Девушки судьбы и ярости - Нган Наташа

– Мы могли бы жить здесь, – поправляет Майна, пристально глядя мне в лицо.

– В лесах полно трав, которые я могу собирать, – говорю я.

– А я верну себе магические способности.

– Ты будешь с их помощью исцелять раненых и уставших, которые здесь останавливаются.

– Летом мы можем спать под звёздами.

– А зимой гулять по снегу.

– Отец, Тянь и остальные могут приезжать в гости.

– Мы могли бы состариться, как Ама Го, – говорит Майна.

– Вряд ли кто-либо в истории Ихары доживал до такого возраста, – отвечаю я, и мы смеёмся, хотя и недолго.

Потому что мы обе знаем, что то, о чём мы говорим, нереально.

Возможно, всё это не было бы лишь мечтами, если бы мы были другими. Но это не так. Майне нужно создавать новое государство, а мне – любить новую семью и заботиться о ней. Они и так уже многое потеряли. Было бы несправедливо исчезнуть из их жизни.

Майна кладёт мою правую руку себе на колени. Её кончики пальцев касаются того места, где раньше был мой заколдованный браслет.

Майна приказала лучшему кузнецу снять браслеты с моей руки и руки Аоки, едва мы прибыли в форт. Без магии, которая держала их на месте, они легко сломались. Однако шрамам, которые они оставили, потребовалось больше времени, чтобы исчезнуть – особенно у Аоки. Вернувшись в Сяньцзо, отец ухаживал за её наполовину раздробленным запястьем, делая всё возможное, чтобы залечить старую рану. Иногда у неё не получалось что-то поднять, и я знаю, что ей до сих пор больно что-то передвигать, но она сильная и никогда не жалуется.

Я так горжусь ею.

– Столько магии использовалось во вред, – бормочет Майна, проводя пальцем по отметине браслета. – И сколько боли принесло её создание.

– Так не должно быть, – я переплетаю свои пальцы с её.

– Магия вернётся, с нашей помощью или без неё. Это уже происходит здесь. Со временем это обязательно пойдёт дальше.

– Это хорошо. Нам нужно восстановить ей.

– Правда нужно? – она наклоняет голову.

– Без этого мы не можем, Майна. Это неотъемлемая часть очень многих наших культур, мы уже не можем жить без неё.

– Иногда мы делаем ужасные вещи, – говорит она.

– А иногда – прекрасные, – я колеблюсь. – Майна, мне жаль всего того, что я наговорила тебе на корабле Ловы. Я ничего такого не имела в виду.

– Ты не виновата.

– Нет. Это было несправедливо, и тебе ещё долго пришлось жить с этим, думая, что я так о тебе думаю. Мне очень, очень жаль, любовь моя, – я вздыхаю. – Я не говорю, что ты поступила правильно. Но теперь я понимаю. Я… я тоже совершала ужасные вещи: например, убила Цаэня; видела, как страдают другие, и не вмешивалась; и всех демонов, которым я причинила боль. Я тоже разрушала семьи, Майна.

Она мотает головой:

– Ты всего лишь делала то, что могла, учитывая обстоятельства...

– Совсем как ты.

– Леи, я выросла такой. Меня вырастили, чтобы убивать...

– Именно. Кетаи превратил тебя в своё совершенное оружие. С твоей помощью он собирался отомстить всему миру. Иного ты и не знала, а он полностью подчинил тебя себе. Естественно, ты делала всё, что он тебе приказывал.

– Кое-что я тоже делала по собственной воле, – говорит Майна, отводя взгляд. Её слова звучат твёрдо, как камень. – Во дворце Белого Крыла мне не нужно было убивать Эолу. Я испугалась, когда мне показалось, что она может разрушить наш союз с ними.

– И ты знала, что Кетаи попросил бы тебя именно об этом. Хотя его там не было, его голос шептал тебе на ухо. Посмотри на Аоки, – говорю я. – Когда кто-то проникает в твой разум, он не уходит просто так, а живёт там и пускает корни.

Майна морщится:

– Как она?

Я вспоминаю наш разговор в саду несколько дней назад:

– Ей становится лучше.

Я любила его, Леи. Я думала, что он тоже любит меня.

Я впервые слышала, чтобы она говорила о нём в прошедшем времени. Должно быть, это уже прогресс.

– Она никогда не простит меня, – говорит Майна.

– Может, и нет. Но ты должна простить себя, – я поднимаю руки к её щекам и обнимаю её лицо. – Я верю в тебя, Майна. Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Мы будем работать над тем, чтобы простить друг друга, вместе.

Она закрывает глаза, в уголках которых выступают слёзы, и шепчет:

– Можешь ли ты простить меня?

Со всхлипом я прижимаю её к себе.

– Любимая, – говорю я. – Я уже тебя простила.

Обе выплакав слёзы, мы садимся рядом. Я кладу голову ей на плечо, тёплая вода струится по ногам. Наши мокрые щёки блестят. Одним пальцем я вывожу слово на бедре Майны.

– Что ты пишешь? – спрашивает она.

– Твоё имя. Я знаю, что не мне тут спрашивать, но… кажется, я знаю, почему Кетаи так тебя назвал.

Майна ждёт, когда я объясню.

– Твоё имя пишется так же, как "твёрдость”, – объясняю я немного поспешно, зная, что мои слова – всего лишь догадка. – Иероглиф состоит из двух символов, – я рисую их кончиками пальцев. – Клинок и сердце, – я неуверенно улыбаюсь ей. – Ты как раз такая, Майна. Кетаи, возможно, выбрал это слово из-за его буквального значения, учитывая, что ты – то, что пережил клан Сиа, а благодаря своей выносливости ты и стала такой сильной. Но посмотри, как это пишется – какая гармоничная пара символов, как две части единого целого. Тебя заставили поверить, что твоя сила заключается не только в том, как ты сражаешься, но и в твоём сердце. В том, как ты действуешь. В том, как ты любишь.

Майна выглядит настолько тронутой моими словами, что у меня самой сжимается сердце. Наверное, ей в это не совсем верится, но я помогу ей.

Столько, сколько потребуется. Я буду с ней.

– Кстати, об именах, – говорю я. – Как тебе имя Ай?

– Оно прекрасно, – улыбается Майна. – Ты собиралась рассказать мне о его кулоне, благословляющем рождение?

– Это не кулон. Но да. Хочешь, я тебе его покажу?

– Ты привезла его с собой? – теперь она хмурится, ей любопытно.

– Тебе придётся зайти в дом, чтобы увидеть всё как следует, – говорю я, доставая из-под мантии сложенный лист бумаги. – Блю нарисовала его, чтобы ты получила некое представление. Оказывается, она настоящая художница. Кто знал? Она рисует самые разные вещи: наши портреты, Ай, Квей, весёлые карикатуры. Однако нам приходится скрывать их от Тянь – в основном это карикатуры на неё.

Майна разворачивает лист, который я ей вручила. На картинке изображено дерево, но не обычное. К его кривым ветвям привязаны бумажные листья, и на каждом из них написаны слова.

Кончики пальцев Майна касаются каждого из них.

– Ты… ты сделала...

– Это совсем не похоже на то, что было в Храме Утраченных, – говорю я, внезапно смутившись, неуверенная, не является ли рисунок чем-то оскорбительным. – Но у нас всегда было маленькое деревце бонсай. Оно было маминой гордостью и радостью. Блю так за ним присматривала. Я была в комнате родителей за день до рождения Ай, после того, как мы обсуждали, что делать с его благословением на рождение. Я увидела его, и оно напомнило мне бумажное дерево в храме – насколько безопасно и освящённой я себя там чувствовала. Поэтому я подумала, что, если вместо имени мы напишем то, чего желаем для Ай...

Я прекращаю свой поток сознания и вглядываюсь в лицо Майны, беспокоясь о том, насколько напряжённой она стала. Но когда она поднимает голову, её взгляд становится ярким, раскалённым добела – таким же взглядом она одаривала меня бесчисленное количество раз, яростным, чистым и искренним.

Этот взгляд никогда не перестает зажигать мне сердце.

– Мне это нравится, – говорит она. Затем, откладывая лист в сторону, она подносит руки к моему лицу и сияет такой чудесной улыбкой, что у меня сводит всё внутри. – Я люблю тебя.

Она целует меня с такой же силой своего взгляда, и мой блаженный день превращается в долгую, сладкую, блаженную ночь. А вместе с этим и обещание – возможно, если мне повезёт, – долгой, сладкой, блаженной жизни.