Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

— Ну… — я запнулся, потому что понимал, что нет таких слов чтобы передать мои эмоции, — я когда в университет поехал, то увидел её в аудитории и охренел. Я встал, как вкопанный, а потом моё тело будто рассыпалось, в пыль превратилось. А когда она заговорила со мной — я словно в космосе побывал.

Напарник нахмурился.

— Из местных? Осетинка?

Я кивнул с выражением счастливого дурака на лице.

Лёня потерял интерес и махнул рукой

— Беспонтово всё это. Ничего у тебя не выйдет.

— Это почему?

— Ни она, ни её родня тебя на пушечный выстрел не подпустят, не говоря уже о чём-то более серьёзном.

— Более серьёзном? Как у тебя с Мариной или с Марусёй — рассмеялся я.

— Да. Не вижу ничего смешного.

— Неужели ты считаешь, что с девушкой нужно обязательно переспать? Ты в платоническую любовь не веришь? — я подначивал Лёню.

— Нет никакой платонической любви, и мужики и бабы хотят одного! Кто говорит о платонической любви, тот просто себе врёт, что он женщины не хочет. Все хотят ласки и соития!

На последнем слове Лёня густо покраснел. Было видно, что он не привык обсуждать амурные дела, используя печатные выражения.

— Тьфу, Саня, такие вопросы задаёшь, что мне неудобно стало, как школьнику. Короче, все хотят трахаться. Остальное всё беллетристика. Давай, натягивай верёвку!

В этот момент со стороны дороги показалась туча пыли, приближающаяся к лагерю.

Мы встали с корточек и позабыли наш разговор. К палаткам подъехал старенький, видавший виды армейский ГАЗ-69 без крыши и тента.

Скрипнув тормозами и обдав всё окружающее пространство пылью, машина остановилась.

Мы с Лёней переглянулись, думая об одном и том же. Могли ли эта колымага стать нашим раллийным болидом на время соревнований?

Это вряд ли.

Но ГАЗ-69 выглядел так, будто прошёл несколько войн, в том числе и Финскую с Гражданской.

Пассажирская дверь распахнулась, и профессор ловко соскочил с сиденья на грунт.

В день нашего знакомства я не обратил внимания на то, что он довольно низенького роста.

— Что за поядки! Чегт бы побгал эти оодовые усоовности! Как с этими уюдьми стгоить будущее? Совегшенно не понятно! Магина, они живут в медном веке! Нет, я гешитегьно не понимаю!

Он был зол и, видимо, ругался на чём свет стоит на жителей села Биз.

— Профессор, что произошло? — Марина вышла навстречу и попыталась его успокоить, — машину отпустим?

Он оглянулся, водитель ГАЗика всё ещё ожидал команды.

Ковалёв сделал упреждающий жест.

— Я им говогю, ну хогошо, не хотите гаскопки, давайте вместе спустимся в пещегу, и пгосто сделаем фотогаафии. А они мне нет. Садитесь за стол пгофессог, говогят! Пигогов пива отведайте! Пигоги у них знатные, а пива я не! Тегпеть его не могу. Не сказаг ничего им пго пиво конечно, чтобы не обидеть. Но Тги часа! Тги часа, Магина об одном и том же. А они заадии незлья тгевожить Шау Баага. Это же гегигиозные пгедгассудки! Магина, собигайся, поехаги со мной в Алагирский райсовет. Может тебе удасться их убедить! В гагеге все по пгану?

Профессор был всё ещё возбуждён и посмотрел в нашу сторону только, когда Марина жестом в нашу сторону отвлекла его.

— Машина из Москвы пришла.

— А-а-а, вы пгибыги? С пгиездом. Все в погядке? Как видите у нас бушуют нешуточные сгасти!

Может быть сейчас было и не время рассказывать ему о буях, но мы рисковали быть обвинёнными в несвоевременном предоставлении информации.

Лёня набрал воздуха в грудь и сказал:

— Так-то всё в порядке, выгрузились, но по дороге…

— Выггузигись и отлично. Остагное потом. Это все подождет, нам надо успеть до закгытия, до конца аабочего дня.

Марина посмотрела на нас и села назад.

— Я готова.

Профессор оглянулся и, не найдя никого подходящего, тыкнул пальцем в грудь Лёне.

— Деонид! Вы остаетесь за стагшего!

— Может… — Марина хотела сообщить, что мы не успели поспать с дороги, но профессор был неумолим.

— Не сахагный не гастяет. В путь! Будем к вечегу. Оставьте нам ужин.

Машина с Мариной и профессором умчала. Мы с Лёней переглянулись и пошли заканчивать установку палатки.

Когда всё было готово, я сказал:

— Давай так, их не будет часов пять-шесть. Дежурим оба, напополам. Три часа ты поспишь, а потом три я.

Лёня согласился с моим предложением.

— Идёт, только ты первый. Я хоть у Маруси немного поспал. А ты, мне кажется, с непривычки не спал в кабине совсем.

Меня ужасно клонило в сон и я держался из последних сил.

— По рукам.

— Ты только лезь в мешок, тут погода быстро меняется. Сейчас более-менее тепло, а через час может быть холодрыга.

Лёня отправился за стол к Марине, а я в палатку.

Нет ничего лучше, чем после долгой дороги наконец-то оказаться в свежей прохладной постели. Я разделся до трусов и шмыгнул в спальный мешок, почти мгновенно уснув.

Я не дышу. Холод буквально обжигает мои лёгкие. Вокруг темень, только узкая полоска лунного света ярко освещает часть пространства, где я нахожусь.

Абсолютная тишина, будто в ушах пробки. Я делаю шаг в сторону и вступаю в черноту.

Глаза понемногу привыкают к полной тьме, и я вижу стены пещеры.

Они действительно обиты серебристыми металлическими листами. Провожу по ним рукой. Чувствую выпуклые орнаменты и странные фрески, как на чеканке.

Приблизив лицо к стене, замечаю тысячи крошечных человеческих фигурок в повторяющихся позах покорности.

Такое ощущение, что их заставили застыть в момент молитвы или просьбы о покровительстве.

Это абреки. Воры. Бандиты. Убийцы.

Они бездушны, словно обменяли свои души на надежду получить богатую добычу во время ночного разбоя или воровства.

Я в пещере Чёрного Всадника. Оглядываюсь.

Теперь вижу серебряную кровать. На ней ничего нет, она скорее напоминает высокий топчан с углублениями и заклёпками по краям. От неё веет холодом.

В противоположном углу такой же стол и стул с высокой спинкой. На стене за столом большое панно: над горами два всадника в диковинных доспехах — тёмный и светлый — летят друг навстречу другу.

Я не сразу заметил, что посреди пещеры на треноге стоит медный котёл.

Прямо над котлом в высоком потолке круглое отверстие, через которое выходит дым.

Под котлом медленно тлеют угли, отбрасывая неяркие блики на бугристые стенки чаши котла.

На них выбит или выдавлен рисунок, напоминающий крупную змеиную чешую.

Блики, отражаемые тлеющими углями, преломляются и, попадая на стены, оживляют человеческие фигурки.

Теперь, кажется, что они поднимают к небу руки в немой мольбе.

Я вижу на стене свою тень, она ровно посредине двух всадников. Покачивается, колышется, будто пытается выбрать одну из сторон.

Внезапно я чувствую, что я в пещере не один. Здесь находится Она.

Медленно поворачиваю голову вправо и замечаю женскую фигуру в балахоне, неспешно двигающуюся в танце.

Откуда-то издалека, из-за пределов пещеры доносится мелодия, мне кажется, что она прямо льётся с неба через дымоходное отверстие.

Лицо скрыто капюшоном. Изящные кисти, словно виноградные лозы, извиваются и тянутся вверх к потолку пещеры. Барабаны задают ритм.

Из немного распахнутого балахона показывается стройная женская нога. В сумерках пещеры начинает белеть сначала ступня, щиколотка, потом колено, потом бедро.

Танцовщица поворачивается боком, делает плавные па, она словно парит в пространстве, заполняя его собой.

Её тело изгибается, и я вижу её талию и всю обнажённую ногу целиком. Я понимаю что под балахоном ничего нет.

Танцовщица будто угадав мои мысли, поворачивается так, что ткань натягивается и я отчётливо вижу под ней очертания упругой женской груди с торчащими сосками.

Я хочу видеть её лицо, я хочу видеть её обнажённое тело.

Делаю шаг в её сторону, чтобы скинуть капюшон, чтобы прикоснуться к её груди кончиками пальцев.