Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

— А что я?? Я-то что? Я вообще не при делах!! — запротестовал было тот, но Гамаль не церемонясь выволок его из толпы. Тем временем бородач высмотрел по каким-то своим критериям ещё одного молодого мужчину, выволок и его.

А потом бородач разродился речью — Гамаль, как мог, переводил.

Переводил он сумбурно, но понять было можно — что вы, русские скоты, достойны только жрать помои вместе со своими свиньями; что теперь тут, на священной земле Египта, будет халифат; и гяурам, поганым иноверцам, нечего тут делать, и потому они все будут отсюда высланы. Со временем. Что поганые русские недостойны лизать ноги правоверных мусульман; и что они своим поведением показали, что совершенно не способны к порядку и дисциплине. Воровать — нельзя; драться — нельзя! — но вы, отродья свиней, этого не знаете, потому что вы есть отродья свиней! Несколько дней — и вы превратились в то, чем на самом деле и являетесь — в стадо свиней, вонючих, хрюкающих, пьяных, не знающих закона и порядка. И что сейчас несколько из вас, свиней, будут показательно наказаны, чтобы остальные свиньи знали, что тут, на древней земле, хозяева — правоверные мусульмане, а не поганые позорные европейцы! И это будет вам всем, свиньям, хорошим уроком!

Наверное, это было уже по заведённому сценарию, потому что тут же двое подручных, те, что были в полицейской чёрной форме, забросив автоматы за спину, подбежали к растерянно стоявшему парню, одному из двоих, на которых указал Гамаль, и, схватив за руки, поволокли его в сторону дверей. Парень был здоров, и стал вырываться… Впрочем, несмотря на то, что по габаритам парень, пожалуй, мог бы без труда расшвырять обоих египтян, сопротивлялся он в четверть силы, не дрался, а лишь упирался, не давая его тащить непонятно куда… Впрочем было понятно, что ничего хорошего ему не светит.

В толпе женщин начался вновь истеричный вой и плач, мужчины, кто сидел, повскакивали, сжимая кулаки — отступив на несколько шагов, на них направили автоматы несколько «тапочников», защёлкали снимаемыми предохранителями.

Парня тащили к дверям — а он упирался, и следом шёл бородач. Гамаль злобно и торжествующе улыбался, глядя на это; в руках теперь он держал не списки, а автомат, тоже со снятым предохранителем.

До дверей парня не дотащили — он упёрся, стал всерьёз сопротивляться, и даже толкнул одного из конвоиров так, что тот упал.

И тогда шедший следом главный бандит что-то каркнул — и второй отскочил в сторону; а он быстро достал большой чёрный пистолет и выстрелил парню в голову…

В просторном зале выстрел хлопнул совсем негромко, не громче чем хлопок лопнувшего, предварительно надутого полиэтиленового пакета — и на секунды, пока парень валился на пол, и когда уже упал, в зале наступила пронзительная тишина, даже слышно было как звякнула по полу гильза.

А потом все заорали. Дико, пронзительно.

Отступивший в сторону один из тапочников дал очередь из автомата поверх голов — и автомат протрещал, громко, внушительно, несмотря на крики — и крики сразу оборвались, и бывшие «гости» стали падать на пол, закрывая головы руками — кажется, ни у кого не было сомнений, что сейчас их всех тут и убьют…

Рамона тоже упала на пол, вернее, на кого-то; перекатилась в сторону, мельком увидев в пологе шатровой крыши неровную цепочку отверстий от пуль, через которые теперь тонкими лучиками било африканское злое солнце; замерла. В десятке метров перед ней на полу были видны грязные подошвы босых ног только что убитого парня. Рядом с ним стоял с пистолетом в опущенной руке бородач и что-то говорил Гамалю.

Говорил он ему:

— … так всегда бывает, запомни. Всегда чтобы остальные начали слушаться, чтобы поняли, что с ними не шутят, надо одного выбрать и при них убить. Тогда остальные будут себя вести как полагается. Понял?

— Понял, Джабар-амир. Только это же русские. Они бешеные.

— Аааа, уаляд, ты чего говоришь. Все неверные одинаковы. Немцы, итальянцы. Ты же видел.

— Да, амир. Но русские, они…

— Ты что, боишься русских? Этих грязных трусливых свиней?.. Ты видел, как они сразу испугались??

— Нет, конечно, амир, я не боюсь. Только они бешеные. Бывают.

— Аааа, сын кролика, бешеных животных уничтожают. Пойдём, я покажу тебе. Ты тут останешься главным, тебе следить за всеми, пока не сможем их обменять на что-нибудь стоящее у их правительства — на деньги, или на оружие, — и тебе следить за порядком. И потому надо чтобы тебя боялись. Скажи-ка им…

Он стал говорить громче, и Гамаль теперь переводил:

— Фсе вы жить в своих номер. Сами следить за порядок! После пять часов из номер не выходить! Кто выходить — мы сразу стрелять! Сегодня мы обойти номер и собрать все деньги из номер! Кто будет прятать — мы стрелять! Двер номер не закрывать!

Подумал и добавил от себя:

— Вада севодня дадут… В номер телевизер не включать! Кушать в ресторан в абед, адин раз. Если кто убежать — мы поймать и стрелять! И стрелять все из соседний номер!

Ещё помолчал и громко добавил:

— Я тут главный!

Бородач стоял рядом и благожелательно улыбался, слушая незнакомую речь. Он был уверен теперь, что этот, новый сподвижник, расшибётся в лепёшку лишь бы заслужить благоволение «амира», давшего ему власть, деньги, оружие. Главное, конечно, власть. Это как наркотик — кто хоть раз попробовал настоящую власть, — вплоть до жизни и смерти — тот с этого уже не соскочит. Надо только ещё кое-что сделать, чтобы у мальчишки обратного пути не было…

Он распорядился — и двое в полицейской форме как собаки кинулись на второго парня из выбранных Гамалем. Он стоял, был в прострации, не сопротивлялся — его повалили, надели и затянули за спиной пластиковые наручники. Потом набросились на следующего, того, одного из двух, что выволок из толпы сам Джабар.

— Яяяя…. Я не при чём!! — заорал тот. Но его тоже повалили навзничь и надели наручники. И ещё одного. Из кучи лежащих на полу и друг на друге женщин, девушек раздавался плач и подвывания; из кучи мужчин — тупая бессвязная и бессильная матершина. Подниматься и оказывать сопротивление и правда никто больше не рисковал.

— Вот.

Бородач подвёл за плечо Гамаля к одному из лежащих, наклонился над ним и снял с его руки часы:

— Вот. Смотри. Это военные часы. Американские. Значит он тоже военный. Только скрывает.

Лежащий что-то сообразил и, не поднимая голову, торопливо заговорил:

— Это хорошие часы, я их по интернету купил. С ними нырять можно. Забирайте, конечно. Меня отпустите только!

На него не обращали внимания. Подошли к другому, бородач снял и с его руки часы, подал Гамалю. Тот прочитал вслух на ярких, весёленькой расцветки массивных часах с парашютом и летучей мышью на циферблате: «- Спец Наз Гэ Рэ У. Вэ Де Ве».

— Это мне подарили!! — торопливо забормотал лежащий, — Друг подарил, на день рождения. Это… это обычные часы, они в у нас в любом магазине продаются!

— Этот, наверное, тоже военный! — не слушая, что там лопочет по-своему русский, сообщил Гамалю бородач, — ГэРэУ — это у русских разведка, я знаю. Его тоже нужно держать отдельно, а лучше убить!

Троих потащили к выходу.

Пить не дали. Есть тоже не дали; впрочем, от произошедшего есть всем как-то расхотелось. Зато отпустили по номерам; и подвывающие и белые от ужаса бывшие отдыхающие быстренько рассосались по своим обиталищам.

Телевизор не включали…

В остальном всё было как раньше — приветливо дул прохладой кондиционер над дверью, в кране появилась вода, можно было наконец умыться и постираться. Принять душ. Вот только зрелище убитого на их глазах парня не выходило из головы и отбивало желание заниматься хоть какими-то бытовыми делами. И сознание что все они теперь — заложники.

Сидели на кроватях, тупо глядя, кто в пол, кто друг на друга.

— Ну, что будем делать, девочки?

Никто не ответил. Когда уже прошло минут пять, разлепила губы Маринка:

— Что, выбор, что ли, есть?..