Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

— За то, что в районе лучшие фильмы для нас добыл! Директор велела выписать контрамарку.

— И мне тоже полагается, я тоже старался и фильмы добывал! — послышался знакомый голос.

— А ты, Лёонид, оплачивай на месте! — строго сообщила билетёрша, но глаза её смеялись.

Лёня повёл подбородком и полез в карман.

В полумраке кинозала я устроился в середине зала, а Лёня с Марусей, перешёптываясь, пробирались на задний ряд — классика жанра.

На экране заиграли титры «Игры в четыре руки» с Бельмондо. Фильм привёл меня в восторг!

Каждый кадр — как глоток шампанского.

Париж, переливающийся огнями, этот неповторимый стиль Бельмондо, его фирменная полуулыбка, когда он обводит всех вокруг пальца. Потом Венеция.

Я заворожённо следил за авантюрой героя, ловя каждый поворот сюжета.

Мне нравился Бельмондо. Его фирменная походка — ленивая, чуть раскачивающаяся, будто он не идёт, а плывёт по европейским мостовым.

Дерется, смеётся, флиртует с женщинами. Примерно как я. Или я как он.

В сцене, где его герой обыгрывает всех врагов в покер, я невольно затаил дыхание.

Вот он делает вид, что задумался — медленно прикуривает, выпускает дым колечком, а глаза в это время вычисляют каждую мелочь.

Когда Лёня с Марусей вышли после сеанса — она с растрёпанной причёской, он с глуповато-счастливой улыбкой — я только усмехнулся.

У каждого сегодня своё кино. У них — романтика на заднем ряду. У меня — Бельмондо, джаз и мечты о Париже.

Я очень любил нашу страну, но был уверен, что когда-нибудь в будущем поеду на соревнования за границу, может, даже в капстрану, может, даже в Париж.

Утро было жарким даже для начала июня. Я ехал по пыльной дороге в колхоз (название), и наш гоночный УАЗ подпрыгивал на выбоинах, поднимая тучи рыжей пыли.

В открытые форточки врывался терпкий аромат полыни, смешанный с запахом нагретой земли. Где-то в траве прятались кузнечики.

Они высоко выпрыгивали при приближении «Дуремара», будто торопились разглядеть, кто к ним пожаловал в это короткое северокавказское лето.

Полчаса назад я позвонил Зауру в Новый Батако и сообщил, что еду к нему.

Семён Семёнович спокойно выслушал меня, фыркнул и сообщил, что «видал он этих проверяющих, сам знаешь, на чём».

Но попросил сходить в бухгалтерию, чтобы мне оформили путевые листы и местную командировку в Дарьял.

Его уверенность в том, что он «почикает» хоть кого, немного успокоила меня.

Вчерашние впечатления от кино, странные встречи и едва ощутимое присутствие того старика не выходили у меня из головы.

Я вспоминал, как он выглядел, когда следил за мной и Лёней на дороге из Ставрополя в Орджоникидзе.

Как та самая «Волга» стояла на обочине, а старик в папахе сидел, высунув локоть в окно.

Мы обменялись взглядами — всего на мгновение. Но в его глазах не было ни угрозы, ни любопытства. Только какой-то холодный огонь.

Заур встретил меня у колхозных ворот фермы.

— В самый раз приехал! — крикнул он, широко улыбаясь. — Женщины только что завтрак приготовили. Поехали.

Сказал он, запрыгивая в салон. Минут через пять мы остановились у небольшой аккуратной беседки, расположенной возле здания колхозной столовой.

Сначала он обошёл архонский УАЗ медленным шагом, оценивая его внешний вид.

Его взгляд скользнул по перетянутым ремнями запасным канистрам, проверил крепление запасного колеса.

Потом заглянул под днище и задержался на новых амортизаторах, блестевших свежей краской.

— Ну, видно, что спецы поработали.

После осмотра положил мне руку на плечо и повёл усаживать за стол.

— На въезде в вашу Осетию нужно заметить вывеску на стеле. Вместо «Добро пожаловать» надо написать «Приятного аппетита». Заур, сколько можно сидеть за столом? Я вообще по делу приехал.

— Дело подождёт, а вот когда мы в следующий раз досыта поедим, никто не знает.

— Ты что, на войну собрался?

— Нет, но мужчина должен быть готов ко всему.

Мы неспешно болтали и уплетали яичницу с ароматным хлебом, только что испечённым в печи.

— Ну что там? Как фильмы? Народу нравится?

— Клёво! Спасибо тебе за помощь, без тебя…

— Брось, — он махнул рукой, — пустяки.

— И за запчасти спасибо, машина теперь зверь.

Он отшутился:

— Представлю, что вы с ней наворотили, думаю, сняться с соревнований.

— Я уверен, что твоя тачка тоже что надо. Скажи, я вот немного в местных костюмах не понимаю. Почему ваши пожилые мужики носят высокие папахи?

— Не, это не наши. Это у ингушей. Иногда у чеченцев. Реже у кабардинцев. Папаха у соседей скорее вещь духовная, нежели чем материальная. Считается признаком мужественности и зрелости. Мы с грузинами иногда ингушей так и называем: «народ в высоких папахах». А что?

Я рассказал, что несколько раз пересекался с дедом, и мне нужно его найти.

— И как ты собираешься это сделать?

— Не знаю. Похоже, он из начальства.

— С чего ты взял?

— Ну, ездит на белой «Волге» с водителем.

Заур улыбнулся:

— На Кавказе на белой «Волге» может ездить кто угодно.

— Ну, ты же не ездишь?

— Я другое дело. Люди в колхозе не поймут, если мой отец ездит на УАЗе, а я буду на «Волге» рассекать.

— А хотел бы? — я вспомнил догонялку ГАЗ-24–24.

— Наверно, нет. Зачем мне она? «Шестёрку» — да, хочу. Водил бы с удовольствием.

А насчёт старика в папахе, если он местный, то ингуши и кабардинцы часто собираются в ресторане у гостиницы «Интурист», у суннитской мечети, знаешь?

— А разве осетины были мусульманами? Откуда мечеть в Орджоникидзе?

— Нет. Разве не знаешь? — он удивлённо покосился на меня. — Только очень небольшое число. Процентов пять-восемь, в районах, прилегающих к Кабарде.

Мы поболтали ещё долго про ралли и гонки. Он был неплохо осведомлён о местных дорогах и способах езды по бездорожью и я прислушивался к каждому его совету. Вскоре к нам подошла женщина и что-то сказала ему по-осетински.

— Ты извини, я на работе. Мне нужно в гараж.

— Конечно, пора и честь знать, как говорят у нас. Спасибо за завтрак.

Мы встали.

— Не за что. Ну что, твой «Дуремар» готов к подвигам? — хлопнул он по капоту, и в ответ двигатель взревел ровным, бархатистым басом, заставив улыбнуться моего друга.

— Слушай этот звук… — перекрикивая рёв мотора, сказал он, и в его глазах вспыхнул тот самый огонёк, который я видел только у настоящих фанатов. — Вы что с УАЗом сделали? Так не бывает! Чистая музыка! У тебя там распредвал новый или просто клапана отрегулированы?

— После гонки познакомлю с механиком, если смогу доехать до финиша.

Заур фыркнул, но одобрительно кивнул — в нашем кругу такая скромность ценилась, мы понимали друг друга без слов.

— Ладно, гонщик, — он отошёл на шаг, освобождая путь. — Удачи, встретимся на старте.

Я помахал в ответ.

«Дуремар» дёрнулся с места, подбрасывая в воздух клубы золотистой пыли.

В зеркале мелькнула фигура Заура — он стоял, подняв руку в прощальном жесте, постепенно превращаясь в маленькую тёмную точку на фоне белёсого неба.

Через полчаса я припарковался поодаль от гостиницы «Интурист», рядом с мечетью.

Мой автомобиль привлекал внимание своими наклейками, зеваки останавливались и обсуждали необычный УАЗ.

Пока люди разглядывали мою машину, я разглядывал автостоянку у гостиницы.

Вот она. Белая «Волга». В салоне никого нет.

Я вышел и запер водительскую дверь «Дуремара».

Глава 23

Я припарковал УАЗ в тени раскидистого платана, сделав вид, что проверяю давление в шинах.

Та самая белая Волга напротив входа в «Интурист», сверкая хромом на солнце, на дальнем конце площади у ревущего рядом Терека.

Подойдя поближе под предлогом поиска урны, я заметил, что на передней панели лежала аккуратно сложенная карта и атлас автодорог.

Я подержал ладонь над капотом. Через металл ощущалось тепло двигателя — значит, машина приехала совсем недавно.