— Чёрный гримуар?
— Не похоже. Я не чувствую от него смрада, как от других колдовских вещей меченых. Просто книга.
— В переплёте из кожи человечьей.
— И знаки непонятные, но это всё, чем она страшна. Никакой волшбы.
— Эй вы! Долго я буду тут голодная сидеть? Немедленно принесите еды!
Раздосадованная их долгим разговором Ладослава, стояла у костра, грозно уперев руки в бока.
Пришлось прервать разговор и заняться ужином который, конечно же, княжну не устроил — окорок был слишком солёным, сыр сухим, а лук вонючим, об успевшем зачерстветь хлебе и говорить нечего, княжна его даже пробовать не стала. Вообще эти капризы непривыкшему к подобному поведению Ждану были как ножом по горлу. Не ожидал он, что княжеская дочка окажется НАСТОЛЬКО избалованной и плаксивой. Ну совсем это не вязалось с тем образом княжны, который засел у него в памяти. Эту, настоящую, хотелось скорее отхлестать крапивой так, чтобы и рта не смела раскрыть со своими глупыми капризами. Была бы его воля, он бы так и сделал, но, к сожалению, княжну и пальцем нельзя было тронуть, пока они не доберутся до Хорони, а там дальше пусть с ней родители и дворня маются.
Пленники, в отличие от княжеской дочки, проглотили свой скудный ужин, состоявший из куска хлеба с мясом и воды, кажется, даже не разжёвывая. Трудная дорога, да ещё со связанными руками вымотала бывших дозорных, даже Уйка не пытался больше угрожать или нести околесицу, просто угрюмо сидел, глядя в одну точку. Но Ждану его молчание как раз и не нужно было, так что когда Цветава, прихватив с собой княжну, ушла к ручью за водой, он вытащил кляп изо рта бывшего десятника и спросил:
— Не врал ты, что твой отец подле самого Государя сидит?
— Что уразумел, наконец, с кем связался? — оживился Уйка. — Но если на прощение надеешься, то даже и не думай. Мы тебя…
Ждан коротко ударил под дых и напомнил:
— Ты не ответил.
— Бо..ярин Гостята…Горданович… — выдавил пленный, когда сумел, наконец, вздохнуть. — В царских палатах за дворней следит.
— Большая птица. Почему в крепости вы только сейчас зашевелились? Это связано с убийством Государя?
Уйка, услышав последний вопрос, выпучил глаза будто рыба и начал хватать ртом воздух. Пришлось Ждану взять его за шиворот и хорошенько встряхнуть.
— Начинай говорить или станешь бесполезен, а бесполезный ты и даром не сдался.
— У них получилось, — пробормотал бывший десятник. — Они смогли подобраться. Наконец-то…
— У кого получилось?
— У тех, кто служит ВЕЛИКИМ БЕЗЫМЯННЫМ.
—Что за безымянные? Говори уже!
Пришлось ещё раз тряхнуть пленного, чтобы он пришёл в себя. Похоже, когда речь заходила о предмете его поклонения, Уйка совершенно терял связь с реальностью.
— Слуги ВЕЛИКИХ БЕЗЫМЯННЫХ несут знание о том, как нам надо готовиться к приходу наших повелителей.
— Я не об этом спросил.
— БЕЗЫМЯННЫЕ — это великие всемогущие существа, они старше и могущественнее богов, они крепче камня и безжалостнее Тьмы. Они древнее мира, они создали его задолго до появления здесь людей, и они возвращаются.
— Кто тебе это рассказал?
— Отец, а ему его отец. Мы много сотен лет ждали прихода слуг БЕЗЫМЯННЫХ.
— Это как-то связано со святилищем в подземелье?
— Ты видел! — обрадовался Уйка. — Ты почуял их силу?
Ждан скосил глаза на перепуганного, бледного до синевы Баташа, который безуспешно пытался отодвинуться от сошедшего с ума командира.
— Я видел чёрное солнце.
— Да! — взгляд Уйки, впервые за весь разговор засветился радостью. — Когда ОНИ пожрут всю землю, они поглотят, и жар солнца, и мы увидим, что солнце, которому мы поклонялись, которое считали самым светлым и незыблемым, на самом деле чёрно и мертво.
— Как ты собрался выжить, если эти твои безымянные сожрут всю землю?
— Они не всех будут карать. Верные получат место у их ног и новую жизнь. Бесконечную, тёмную, полную ярости и восторга.
— Значит, это твой отец подготовил нападение на Государя?
— Не знаю, — враз поскучнев пожал плечами предатель. — Он наверняка был среди тех, кто помог слугам БЕЗЫМЯННЫХ, но больше я ничего не знаю.
— В крепости есть кто-то, кто тоже верит в этих твоих безымянных?
— Я же говорю тебе, мордофиля, больше, чем ты себе представить можешь?
— И князь?
— Вот ещё! Пусть этот дурень думает, что правит и крепостью, и дружиной.
— Тогда кто?
— Скоро сам всё увидишь. Ничего тебе не скажу, я ещё хочу жить, — открестился бывший десятник.
Дальше продолжать не имело смысла. Ждан снова заткнул бывшему дозорному рот кляпом, чтобы не слушать безумного бормотания о величии и конце мира.
Как раз к этому времени вернулись от ручья Цветава и чем-то крайне недовольная Ладослава. Оказалось, что ей вздумалось искупаться, но вода оказалась слишком холодной. Недолго думая, княжна обиделась на ручей и заодно на Цветаву, которая не предупредила, что ручей холодный.
Поговорить они смогли, только когда уставшая в пути дочь князя уснула. Услышав об откровениях предателя, Цветава нахмурилась и задумалась.
— Что не так? — спросил Ждан.
— А что, если не изменников в поруб посадят, а нас с тобой? Если в крепости столько врагов, как говорит этот Уйка, туда лучше вообще не соваться.
— Я ему не верю. Думаю, он нас запугать хочет, чтобы при случае сбежать. Только я ему не позволю.
— Так-то оно так, только он ведь не один пакостил. Кто-то и ведьму княжеский терем протащил, и лиходеев нанимал, которые тебя убить пытались.
— Бес в чёрном?
— Он. И не страшны ему, ни самосветный камень, ни дозорные, ни стража княжеская. Будто призрак в крепости поселился.
— Я призраков не боюсь.
— Я тоже просто не хочу по глупости сгинуть, а ничего умного в голову не идёт.
— Но ты же не об этом думаешь?
Она кивнула.
— Думаю, что в Веже может быть то же самое. И там предупредить их некому.
— Думаешь, Твёрд не позаботился о своей крепости?
— А вдруг его и вправду убили?
— Сомневаюсь. Это он нас учил, как нечисть бить, а не мы его. Не так-то просто волхва убить, а уж такого сильного и подавно.
