Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

Сначала я обрадовался, когда увидел вместо людей Комиссарова абреков.

Но, заметив на заднем сидении два ствола в кобуре, понял, что вероятность получить неприятности далека от нулевой.

— Вот это совсем другой разговор! Откроете кунг?

— Э, нет. Машина опечатана. Не имею права снимать пломбу. Есть у меня над баком одно местечко.

— Туда не влезет, — недовольно пробурчал узколицый.

— Влезет, тащите ваш пипидастр.

«Археологи» недовольно переглянулись, будто оценивали, не оскорбили ли их, но, решив, что всё в порядке, взялись за деревянные ручки и довольно проворно перетащили ящик к ГАЗ-66.

Через пятнадцать секунд оборудование было размещено и закреплено.

— Документы есть?

— А как же!

Узколицый что-то сказал на своём языке второму, тот метнулся к машине и вернулся.

Лёне протянули бумагу. Он посмотрел и тыкнул пальцем.

— Вот здесь адрес и телефон встречающей стороны черкните, генацвале.

— Мы не грузины, — ответил узколицый. Судя по всему, несмотря на свой маленький рост, в этой паре он был пошустрее и имел больший вес.

— Так я же ничего плохого не имел в виду, уважаемый. Вы осетины?

Двое мужчин недовольно переглянулись и неуверенно кивнули.

Лёня взял обратно накладную и посмотрел на надпись на обороте.

— Можете не переживать за ваше оборудование. Доставим в лучшем виде.

Мы распрощались. Легковушка с «археологами» поморгала нам на прощание левым поворотником, тронулась и скрылась.

— Ты знаешь, что такое пипидастр? — я удивлённо смотрел на Лёню.

— Знаю. Это мохнатая метёлка для снятия пыли. Ещё я знаю, что что-то тут неладно. Полезай в кабину.

Я обошёл машину спереди и взобрался на своё место.

— Видел у них стволы на заднем сидении? — спросил я напарника.

Лёня кивнул, потянулся за ручкой двери и дёрнул её на себя. Та со страшным скрипом и лязгом захлопнулась.

— Никакие они не осетины.

— А кто?

— Похоже, ингуши.

— С чего ты взял?

— В армии служили со мной двое ингушей, я их говор из тысячи других узнаю.

Он завёл двигатель, и наш грузовичок-вездеход двинулся в дальнейший путь.

— Думаешь, они археологи?

— Не знаю, мутные они какие-то.

— Не знаешь? Разве археологи таскают с собой стволы?

— Нет, археологи — нет, но геологам, например, положены ружья. И потом, у кавказцев иное отношение к оружию.

— Какое?

— С детства приучены. У них иметь оружие — не преступление, а честь.

ГАЗ-66 ревел, а мы продолжили движение, покачиваясь вверх-вниз на упругих пружинах сидений.

— А милиция?

— А что милиция? Думаешь, их инопланетяне воспитывали? Они сами такие же. Поколениями в этих условиях росли, поэтому смотрят на всё это сквозь пальцы.

— Как это? Ну, я понимаю, раньше, до революции, но сейчас, в советское время?

— А вот так. Да. В советское время. В этом смысле, считай, что для них закон не писан — у каждого второго ствол или обрез.

— Это что же получается, они так и пристрелить кого угодно могут? И всё сойдёт с рук?

— Э, нет, браток. Тут всё сложнее. Без настоящего повода никто к стволу не прикоснётся. Одно дело — иметь ствол, другое дело — палить из него просто так. Бездумно. За такое свои же старшие товарищи тут же голову такому идиоту открутят. Не сомневайся.

— Выходит, держит их не страх перед законом, а страх перед отцом?

— Не совсем перед отцом. У них есть старшие рода, старики уважаемые. Вот те всю молодую поросль в кулаке в строгости держат, так что тебе и не снилось. Никому не охота перед всем родом отвечать.

— Это ты про ингушей?

— Они все так примерно и живут. Я как-то видел однажды, как мужиков сорок на коленях двигаются и прощения просят. Как я понял, там представитель их рода по пьяни сбил женщину насмерть. Представь картину — сорок мужиков сурового вида стоят, и сорок к ним на коленях. Думаю, тому, кто сбил, потом очень несладко было.

— Дикость какая-то. Средневековье.

— Дикость не дикость, а только так порядок издревле и сохраняется. Прощения просят, чтобы не было кровной мести.

— Ну, какой порядок? Вон до сих пор невест воруют.

— Это спектакль. Воруют по договорённости с невестой. Иначе посягательство на честь или жизнь девушки расценивается как двойная кровь.

На меня рассказ Лёни произвёл впечатление. Мне казалось, что такие пережитки прошлого уже давно изжили себя и им нет места в жизни советского человека. Я этими соображениями поделился с Лёней.

— Понимаешь, люди жили так веками. Сознательность не сразу приходит. Вон всего лишь шестьдесят лет прошло с Революции. Считай, только два поколения сменилось. Людям объяснять надо, работать с ними. Тогда и заживут по-современному.

— Как спереть что-нибудь или передавать геологические буи, так у них с сознательностью всё в порядке.

— Это точно.

— Кажется, что им что-то в кунге нужно было. Интуиция подсказывает, что не зря они так в кузов рвались.

Лёня кивнул.

— Ага, мне тоже так показалось.

— С другой стороны, если бы им прямо что-то так нужно было, то ехали бы потихоньку за нами и, улучив момент, залезли бы на стоянке.

— Ну, вообще-то, мы вполне можем ехать без остановки, сменяя друг друга на заправках. Ты грузовую водишь?

Мы сменяли друг друга через каждые пять часов и успевали за это время проехать примерно по двести пятьдесят километров.

С самого начала я честно признался, что мой опыт вождения грузовых машин ограничивается практикой и сдачей экзамена по вождению на автокомбинате, но при этом я описал свой спортивный путь, давая понять, что непрочь освоить ремесло водителя «шишиги».

— Категория есть?

— Я кивнул.

— Не ссы, всему научу. На трассе ничего сложного. Вот в горах — да!

Мы отмотали уже тысячу вёрст (так Лёня называл километры, и не сильно ошибался — в одной версте тысяча шестьдесят шесть метров).

Добрая половина пути осталась за спиной. Мы ехали и болтали о водительских байках, жизни и предстоящей археологической экспедиции.

Лёня оказался смешливым и общительным парнем. Он был лентяем, заядлым рыбаком, немного бабником, немного футбольным болельщиком.

— Вот смотри, Саш. Это только кажется, что рыбалка — отдых. Мол, сидишь, удочку дёргаешь, водочку попиваешь? Хрен там, Саш! На самом деле — работа. Тяжкий труд. Сплошные нервы. Какой там отдых?

— Да ну? Сидишь же в тишине, природа…

— Сидишь, говоришь? Вот тебе расписание нормальной рыбалки: в четыре утра встал, будто по гудку на завод. Аккуратненько так тихо-тихо сваливаешь, пока жена не проснулась и не вспомнила, что ты уже месяц обещаешь на выходные в ванной полку повесить. Тот ещё аттракцион.

Я ухмыльнулся, представляя, как Лёня в трусах на цыпочках крадётся мимо жены.

— В пять утра взмыленный подходишь к пруду или речке с удочками, садком, стульчиком, термосом и свежевыкопанными червями. А там знаешь что?

— Что?

— А там деды, все хорошие места уже с вечера заняли. И эти сволочи, у меня нет других слов, уже рыбу ловят. Конечно, им же работать не надо, они на смене в пятницу не пахали. Днём дрыхнут, гады, с вечера все клёвые места занимают. Наплевать им, пенсионерам хрёновым, на то, что рабочий человек тоже поудить рыбу хочет!

Лёня не на шутку расходился в своём гневе, я же еле держался, стараясь не рассмеяться. У меня плохо получалось, и через некоторое время мы оба ржали в голос, как кони.

— А потом самое весёлое. Сидишь, как дурак, на плохом месте, проклинаешь пенсионеров, кормишь комаров. У всех клюёт, а у тебя нет. Мучаешься, терпишь, терпишь. Плюёшь, меняешь дислокацию. Утренний клёв вот-вот кончится. Восьмой час уже. Солнце встаёт. Отходишь метров на двадцать. На твоё место тут же пристраивается другой такой же, как ты, только опоздавший. Злорадствуешь, мол, посиди и ты, покорми комаров.

— Дальше понял, что происходит?

— Неа.

— Через пять минут этот урод начинает один за другим вытаскивать трёх подлещиков вот такого размера. Чтоб ему пусто было.