, и позади него были устроены дорожки и цветочные клумбы, беседки в тени деревьев. Всё хозяйство было отгорожено зелёной изгородью и не портило этой красоты, где по дорожкам уже гуляли гости, приехавшие раньше. Нарядные дамы любовались зелёными арками перед маленьким прудом, мужчины стояли чуть поодаль и судя по серьёзным лицам, вели разговоры о делах.

– А, вот и вы! – хозяин дома сам вышел встречать Куприяна, – Добро пожаловать, Куприян Федотыч! Идёмте, я вас представлю сперва своей семье, а после и гостям.

Куприян собрался с духом, и приготовился запоминать имена и фамилии при знакомстве, ведь скорее всего среди них будет много его будущих покупателей.

Глава 8.

– Моя супруга, Елизавета Алексеевна, – представлял хозяин своё семейство, – Дочери мои, Дарья и Катерина, а вот и сыновья.

Семья у Мефодия Крошенинникова была большая, сыны уже с жёнами и детьми, дочери, все были приветливы с Куприяном. Дарья была всего года на три моложе Куприяна, а Катерине только минуло десять лет, и когда Мефодий всех представил, и попросил Дарью показать гостю сад, девушка от смущения чуть закраснелась, но отца ослушаться не посмела.

После всех позвали в дом, к Куприяну непрестанно подходили люди, кто сам отрекомендовался, кого новые знакомые представляли, а сам Куприян уже и не старался запомнить кого-то, всё в голове смешалось.

Устав, он вышел в длинный коридор, к растворенному окну, из многолюдной залы слышались голоса, а здесь было тише и спокойнее. Возле окна стоял высокий человек, прислонившись к стене, и смотрел в сад, видимо так же утомившись многолюдностью. Он был одет в чёрный сюртук, и затянутой в перчатку рукой держал курительную трубку. Она не была раскурена, он просто вертел её в руке.

– А, вот и вы…, – сказал человек, завидев Куприяна, – Что же, наверное, тоже утомила вас эта суета? Вот и я вышел подышать, и уже жалею, что вообще приехал. Вы – новый хозяин книжной лавки, как я понимаю?

– Добрый вечер. Да, именно так. Меня зовут Куприян Федотович Рукавишников, к вашим услугам…

– Весьма рад. Гербер Пётр Франкович, – чуть склонив голову, отрекомендовался собеседник, – Владею здесь усадьбой, в пяти верстах за рекой. Прошу принять приглашение, в удобное вам время посетите мою усадьбу, «Лесное». Буду рад принять вас у себя!

– Благодарю, – Куприяну было приятно, только объявился он в городе, а вот, уже все желают водить с ним знакомство, – Всенепременно побываю. Прошу и вас заглянуть в нашу Лавку.

– Я имел удовольствие знать вашего дядюшку, – Гербер как-то странно усмехнулся, – Он был… очень интересный человек.

Куприян украдкой рассматривал собеседника, тот был бледен, немного нездоровой казалась эта бледность, но может быть тому был виной пасмурный свет наползающих из сада сумерек. Судя по всему, собирался дождь, а может и гроза. Усталость сильнее накатила на Куприяна, даже дышать стало как-то тесно, хотелось сесть, и остаться одному. Какая-то тоска взяла за душу…

– Куприян Федотович, вот вы где, – в коридоре показалась Дарья Крошенинникова, – Батюшка просил отыскать вас…

– Ах, Дашенька, – вздохнул томно Гербер, – Как же вы прекрасны! Словно весенняя заря! Хотя… я давно её не видел…

– Пётр Франкович, вас так же обыскались, – Дарья не смотрела на улыбающегося ей Гербера, опустила глаза и повела рукой, – Батюшка просит…

– Не станем заставлять общество ждать, – сказал Гербер, – Идёмте, Куприян Федотович. Наше отсутствие вряд ли кого расстроит, а вот лишать всех общества Дашеньки непростительно!

Дальше ничего примечательного не было. Подавали угощения, разговоры велись обычные, ничем они не отличались от тех, что велись всегда, когда собиралось подобное общество. Куприян сидел рядом с Василием Крошенинниковым, по левую руку от него посадили Дашеньку, к которой прилепился этот Гербер, каким-то образом поменявшийся стульями с пожилым и глуховатым меховщиком Самохваловым.