Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

Пахло бензином и разогретыми автомобильными покрышками.

Сделав круг вокруг машины, будто разглядывая архитектуру гостиницы, я зафиксировал серию номеров «КББ» — не местные.

Под днищем — ни капельки масла. Шкворни прошприцованы. Ничего подозрительного, кроме свежей царапины на глушителе.

Машина на отличном ходу. Видно, что за «Волгой» ухаживали и обслуживали.

У фонарного столба неподалёку двое мужчин в огромных кепках оживлённо обсуждали что-то, периодически поглядывая в мою сторону.

Но быстро потеряли ко мне интерес.

Они отвернулись, когда из гостиницы вышла шумная компания туристов.

Я воспользовался моментом, чтобы понажимать на кнопки на ручках. Но машина оказалась запертой.

Из-за поворота показался автобус ЛАЗ, громко пыхтя дизелем, медленно развернулся и подъехал к вестибюлю, закрывая меня от посторонних глаз широким кузовом.

На некоторое время я оказался вне поля зрения — люди ни из вестибюля гостиницы, ни с террасы ресторана не могли теперь разглядеть, что происходит у белой «Волги».

Сердце колотилось так громко, что, казалось, оно заглушает шум двигателя белого туристического ЛАЗа с двумя красными полосами на борту.

Пора!

Я приложил ладони к заднему стеклу, почувствовав холодное прикосновение.

Кожа «прилипла» к поверхности — старый трюк с «присосками» сработал, и стекло на миллиметр сместилось вниз.

Нужно было давить равномерно, без рывков. Стекло ещё чуть-чуть подалось вниз, тихо и жалобно скрипнув засохшими резиновыми уплотнителями.

В образовавшуюся щель я вставил плоскую отвёртку, обмотанную тряпкой, и надавил, плавно увеличивая усилие.

Механизм заскрипел, принимая нагрузку, но стекло не лопнуло — только опустилось ещё на три-четыре миллиметра.

Больше и не надо.

— Теперь очередь проволоки и петли.

Тонкий стальной тросик скользнул в щель.

Я смотрел по сторонам — оставалось совсем мало времени.

Руки дрожали — не от страха, а от адреналина. Петля на конце проволоки болталась, как змеиная голова, пока я пытался накинуть её на кнопку блокировки.

— Давай, каналья! Накидывайся, зараза…

Через стекло было видно, как внутри салона проволока скользит по обшивке двери. Ещё сантиметр — и тонкий металл под пластиковой головкой с розочками.

Он заменил шляпки на блокирующих «гвоздиках».

Чудной вкус у владельца.

Поворот петли. Ещё один. Проволока натянулась, цепляясь за шляпку кнопки. Осталось только потянуть…

Внезапно у гостиницы раздался смех. Группа туристов шумно грузилась в ЛАЗ.

Я замер, чувствуя, как капли пота скатываются по спине. Но автобус всё ещё прикрывал меня.

Резкий рывок — и внутри раздался глухой щелчок.

Дверь приоткрылась.

Тихий триумф.

Я быстро проскользнул внутрь, прикрыв за собой дверь. В салоне пахло нагретой кожей с потолка, бензином и чем-то ещё — горьковатым, как полынь.

Солнечный свет, беспрепятственно льющийся через чистые стёкла, заливал салон жёлтым июньским сиянием.

Я как на ладони, точнее, как в аквариуме.

Раздавшийся резкий гудок такси заставил меня вздрогнуть.

Я посмотрел на улицу. Пока мной ещё никто не интересовался.

Сиденья «Волги» были застланы новым ковром с густым ворсом цвета спелой вишни. Наверно, он считается роскошным по меркам местных обладателей авто.

Узоры — геометрические, с острыми углами — выглядели свежими, будто ткали их специально для этой машины.

Когда я опустился на водительское сиденье, ворс мягко подался подо мной, оставляя на брюках следы-полосы.

Руль был плотно обтянут чехлом из светлой бараньей шкуры — не фабричным, а сшитым вручную.

Швы ровные, но заметно, что мастер работал без лекала: в некоторых местах строчка ложилась чуть наискосок.

В местах, где обычно лежат ладони, шкура была немного примята.

На зеркале заднего вида, где обычно болтаются пластмассовые футбольные мячики или дешёвые иконки, висел настоящий ювелирный шедевр: небольшой рог, оправленный в серебро.

Металл был украшен тонкой гравировкой — переплетением виноградных лоз.

Но главное — его содержимое. Рог будто бы был наполнен доверху золотым песком.

Если приглядеться внимательно, то создавалось ощущение, что песок вот-вот начнёт сыпаться из рога в салон.

Рычаг коробки украшала роза в слюде, такая же, как и в кнопках запирания двери, что, конечно, портило дизайн салона и придавало машине колхозный вид.

Но никто не может заставить советских граждан перестать массово украшать свои средства передвижения подобными «богатствами».

Спасибо за то, что это явление не приобрело такие экстремальные формы, как в Пакистане и Индии — там вообще пёстрые автобусы и машины выглядят, как разукрашенные во все известные цвета какаду.

— Пора лезть в багажник. В салоне больше ничего интересного.

Водитель автобуса лениво посмотрел на меня и отвернулся.

Достав щуп, я направился к багажнику.

Взглянул на уплотнитель, потрескавшийся от времени, слегка подался под нажатием.

Вернулся к корме «Волги», присел на корточки, вглядываясь в узкую щель между кузовом и крышкой.

Я быстрым и уверенным движением вёл щуп под резиновый уплотнитель, стараясь держать его параллельно ребру жёсткости.

Щуп упёрся во что-то твёрдое. Не то.

Вытащил, осмотрел, немного изогнул, чтобы придать упругости.

Снова ввёл, теперь под чуть большим углом.

Моё «орудие взлома» прошло глубже. Внезапно кончик провалился в пустоту — попал в технологическое отверстие.

Осторожно повёл в сторону, пока не ощутил пружинящее сопротивление.

Замер. Пот струился ручьями. Один резкий, но аккуратный толчок — и из недр замка багажника раздался глухой щелчок.

— Есть контакт!

Крышка приподнялась на пять сантиметров, выпуская запах войлока и машинного масла.

Моя отмычка в виде щупа выскользнула, оставив на уплотнителе едва заметную царапину. Я огляделся — на меня никто не смотрел.

— Работаем, — прошептал сам себе, чувствуя, как учащается пульс.

На дне багажника лежало что-то продолговатое, сантиметров сорок–пятьдесят. Сверток, туго перетянутый бечёвкой.

В ушах застучали барабаны!

Бум-бум-бум-бум…

Когда я коснулся свертка, по руке пробежал странный холодок — не от страха, а от предчувствия.

Я торопливо развязал бечёвку. Мешковина беззвучно поддалась, обнажая ножны из потемневшей кожи.

Иранская вязь. Реликвия. Чёрный Всадник.

Сердце заколотилось ещё быстрее. Я медленно вытянул кинжал, и время во всём мире сузилось до этого мгновения.

Он зазвенел.

В этот момент где-то вдали в горах прогрохотал гром, хотя на небе не было ни облачка.

Кинжал будто отозвался на мои мысли — его заострённые лезвия были тоньше, чем у самой острой заводской бритвы, сходились на смертоносном острие. Оно вспыхнуло искрой в лучах солнца.

Клинок был не просто стальным — он казался выкованным из ночного неба.

Сине-чёрный дамаск с мерцающими прожилками. Когда луч света скользнул по лезвию, на поверхности будто вспыхнули тонкие молнии — не мистика, а игра света на узоре идеально отполированной стали.

Рукоять легла в ладонь так естественно, словно была сделана специально для моей руки. Точнее, клинок и был самой рукой. Её естественной частью.

Такого я раньше никогда не ощущал.

Он был намного легче, чем выглядел — чувствовался идеальный баланс, словно оружие создавали для одного точного удара.

Навершение — серебряный череп с рубиновыми глазами, холодный на ощупь.

Под ним две кобры, искусно переплетённые в узор, который при повороте превращался в очертания женского тела — головы змей становились грудью, изгибы хвостов — бёдрами.

Свет играл на рукояти, создавая иллюзию движения, будто танцующая фигура оживала у меня в руках, как в том самом сне.

Хрен его знает, как объяснить, но в тот момент мне казалось, что от клинка запахло сталью, а сердце наполнилось необъяснимой силой.