Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

Теперь он смотрел на меня оценивающе, размышляя, можно ли доверять мне машину.

— Председательский УАЗик подойдёт?

Я снова сдержанно кивнул:

— Вполне.

Хотя мне безумно хотелось прыгать до потолка от счастья! У меня всё получилось! Я раздобыл машину! Машину, но не шифер.

— Ну раз такое дело — будет тебе УАЗик теперь для гонки! Бери моего Дуремара! Я могу и на «буханке» пока поездить.

— Дуремара? — это прозвище вызвало на моём лице улыбку, никогда не слышал, чтобы так называли свои машины.

— Я так ласково свой УАЗик называю, не козлом же его называть. Не разнесёшь мне машину?

— Верну вашего Дуремара после гонки в целости и сохранности, обслужу, помою. За УАЗик можете не переживать, всё будет в лучшем виде.

Он кивнул:

— У меня на Ралли Кавказ свой интерес есть. Раньше на этапе в Осетии наши станичные часто выступали. Сейчас некому. Да и в старые времена наши казаки в скачках участвовали. Часто побеждали. Так что не посрами честь станицы Архонской, колхоза «По Заветам Ильича».

— Спасибо! Не посрамлю.

— С машиной решено, а ещё что? Шифер?

Он посмотрел на Марусю.

— Да. Нам нужен шифер. В детском пионерлагере кинематографистов побили крыши градом. Помните, что в колхозе «Пятидесятилетия Октября» шифер завезли, а строить будут только на будущий год?

Председатель весело подмигнул мне:

— Вот баба — не голова, а Дом Советов! Всё знает, всё помнит. Цены тебе нет, Мария! Только праздник у них… Свадьба у сына председателя. Сегодня к ним с этим вопросом обращаться не могу. Пятница, давай в понедельник. Или лучше во вторник.

— Семён Семёнович, я обещал решить в Совмине этот вопрос. Сроки горят — дело не терпит отлагательства. Дети не могут в лагерь заехать. Может быть, черкнёте записку — я съезжу к ним?

Надо было пользоваться ситуацией, пока председатель пребывал в благом расположении духа. Куда деваться, раз я подписался на участие в ралли. Нельзя надолго откладывать решение. Я собирался всё устроить за один день.

Он мотнул головой:

— Ох, и деловой же ты! Проныра! Из камня воду выжмёшь! — председатель подправил себе ус и посмотрел на Марусю. — Ладно, будет тебе и шифер, и записка. Только предупреждаю — что сегодня вряд ли найдёшь кого-нибудь, кто в состоянии будет говорить.

Я посмотрел на Мусю, потом перевёл взгляд на председателя:

— В каком смысле? Пьяные будут?

— Кхе-кхе… Нет, конечно! Пьяных там не будет. Но такие вопросы за столом во время праздников не обсуждают… Ты на Кавказе!

Ещё через сорок минут я отпустил «Волгу» из Управления кинофикации Совмина и сидел за рулём председательского УАЗика.

Надо сказать, что машина была в отличном состоянии — чувствовалась хозяйская рука и уход. Ни одного скрипа, ни одного лишнего звука — ни из кузова, ни из подвески.

Я пообещал председателю вернуть машину через десять дней. Теперь на десять дней Дуремар стал моим верным конём и товарищем.

Я думал, что он будет удивлён или возмущён длительным сроком. Но председатель, если и чувствовал ревность или опасение за состояние машины, то бровью не повёл.

Двигатель урчал ровно, как довольный зверь, будто и не замечая нагрузки. Я едва касался педали — и Дуремар послушно рвался вперёд, отзывчивый, будто читающий мысли.

Этот УАЗ не просто ехал — он летел, обтекая колдобины и рытвины, будто смеялся над ухабистой дорогой.

Кабина пахла кожей и машинным маслом.

Мужской, я бы даже сказал грубый характер УАЗа читался в каждой детали.

Несмотря на это, приборная панель сверкала чистотой: стрелки спидометра и тахометра будто только вчера сошли с конвейера.

Стёкла без единой трещины, даже рычаг КПП отполирован до блеска частыми прикосновениями. Я провёл ладонью по деревянной накладке руля — лак ещё не потёрся, и под ним играл тёплый узор древесины.

Подвеска работала как швейцарский механизм — ни стука, ни скрипа. Упругая.

Иногда слышались удары — только мягкие, почти бархатные, где-то далеко внизу, когда колёса перекатывались через неровности.

Машина будто парила, а не ехала. Даже на крутых виражах она кренилась с достоинством, без намёка на разболтанность, будто говорила: «Расслабься, я всё контролирую».

Дуремар был необычной расцветки. Жёлтые боковины нижней части кузова сочетались с белоснежной краской капота и верхней части.

Солнце играло на лакокрасочном покрытии — ни сколов, ни потёков, не хуже, чем на ЦКовских «Чайках».

Фары, как два круглых глаза, смотрели вперёд с уверенностью хищника.

Даже резина выглядела будто нагуталиненная — видно, хозяин не жалел времени на уход за своим Дуремаром.

Я улыбнулся. Это не просто «железо» — это машина, которой гордились. И теперь она на десять дней в моём распоряжении.

Асфальт под колёсами пел — ровный, тёплый, будто специально выглаженный для моего УАЗа.

Дуремар легко бежал вперёд, его двигатель урчал глубоко и размеренно, как довольный кот на солнцепёке.

Я опустил стекло — и сразу в лицо ударил густой, сладкий воздух, пропитанный запахом нагретой пшеницы, полевых цветов и где-то далеко, едва уловимой, горьковатой ноткой полыни.

Дорога вилась между полями, то взмывая на пригорки, где на секунду открывался вид на синеющие в дымке горы, то ныряя в зелёные тоннели, где ветви деревьев почти смыкались над головой.

Тёплый ветерок обдувал лицо, кожаное сиденье мягко обнимало спину.

Нужное сельхозпредприятие находилось совсем недалеко от Архонки, и я без труда нашёл место.

Дорожный указатель сообщил мне, что я въехал в село «Новый Батако».

Первые дома появились неожиданно — будто выросли из земли, такие же солнечные и уютные, как этот день.

Белёные стены с трещинами, похожими на улыбки, розовые от времени ставни, крыши, поросшие травой — всё это выглядело настолько родным и тёплым, что невольно улыбался.

Дворы утопали в зелени — вишни, яблони, кусты смородины и малины.

Где-то за забором в деревьях звенели птицы, пахло свежим хлебом и топлёным молоком. Это был целый мир, живой, настоящий, дышащий покоем и уютом.

Увидев вывеску «Колхоз Бесланский», я свернул к нему с основной дороги.

За поворотом открылась панорама колхоза — аккуратные кирпичные здания цехов, белые склады с красными крышами, ухоженные поля, уходящие к самому горизонту.

Всё здесь дышало порядком и достатком — даже воздух звенел от энергии и жизни. И в этот момент я понимал — нет ничего лучше, чем дорога, машина и ощущение полной свободы.

С удовольствием разглядывая этот деревенский пейзаж, я медленно проезжал мимо — мимо тракторов, велосипедов у заборов, дворов с развешенным бельём.

И чувствовал, как что-то тёплое и светлое наполняет грудь — здесь, в этом месте, время текло по-другому, медленнее, мудрее, и я был частью этого потока.

Людей нигде не было видно. Дуремар тихо урчал, будто разделял мои мысли.

Наконец показалась большая площадь перед сельсоветом, где проходило торжество.

Оно поразило моё воображение своей масштабностью.

Я даже представить себе не мог такое. Везде стояла техника, куча машин, автобусов, на которых сюда свозили гостей.

Видимо, со всех концов Республики.

В огромных палатках-шатрах сидело около полутора тысяч человек: женщины отдельно, мужчины отдельно, дети — тоже отдельно.

Они размещались секциями — это были объединённые столы человек на пятьдесят.

Во главе каждого такого стола сидели трое старших мужчин: один по центру и двое по бокам — справа и слева.

Весь стол подчинялся сложной геометрии отношений между участниками застолья. Это было необычно.

Каналья, как найти здесь того самого председателя, не привлекая чужого внимания?

Ко мне навстречу вышли двое мужчин и поздоровались

— Со стороны жениха? Проходи, сейчас мы тебя за стол посадим.

Я не знал, что ответить, врать не хотелось. В списке гостей я не числился, меня явно с кем-то путали.

— Я из Архонки, мне председатель нужен.