Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

— Почему?

— Первые упоминания о культе Чёрного Всадника на территории Кавказа датируются двумя веками позже. А вот кинжал очень может иметь отношение.

— И как он сюда попал?

— Он вполне мог попасть из Персии на Кавказ вместе с торговыми караванами. Похожий кинжал с чёрным клинком был талисманом у ингушского абрека Хамчи из села Джейрах, который грабил персидские и грузинские караваны. Не факт, что мы говорим об одном и том же кинжале. Но тем не менее совпадения интересны.

Я посмотрел на Лёню:

— А ты говорил, археология — это неинтересно, черепки и пыль.

Мой напарник отвлёкся от тяжёлых дум и тоже слушал с интересом историю про кинжал.

— Ну а что этот всадник-то, Марин? — спросил Лёня женщину.

Всадник действительно заслуживал отдельного рассказа.

Когда мы ехали, то на одной из гор я обратил внимание на большую тёмную пещеру, расположенную почти у самой вершины. Оказывается, это была пещера того самого Чёрного Всадника на горе Урш Хох, что в переводе означало Белая Гора. Местные считают пещеру святилищем Чёрного Всадника, покровителя воров и разбойников.

Надо сказать, что местечко он выбрал себе козырное. Вид из пещеры знатный — вся округа как на ладони. По утверждению местных осетин, лихие люди до сих пор приносят ему жертвы и просят о покровительстве.

Жертва не простая. Люди приводили барана — украденного или добытого честно, история об этом умалчивает. Читали обращение к Чёрному Всаднику. Затем приносили кусарттаг животное в жертву.

Забивали животное особым образом — так, чтобы кровь стекала на камни ровным потоком. Если брызги летели в стороны не туда или животное билось в агонии слишком долго, это считалось дурным знаком. «Поход на дело» откладывали.

Если жертва принималась, то Чёрный Всадник оказывал покровительство.

По легенде, только избранные им могли видеть его силуэт. Он появлялся в чёрной одежде, скрывающей его под покровом ночи, на вороном коне с чёрными, как смоль, глазами и гривой.

А на поясе у него висел чёрный кинжал. Если Чёрный Всадник обнажал кинжал, то он убивал неугодных без касания — молнией. А жертва в свете вспышки непременно видела танцующую жрицу.

Чёрный Всадник не защищал, а был пособником. Он не спасал — он указывал путь ворам, помогал прятать добычу, отводил глаза стражникам. Подношение этому духу не гарантировало абрекам удачный исход дела. Обращение к нему носило скорее вынужденный характер.

Дело в том, что второй по значимости после Бога святой, которого называют Уастырджи, а некоторые — Святым Георгием, являлся покровителем путников, честных воинов и вообще всех мужчин, был полным антиподом Шау Ба́рага. Все мужчины традиционно обращались к нему за покровительством и удачей перед любыми делами, особенно перед дорогой.

Изображаемый в белой бурке, на белом коне, он наказывал воров и разбойников. Поэтому лихие люди не могли испрашивать в молитве у него благословения на свои чёрные дела. Они шли к святилищу Шау Ба́рага. Сила зла была сопоставима со строгими силами добра и справедливости.

Оба — Шау Ба́раг и Уастырджи — могли обрушить свой гнев на людей. Считалось, что никто из смертных не в силах противостоять гневу этих двух сакральных сущностей.

Недалеко от святилища находится село Быз. Жители села верили, что если делать подношения Чёрному Всаднику, то он не будет беспокоить их и даже станет опекать.

Поэтому люди из села чествовали покровителя разбойников дважды в год. В жертву приносили крупного барана, а из посемейно собранного солода варили пиво и готовили по три треугольных пирога и шашлык из правых рёбер жертвенного животного.

Заповедной была поляна под скалой Урс Хох и сосновая роща, где проводили обряды подношения. Осетины верили, что в окрестностях святилища даже скот находился в безопасности и не подвергался нападению волков.

Ещё бы — волки наверняка чувствовали, что тут живёт хищник покруче них, покровитель тех, кто живёт по законам ножа и верёвки. И обходили эту местность стороной.

Воры не произносили его имя вслух без нужды, но каждый разбойник в Осетии знал, куда нужно прийти, чтобы задуманный разбой или кража «выгорели».

Мы выслушали рассказ Марины.

— Да, интересная у вас здесь жизнь, есть из-за чего вставать на уши. А зачем профессор поехал к местным?

— Договариваться о раскопках в пещере.

Марина наслаждалась впечатлением, которое на нас произвёл её рассказ.

— Тут без одобрения старейшин никто и пальцем не пошевелит. Туда так просто не пролезть. Надо на альпинистских верёвках спускаться. Местные чужих туда не пускают. Они и сами туда не лазают.

— Ну как? Пещера же принадлежит народу. Разве кто-то может запретить, если в Академии решили копать?

— Могут. Старшие в селе. Издержки общинного образа жизни. Говорю — никто палец о палец не ударит. Ни местная милиция, ни учёные. Да что там говорить — даже партийное руководство с ними многие свои мероприятия согласовывает.

— А что дадут раскопки в пещере?

— Ковалёв уверен, что там можно найти следы, ведущие к кинжалу.

— С чего такая уверенность, если туда никого не пускают?

— Сохранились записи этнографов, работавших тут до революции, связанных с Чёрным Всадником. Один из них записал рассказ старожила, который лично знал смельчака, решившегося спуститься в пещеру с вершины на верёвках. Тот поведал, что видел, что в святилище все стены окованы серебром, в углу стоит серебряная кровать и такая же колыбель, посреди пещеры висит на серебряной цепи серебряный котёл. На колыбели лежал чёрный кинжал Шау Ба́рага, в навершии рукояти — голова демона с двумя горящими красными глазами. Красные камни на рукояти пульсировали, будто живые.

Ему показалось, что он услышал голос за спиной, обернулся и увидел силуэт Чёрного Всадника, поэтому он тотчас бежал из пещеры. Спустя пару часов парень лишился зрения.

После этого случая произошёл падёж скотины, многие люди болели. Старейшины строго-настрого запретили кому-либо лазить в пещеру и с тех пор стали делать подношения Шау Ба́рагу дважды в год.

— Теперь понятно, почему такой сыр-бор из-за этого кинжала. Почему все археологи на ушах.

— Это ещё не всё, но не буду вас загружать информацией, чувствую, что у вас и так голова пухнет.

— Да говори уже.

— За кинжалом не только археологи охотятся.

— Кто же ещё?

— Местные. Осетины. И ингуши тоже.

Ингуши? Мы с Лёней переглянулись. Оборудование, загружённое к нам по дороге, передавали ингуши.

— А ингуши тут при чём? Здесь же везде осетины живут? И святилище, по твоим рассказам, осетинское, — спросил я Марину.

— Каждая из сторон считает эту реликвию своей. Испокон веков всё перемешано и связано. Ладно, давайте выгружаться, вам нужно отдохнуть с дороги.

Мы встали и направились к нашему старенькому, но надёжному ГАЗ-66. Я же привык к грузовичку и прикипел к нему душой.

— Пломбу смотреть будешь?

В любой другой ситуации Марина наверняка бы позволила Лёне снять пломбу самостоятельно, но теперь, учитывая сложные отношения между ними, она подошла и нарочито придирчиво осмотрела свинцовую шайбу на проволочке.

— А пломба-то, похоже, повреждена.

— Где? — удивился Лёня. — Ну, Марин…

— Что, Марин? Вот видишь, тут будто дважды прикушено пломбиратором.

— Да перестань, как запломбировали в Москве на базе, так мы и приехали.

— Порядок есть порядок, я сделаю запись в журнале. Откуда я знаю, что там у тебя по пути происходило.

— Так мы же…

Он хотел сказать, что у него есть я как свидетель, но потом передумал и махнул рукой.

— Раскрывай.

Марина взяла накладную и убрала пломбу в нагрудный кармашек.

Я невольно задержал взгляд на её бюстгальтере, который проявился округлой полусферой со швом под её рубахой. Конечно, грудь у молодой женщины с соломенными волосами была знатная. То, что Лёня в прошлых экспедициях не смог устоять перед её формами, можно было понять.

Марина прислала ещё троих студентов-археологов в помощь на разгрузке.