Попал по собственному желанию (СИ) - Коган Данил

После чего нам через переходную площадку пришлось перейти на новую платформу. Таких переходов, до того как мы оказались у подножия горной стены, было шесть. А всего подъёмников, в обозримом пространстве, — четыре.

— Монастырь брали штурмом? Когда-нибудь? — Спросил я у Кассандры, которая, видимо, решила проследить, что я точно убрался прочь, и поехала вниз вместе со мной.

— Только нижние уровни. Наверх без разрешения Матери не ступил ни один человек. — ответила она. — Осаждали восемь раз за тысячу лет, что он построен. Трижды дошли до подъёмников.

— А зачем тогда строить его так высоко?

— Священное место. — спокойно показала она. — Первый храм разрушен. Теперь мы первый храм.

— Верхний монастырь выглядит совершенно неприступным.

— Да. Пока воины не научатся летать.

На этом жизнерадостном высказывании мы прибыли.

— Нижние уровни — провела рукой вокруг нас Кассандра. — Идём. … дом. Потом стойла.

— Жест перед «дом» я не понял.

— Идём. Ты слишком много говоришь.

Да уж. Я-то, конечно, трепло ещё то. По сравнению с Кассандрой, легендарный Молчун из Чёрного Отряда — тоже трепло.

Я огляделся. Здесь было многолюдно. Всюду сновали плебы. Забавно, работала память Максимуса. Стоило мне посмотреть на какой-то предмет или явление, и я понимал, как он называется или что это из себя представляет. Но пока что работало всё… с небольшими задержками. Плебы — простолюдины империи. Низшее сословие. Они отличались от благородных не только одеждой или манерами. Отличие было на физиологическом уровне. Плебы — в основном коренастые, плечистые бородатые мужики. Невысокие широкобёдрые женщины с массивными грудями. Самый высокий из них доставал мне макушкой до плеча. Мы с сестрой Кассандрой возвышались над суетящейся толпой, как Лахта-центр над хрущевкой.

Вокруг располагались каменные постройки. Метрах в трёхстах виднелись крепостные стены.

Кассандра решительно двинулась вперёд.

Толпа плебов расступалась перед нами, словно волны перед носом быстроходного судна. Ближайшие кланялись на ходу. Кто-то робко тянулся к краю одежды Молчаливой Сестры. Она на ходу раздавала благословения, действуя на автомате. Мы подошли к четырёхэтажному каменному дому, и здесь я обнаружил первую проблему.

Смеющаяся, помнится, сказала, что мои навыки в этом мире бесполезны. Я ещё хотел спросить, а как же навык чтения и письма. Некоторые герои книг, попавшие в иной мир, делали «тайные» записи на русском языке.

Я, в перерывах между приступами, пробовал. Написать что-нибудь по-русски у меня не вышло. Рука выводила какие то чудовищные каракули, лишь отдаленно похожие на буквы моего родного алфавита. Проще говоря, писал я теперь хуже первоклашки.

Теперь же я пялился на вывеску: «Странноприимный дом под омелой» и понимал, что и с языком империи-альтосом у нас с Максимусом проблемы. Нет, вывески я разбирал. Но как-то сразу стало понятно, вывески — единственное чтиво в его жизни. Если не считать трактатов о фехтовании. Но там картинки.

Писал же мой герой с чудовищным количеством ошибок. Поэтому не писал сам, а предпочитал диктовать письма рабу лектору.

Здравствуй, жопа, Новый год. Магия-хренагия. Сперва придётся учиться элементарной грамоте. Неумение читать и писать для патрициев было здесь явлением повсеместным. Для некоторых членов благородного сословия такое «отличие» от грамотных рабов было даже предметом гордости.

Сестра Кассандра подозвала какого-то плеба. Показала ему несколько жестов и вручила оловянную, на вид, бляху. Тот услужливо поклонился, распахнул дверь странноприимного дома и исчез внутри. Я заметил, что потолки на первом этаже были довольно низкими, чтобы мы с Кассандрой чувствовали себя там неуютно.

— Что мы здесь делаем?

— Ждём твоего слугу. — Она поправила повязку на лице. — Он здесь уже три недели. Наверх ему было нельзя. Он друбожник.

Друбожник — означало поклонник другого бога, не Смеющейся.

Спустя пять минут дверь в странноприимный дом распахнулась, и оттуда выскочил крепкий немолодой мужчина, одетый в простую короткую тунику и холщовые штаны. Увидев меня, он ничком повалился в пыль, попытавшись поцеловать мой сапог. Я от неожиданности отдёрнул ногу, и он клюнул лицом в уличную пыль.

— Вашмлсть, вы живы! Серые стервы говорили мне, но я не верил. Думал, хотят вытянуть из меня все деньги на постой в этой дыре. Какое счастье, господин!

— Встань, — я пошарил памяти, — Друз. Почему ты здесь?

ДРУЗ: Гладий вам всем в сраку!

— Скажи ему, что друбожникам, оскорбляющим госпожу или её служанок на территории монастыря, вырывают языки. — Кассандра смотрела на начальника моей дружины, а это был именно он, как на насекомое.

— Я не верил, что вы погибнете. - непоследовательно заявил он, - плюмбату им всем в жопу! А Серые взяли только вас, в одной ночной рубашке, и ТОТ меч. Так что привёз я ваши вещи и скакуна вашего. И со мной ещё двое парней. Остальные охраняют виллу.

— Если ты не прекратишь оскорблять серых сестёр или что-нибудь ляпнешь про их Госпожу, тебе вырвут язык. И я не смогу тебя защитить. На этой территории Мать имеет право суда. И монастырь устанавливает свои правила.

— Я понял, господин. — Он поднялся на ноги. — Но мы ведь сейчас уедем отсюда, гладий им в ж… глотку?

— Да. Домой. — Я сказал это на автомате, и только после подумал, что вилла на границе цивилизованных земель и вправду теперь мой дом.

Друз заухмылялся, обнажив ряд верхних железных зубов. Хрена себе у них стоматология!

— Дозвольте, вашмлсть, снарядиться. Я быстро!

— Давай, Друз. А где мои люди?

— Так в стойлах же. Здесь дерут за место в общей спальне, как будто целиком виллу сдают, спату им в… Адовы… В общем, бегу!

Друз явился через пятнадцать минут, полностью снаряжённый в дорогу. Поверх туники он надел жёсткую кожаную куртку, обшитую металлическими бляхами. На праплече красовался шипастый наплечник. На левой же руке — кожаный шипованный наруч. Предплечья обмотаны кожаными ремнями. На кистях рук намотано что-то вроде эластичных бинтов. Солдатские сапоги завершали облик старого вояки. За плечами он тащил объёмный дорожный мешок. В руках, пыхтя и отдуваясь, он нёс ещё один баул, размерами побольше первого.

— Вашмлсть, давайте под навес отойдём, я вам облачиться помогу. Весточку бойцам я послал уже.

Мы отошли под навес, и Друз плюхнул свою ношу на деревянный настил. После чего начал извлекать из него элементы снаряжения.

Первыми на свет появились части моего «походного» доспеха. У меня был ещё и боевой, но он остался дома, потому что надевали эту гору железа только прямо перед большими сражениями.

Друз помог мне застегнуть многочисленные ремешки и пряжки. Теперь моё тело покрывал сегментный металлический, со стеганной подкладкой, панцирь, делающий меня немного похожим на рака. Наплечники мы решили не пристёгивать. На правой руке красовался металлический же наруч, с подбоем. Также на обе голени были надеты поножи. Набедренниками я, под одобрительным взглядом Друза, пренебрёг. Как и шлемом.

Затем из мешка были извлечены два… ну, на вид, эти мечи были похожи на гладиусы. Клинки не длиннее моего предплечья. То есть для меня — короткий меч. А для плеба — длинный. Друз закрепил их на кожаный воинский пояс, а низ ножен пристегнул к бёдрам. Закончил моё вооружение длинный кинжал с треугольным лезвием, который подвесили мне на пузо, рукояткой вниз, под левую руку. Поверх всей этой радости мазохиста я накинул алый плащ с сигной дома Доримедов.

Покопавшись в памяти Маскимуса я не нашел никаких воспоминаний об огнестрельном оружии. Ну что, вот оно мое поле для прогрессорства. Изобрету им тут пистоли-аркебузы. Потом пушки. Или наоборот? Потом и до пулеметов дойду. Хо-хо! Наведу шороха, короче!