— А у тебя нет с собой иголки и ножниц? — нахмурилась Орхея.
— Есть.
Как же нет? В одном из карманов лежал кожаный футляр с игольницей внутри. Я достала его. Ну, и ножнички у меня всегда были при себе. Для этого на фартуке я и нашила кучу карманов.
— У меня нет ниток, — призналась я со смущением.
Ну в случае чего я и сбегать за корзинкой смогу, но…
— У тебя есть нитки, Тина, должны быть, — строго сказала Варея. — Сшить прореху любыми нитями не получится. Но мир не хотел погибать. Он всеми силами стремился вложить в руки своего спасителя магический инструмент.
— Магические нити? — нахмурилась я.
— Да, припомни, детка, — ласково сказала мне Орхея. — Особенные нити, которые словно сами попадали тебе в руки…
Я ахнула. Засунула руку в карман и достала спутанный клубок обрывков нитей, которые находила в течение последнего месяца. Где они только мне ни попадались — и на бочках, и в карете, и в разных лавках! И я по привычке убирала их все в карман. А потом собирала в клубок в рабочем фартуке.
— Это они?
Нити, словно в ответ на мой вопрос, слабо засветились.
— Пора, Тина! — тронула меня за плечо Летея.
Я убрала клубок нитей, игольник и ножнички назад в карман. Ожидающе посмотрела на сестер-мойр. Орхея и Летея подхватили меня под локти. А через миг вдруг взмыли в воздух, крепко держа меня, и от их рук тело наполнила легкость, даже крылатость. Я с восторгом воспарила между потолком и шевелящейся тканью. Летея весело подмигнула мне, и я ответила ей восторженным взглядом.
— Понеслись! — сказала рыжая мойра, и мы действительно понеслись.
Ткань под нами мелькала так быстро, что просто слилась в одну реку, и я закрыла глаза, не в силах глядеть на перетекающие разноцветные волны, которые рябили у меня в глазах. В ушах закладывало от стремительного полета. Даже дракон, кажется, не летал так быстро, как мы сейчас передвигались. Но мы с ним меняли пространство, а здесь менялось и время. Я ощущала всей кожей, как углублялась в прошлое, уносясь в него вдоль ткани мировой истории.
— Все, Тина, открывай глаза! — приказала Летея, и я почувствовала твердый пол под ногами.
Оглянулась. Ткань в этом месте зияла самыми большими разрывами. Словно гигантская моль прожрала ее во многих местах.
— Вот здесь! — уверенно сказала Орхея, приподнимая края ткани и показывая мне один из разрывов. — Все началось отсюда. Если сшить эти куски, то вся ткань восстановится. Мы ее починим, вернем в прежнее состояние. Но этот разрез, сделанный чужими руками, мы не можем сшить. Действуй, Тина!
Я с трепетом приняла от мойры куски ткани. Глаза тут же застлала тьма, сознание мое завертелось, погружаясь в события былого. Города, народы, войны и мирная жизнь, судьбы разных людей — все это навалилось на меня подобно снежной лавине, и я почувствовала, как задыхаюсь, раздавленная прошлым, не могу выбраться наверх к живительному воздуху.
На плечо мне легла рука, и я смогла снова дышать.
— Спокойно, Тиночка! — сказала Летея. — Сейчас тебе станет полегче. Закройся от всего и просто шей!
Легко сказать. Я смахнула с глаз набежавшие слезы, распрямилась. Меня все еще шатало, но зрение уже прояснилось.
Рука мойры соскользнула с моего плеча, но я уже пришла в себя.
— Шей! — мягко приказала мне Орхея.
Я плюхнулась в неведомым образом появившееся кресло и достала инструменты. Клубок магических нитей зашевелился под моими пальцами. Какую же выбрать первой?
Рука сама потянулась к желтой. Пусть всегда будет солнце… Свет! Солнечный свет! Ничто живое не может без него жить. Именно его мне больше всего не хватало в тени.
Нить засветилась и стала вдруг удлиняться, стоило мне вдеть ее в нитку. Я взяла в руки живую шевелящуюся ткань и сделала несколько стежков. Они едва удерживали два куска, и было понятно, что стоит мне остановиться, как ткань снова разорвется. Но я ловко сшивала солнечным светом разрыв, пока не закончилась нитка.
Зеленая. Ее я возьму второй. Символ жизни на планете — зеленый! Этот цвет успокаивает и дает надежду. Нить мягко пульсировала, удлиняясь — словно росток стремительно вырастал в моих руках.
Я накладывала зеленый на золотой, думая о маленьком садике, где стояла скамейка и стол. Где наливались бутонами пионы, и где еще вчера я была так счастлива, сидя на коленях у… Нет! Про это не думай!
Да, я потеряла свое счастье, и мне еще предстояло жить с этой потерей. Или не жить — если я не смогу перенести свою боль. Но мало ли жизней на планете! Мало ли детей, которые утром, открывая глаза, с радостью тянут руки к улыбающимся им матерям. Мало ли влюбленных, которые летят на встречу со своей судьбой! Мало ли… И вот ради них всех я шила, аккуратно кладя стежок рядом с другим стежком. Смахивая слезы и не давая своему горю предать других людей.
Голубая нить. Апрельское небо Нура, чистое, с ароматными пенками облаков. В надежде и в радости, в горе и в тоске мы обращаем глаза к нему. Я шила голубой сияющей ниткой, думая о мире, который должен возродиться. Но никто не увидит его красоту, если пропадут люди. Видят ли животные, как прекрасна земля, созданная богами? Наверное, видят. Но только люди так очарованы ее совершенством, что в словах, красках и звуках пытаются выразить свое восхищение.
Красная. Как кровь, что бежит у нас по венам. Бежит, на давая остыть сердцу, заставляя его остро реагировать на любое событие. В этом наша сила. В этом наша слабость. И этого, возможно, лишены боги, которые забыли, как это — чувствовать.
Я шила. Не для себя, но для всех тех людей Зальдена, с которыми меня столкнула судьба и кого я успела полюбить всем сердцем. Ради Северина, который отдал свою жизнь за их право на существование. Я шила, и нити в моем клубке уменьшались, по мере того как я брала одну за другой. Стежки ложились аккуратно, один на другой, пока два куска ткани не оказались крепко сшиты разноцветными нитями.
Я распрямила затекшую спину, осторожно выпустила из рук полотно и аккуратно положила его на пол. Мойры молча стояли за моей спиной, ожидая, как и я, с замиранием сердца, что будет.
Сначала ничего не происходило, но вот шов вспыхнул, по нему пробежал огонь, а затем… Нити вдруг стали прорастать в разные стороны, как корни дерева, переплетаться с другими, сращивая ткань.
— Получилось! — захлопала в ладоши Летея.
— Варея, за работу! — скомандовала Орхея, в чьих руках тоже вдруг появилась иголка с серебряной нитью. — Тиночка, огромное тебе спасибо! Ты просто чудо! Прости, детка, хотела бы с тобой побольше пообщаться, но надо работать!
Варея лишь холодно кивнула мне, и я ответила ей таким же кивком. Летея подхватила меня снова под локоть, и я взмыла в воздух, словно поддерживаемая невидимой силой. Две другие мойры тоже оказались в воздухе. И работа у них закипела!
Как бабочки, они то и дело подлетали к зияющим дырам, иголки в их руках мелькали, молниеносно сшивая куски материи. Мне почудились почти прозрачные золотые крылья, похожие на крылья стрекоз, которыми мойры так быстро махали, что те практически сливались с воздухом. Мне снова пришла в голову аналогия с миром Земли. Не с мойр ли рисовали фей?
— Летим, Тина! — сказала Летея, и мы снова понеслись с ней над шевелящейся тканью.
Я увидела, как в некоторых местах вспыхивают золотые молнии. И догадалась, что ткань начинает сама соединяться, сшиваться уже без помощи богинь. Мир восстанавливался. Интересно, каким он будет? Тем же, что был раньше? И вернется ли все, что пропало?
Я размышляла об этом, пока Летея стремительно несла меня над бескрайней мировой материей. Мы приземлились в конце зала. Здесь ткань еще не соединилась, но больше и не распадалась на отдельные нити. Разрез исчез, другие прорехи соединят мойры, а затем изменения в далеком прошлом докатятся и досюда. В этом я была уверена.
— Ты настоящая мастерица! — похвалила меня Летея. — Я видела, как аккуратно ты сделала шов. И вложила в него свою душу. Спасибо тебе!
