Ученица Волхва (СИ) - Тарасов Иван

— Близко, — прошептал кормчий, указывая на участок реки, где туман сгущался в плотную пелену. — Полог.

Владимир кивнул. Зачарованный полог, сплетённый волхвами, скрывал Чернобор от чужих глаз. Христианские миссионеры годами искали деревню, но их лодки кружили на месте, а разумы затуманивались. Однако купец знал путь. Он поднял талисман, и клык засветился тусклым синим пламенем. Руны на бронзе ожили, закрутившись, как воронки.

— Велес, открой врата. Перун, рассеки тьму, — произнёс он, и туман разорвался, словно ткань под ножом. За ним открылась гавань — частоколы домов, огни в окнах, силуэты амбаров. Воздух запахло дымом и смолой.

Струги причалили к скрипучим мосткам. Черноборцы уже ждали, молчаливые, с факелами в руках. Среди них выделялся Еремей, его посох с рунами отсвечивал в такт талисману Владимира.

— Опять ты, двоевер, — проворчал старик. — Твой бог-распятый не предупредил, что торговля с язычниками — грех?

Владимир усмехнулся, спрыгивая на берег. Под плащом мелькнул нательный крест, но на груди висел и молот Тора — «на удачу».

— Мои боги гибки, как ива, — ответил он. — А грехи я искупаю серебром. Покажите товар.

Мешки выгружали под присмотром молчаливых лесных духов, чьи глаза светились в кустах. Из Белоозера Владимир привёз ткани, окрашенные в цвета заката, ножи с руническими клинками, соль — белое золото Севера. Из заморья — янтарь с застывшими в нём тварями, шёлк, который мерцал, как кожа змеи, и сушёные травы, пахнущие чужими морями.

Но главное сокровище Чернобора ждало его в амбарах: соболиные шкуры, мягкие, как ночь, самоцветы из глубин земли — тёмные аметисты, в которых плескалась древняя кровь, и коренья мандрагоры, выкопанные под полной луной.

— Цена? — спросил Еремей, когда купец осматривал шкуры.

Владимир достал из складок плаща мешочек. В нём лежали бронзовые пули — отлитые из осколков старого треснувшего церковного колокола.

— Для ваших духов, — ухмыльнулся он. — Говорят, нечисть боится этого металла. Или… — он кивнул на Арину, которая стояла в тени, — может, вашей ученице пригодится?

Еремей сжал посох, но взял мешочек. Сделка была заключена.

Михаил Меньшой из Вадаболья широкими шагами шел по главной улице Чернобора. Он прибыл на струге купца вроде как для охраны его товаров. Мало ли какие ушкуйники позарятся, но на самом деле он давно слышал о богатом селе в которое тяжело попасть. Он Вадабольский и земли эти должно было взять по свою руку, а в слухи о бесах и язычниках он не верил. На дворе просвещенный 16 век. Русь давно верна завету божьему.

Его плащ из червлёного сукна, подбитый соболем, развевался за спиной, как крылья хищной птицы. Под плащом — кольчуга, звенья которой отливали синевой под редкими лучами солнца, пробивавшимися сквозь хмурое небо. Лицо его, обрамлённое чёрной бородой с проседью, было словно высечено из гранита: высокие скулы, острый нос, густые брови над холодными глазами цвета речного льда. На поясе — кривая сабля с рукоятью, обёрнутой кожей гадюки, а на груди поблёскивал серебряный крест, пригвождённый к кольчуге, словно вызов древним богам.

Сзади, брели двое подручных. Гридя — плечистый детина с лицом, напоминавшим прокопчённый окорок, — носил рваный кафтан и медный топор за поясом. Его пальцы, толстые, как корни, судорожно сжимали рукоять нагайки. Лютый — худой, с лицом крысы и жёлтыми зубами — был облачён в кожаную куртку, утыканную стальными бляшками. В руках он вертел нож с зазубренным лезвием, будто точил его взглядом на спину Михаила.

— Где эта ведьмица? — рявкнул Михаил, останавливая коня у поваленного ствола лиственницы, который местные использовали вместо скамьи. Его голос звучал, как скрип железа по камню. — Слышал, твой старый хрыч научил тебя шептать. Хочу послушать… поближе.

Арина стояла у края огорода, сжиная в руке серп. Её взгляд скользнул по подручным, но остановился на Михаиле. На его правом плече, притаившись в складках плаща, сидел анчутка. Маленький, с кожей цвета болотной тины, он скалил игольчатые зубы, а его крылья, тонкие, как паутина, дрожали от смеха.

— Уходи, боярин, — сказала Арина, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Твои угрозы здесь — пустой звон.

Михаил соскочил с коня, шагнув к ней так близко, что запах конского пота и железной крови ударил в ноздри. Его рука, в кожаной перчатке с серебряными шипами, схватила её за подбородок.

— А я люблю звон, — прошипел он. — Осогда он исходит от цепей… или стонов.

Гридя заржал, а Лютый щёлкнул ножом, подходя сбоку. Анчутка на плече Михаила замер, его глаза сверкнули жёлтым огнём, словно подстрекая хозяина.

Михаил осклабился: «хороша девка, пойдем со мной. Мой уд по твоей пещерке взъярился, — властно схватил девушку за руки и добавил, — пойдем, я тебе плат шелковый подарю. Не ломайся. Я князя Белозерского кровь. Почту за честь.

Лицо Арины вспыхнуло краской. Она видела в Черноборе всякое. Девицы тут вовсе не блюли честь до свадьбы, а на девичьих посиделка, куда ее охотно звали, и вовсе обсуждали у какого парня достоинство по мощнее, но росла то она в батюшкиной усадьбе под Тотьмой и воспитывали ее как приличную купеческую дочь, нет она не была слишком уж верующей и в церковь ходила редко, но нельзя же вот так без любви. Она почувствовала, как по спине бегут мурашки. Она вспомнила уроки Еремея: «Страх — нить. Разорви её». Свободной рукой она коснулась веретена с намотанной на него незримой для крещенных серебряной нитью Макоши.

— Последний раз говорю: отпусти, — её голос зазвучал глубже, отливая эхом. Воздух вокруг замер, и даже анчутка нахмурился.

Михаил рассмеялся, но смех оборвался, когда земля под его ногами дрогнула. Из-под опавших листьев выползли корни, обвивая его сапоги. Гридя и Лютый отпрянули, но Арина уже шептала слова, которым научил её Еремей:

— Кровь земли, свяжи врага. Леса тень, скрой следы…

Михаил вырвался, рассекая корни саблей, но лицо его исказила ярость. Анчутка взвизгнул, впиваясь когтями в плечо.

— Ведьмина порода! — проревел боярин, отступая назад. — Но я вернусь. И тогда твои крики услышит даже твой гнилой божок!

Он резко развернулся, а подручные последовали за ним, бросая испуганные взгляды на Арину. Анчутка же, сидя на плече Михаила, обернулся и показал ей язык, длинный и синий, как пламя адского костра.

Арина опустилась на колени, дрожа. Веретено выпало из руки, а на ладони которой она сжимала его, остался кровавый след. Она знала — это была лишь первая ласточка. Михаил не отступит. И анчутка, этот посланник тьмы, уже вплел свою нить в его судьбу. И все же, почему так тянуло что-то в низе живота. Ее душа, ее воля всем противилась сальному взгляду наглого мужлана, но почему же ей казалось, что ее телу не терпелось ощутить тяжесть его тела. Подобрав веретено, Арина стремительно убежала за избу деда Еремея. Ей хотелось плакать…

Купец собирался отправится дальше на следующий день, и чтобы быть подальше от наглого боярина Арина пошла в лес за корнями мандрагоры. Сегодня было самое время их собирать. Учитель еще вчера вечером говорил ей об этом.

Туман стелился меж деревьев, цепляясь за ветви, как седые пряди. Арина шла по тропинке к реке, сжиная в руке пучок зверобоя. Его жёлтые цветы мерцали в полумраке, будто хранили последние лучи солнца. Еремей отправил её за корнями мандрагоры — теми, что растут только у старого валуна, где когда-то пролили кровь в жертву Велесу. Но едва она свернула к камню, услышала за спиной хруст веток.

— Ну что, лесная ведьмочка? — раздался хриплый голос. Из тумана вышли трое. Впереди — тот самый грубый самец — Михаил Меньшой, сын вадабольского боярина. За ним — его подручные. Ну что же шептать ты умеешь, но я же видел, как щечки алели, слышал, как дышишь ты. Ты же хочешь меня. Не можешь не хотеть. Волошба твоя меня не возьмет. В рукоять моей саблю вкован гвоздь из креста спасителя. Он любые чары рубить насквозь.

Михаил медленно с поганой улыбочкой приближался к ней, раскинув широко руки, то ли силясь обнять ее, то ли не дать бежать. Арина пятилась от него до тех пор, пока за ее спиной не оказался широкий ствол старой лиственницы. Мужчина прижал ее телом с стволу и буркнул: «Гридя, подержи-ка ее руки за стволом, а ты Лютый рок ей прикрой, чтобы не шептала», — скинул с себя плащ и начал стягивал кольчугу.