Хранители Братства (ЛП) - Уэстлейк Дональд

– Нет, сейчас ее здесь нет, – сказал Флэттери, и я вздохнул с облегчением (и сожалением). Затем он взглянул на часы и добавил: – Но она появится меньше, чем через полчаса.

Я потерял дар речи. Я отшатнулся к креслу, заваленному бумагами и книгами, опустился на всю эту груду и молча вытаращился на угрюмое лицо Дэниэла Флэттери.

Шрифт стал гораздо крупнее, а свет – ярче; теперь он мог меня прочитать.

– Черт возьми, о чем ты только думал? – сказал он. – Ты создаешь все больше и больше проблем.

– Я же вернулся в монастырь, – сказал я.

– И, черт побери, лучше бы тебе там и оставаться.

– Но почему она возвращается?

– Она расстроилась, – объяснил Флэттери, – после того, как ты ушел от нее, ублюдок. Поэтому она взяла билет на ближайший рейс. Альфред Бройл встречает ее в аэропорту Кеннеди; наверное, уже забрал.

Альфред Бройл. Неужели это то будущее, что я ей оставил?

– О, лучше мне убраться отсюда до ее приезда, – сказал я.

– Тебе лучше убраться отсюда прямо сейчас. И всей твоей братии.

– С договором аренды, – уточнил я.

– Нет! Черт возьми, я же объяснял тебе по телефону, в каком я положении…

– Да, я помню, – сказал я. Внезапно обретя силы и уверенность, я поднялся с кресла и подошел к нему со словами: – Вы умеете делать деньги, у вас имеется другой бизнес, и вы знаете, что выкрутитесь. И вы отдадите договор аренды. Не из-за Эйлин, и не потому, что мои друзья болтают с вашими друзьями и все такое. Вы отдадите мне договор аренды, потому что так будет правильно, а иначе – неправильно.

– Чушь собачья, – бросил он.

Я ничего не ответил. Я просто стоял, глядя на него, а он глядел на меня в ответ. Не знаю, прав я был или нет, но наступил момент истины – и это все, что мне оставалось. Я больше ничего не говорил, потому что все уже было сказано.

Наконец, Флэттери первым нарушил молчание, заговорив чуть спокойнее, чем прежде:

– Тебе лучше уйти. Эйлин скоро появится.

– Эйлин не имеет отношения к делу, – ответил я, с удивлением осознав, что говорю чистую правду. – Есть только вы, я и договор аренды. И это все.

Флэттери сдвинул брови.

– Ты? Почему именно ты, черт подери? Что в тебе такого особенного?

– Я заноза у вас под кожей.

– Выражайся ясней.

– Нетрудно обмануть некую безликую группу людей, – сказал я. – Это как сбросить бомбы с высоты, не видя, на кого они упадут. Но сейчас два человека – вы и я – стоят лицом к лицу, и вам придется держать передо мной ответ.

Дэн Флэттери погрузился в продолжительное раздумье, и разные эмоции сменялись на его лице: некоторые откровенно бурные, другие не столь выразительные. Внезапно он отвернулся от меня и протиснулся за стол, в кресло – я заметил, как он привычно наклонил голову влево. Придвинув к себе планшетку с листом белой бумаги, он сказал:

– Договор аренды у меня в банковской ячейке, не здесь.

– Я так и думал.

– Я дам тебе сейчас письменное обещание, – сказал Флэттери, – передать договор аренды завтра при первой же возможности. Нет, завтра в банке выходной. Значит, в пятницу.

– И вы укажете в этом письме, что мы обладаем опционом на продление договора? – спросил я.

Флэттери насупился.

– Я тебя ненавижу, – выдавил он.

– Но вы это сделаете.

– Да, сукин ты сын, я это сделаю.

Он склонился над бумагой, начав писать, но тут вдруг раздался стук в дверь. «Это Эйлин», – подумал я, и ноги мои подкосились. Флэттери, подняв взгляд от письма, раздраженно указал на дверь кончиком ручки:

– Проверь, кого там черти принесли.

– Ладно.

Я отпер дверь, но за ней оказалась не Эйлин, а ее мать. Она с взволнованным видом вбежала в кабинет.

– Дэн, какой-то мужчина в длинном балахоне только что ударил Фрэнка!

Дэн Флэттери бросил на жену такой разъяренный взгляд, что она отшатнулась на шаг.

– Что?

– В одеянии, как у этого дже… – Она пригляделась ко мне. – О, вы же тот брат.

– И снова здравствуйте.

– О, – произнесла она, вспомнив еще что-то, связанное со мной. – О, вы же тот брат.

– Боюсь, что так, – кивнул я.

– Маргарет, убирайся отсюда к черту! – рявкнул Флэттери. – Пусть Фрэнк сам расхлебывает кашу, что он заварил.

Наградив меня чередой ошарашенных, недоверчивых, но вместе с тем любопытных взглядов, миссис Флэттери вышла. Я снова запер дверь, а Дэн Флэттери продолжил писать.

Много времени это у него не отняло, после чего он протянул мне лист через стол.

– Полагаю, ты захочешь прочитать.

– Пожалуй, стоит, – согласился я.

В письме все было именно так, как обещал Флэттери.

– Спасибо, – сказал я.

Он поднялся из-за стола, ухитрившись не снести правым плечом кондиционер.

– Позволь мне кое-что тебе сказать, – произнес Дэн Флэттери.

– Да?

– Не хочу, чтобы у тебя осталось обо мне неверное представление, – пояснил он. – Я даю тебе эту бумагу не по моральным соображениям. Я деловой человек, несущий на себе груз ответственности, а мораль можешь засунуть себе в задницу. Я передам вам договор аренды, потому что хочу, чтобы монастырь стоял на своем месте – там, где он сейчас – вместе со стеной и тобой за ней, и хочу, чтобы так все и оставалось. Потому что, если я когда-нибудь встречу тебя на улице, клянусь тем крестом, что ты носишь, я тебя растопчу.

– М-м, – протянул я.

– Прощай, – отрезал он.

Не так-то просто было обратить пятнадцать монахов и мистера Шумахера из участников вечеринки обратно в странников. Все они веселились напропалую. Мне пришлось объяснить брату Оливеру, что Эйлин на пути сюда, и тогда он задействовал свой авторитет и чувство срочности вдобавок к моей панике, и коричневые рясы, наконец, стали отделяться от толпы гостей вечеринки.

Я вышел наружу и остановился возле автобуса, стараясь не смотреть на дорогу. Что я буду делать, если на темной улице появится машина, замедляя ход, прежде чем свернуть на подъездную дорожку? Мне нужно сесть в автобус – вот, что я должен сделать – и сидеть там в темноте, даже не глядя в окно. Вот, что я должен сделать. Вот, что я должен сделать.

Братья один за другим покидали особняк в смешанных чувствах, испытывая сожаление, что приходится прерывать праздничную вечеринку, и радость, что мы добились успеха. Монастырь спасен! Разве не это было целью всей затеи?

Так все выглядело для остальных. «Замечательно!» – говорили они мне. – «Поздравляю! Не представляю, как тебе это удалось?» и тому подобное.

Они похлопывали меня по плечу, пожимали руку, улыбались. Они любили меня, а я все поглядывал на дорогу, но ни одна машина так и не появилась.

Брат Мэллори вышел из дома ухмыляясь и облизывая содранные костяшки пальцев.

– Ну и ночка! – воскликнул он. – Я никогда тебя не забуду, брат Бенедикт.

Последними вышли брат Оливер и мистер Шумахер, рука об руку. Они, улыбаясь, подошли ко мне; брат Оливер постоял рядом, пока мистер Шумахер садился в автобус. Я смотрел на дорогу.

– У нас не тюрьма, – сказал брат Оливер. – Ты можешь уйти, если пожелаешь.

– Я знаю. Не хочу. Просто… Альфред Бройл – такие дела.

Аббат никак не мог понять, что я хочу этим сказать, поэтому просто потрепал меня по плечу и что-то неразборчиво пробормотал.

– Будь хоть мизерный шанс, что это сработает, – сказал я, – я бы остался прямо сейчас. Хоть какой-то шанс. Но я не подхожу для нее, а спустя некоторое время я бы понял, что она не подходит для меня. И после того, как мы исчерпали бы друг друга, мы просто не смогли бы нормально жить дальше. Мне так жаль оставлять ее… с тем, что у нее останется.

– Но что это значит для твоего призвания, брат? Для твоей веры?

– Брат Оливер, – сказал я, – честно говоря, я уже сам не понимаю, во что верю. Верю ли я в Бога, или просто в тишину и покой. Но в чем я твердо уверен: во что бы я ни верил – это не здесь. Единственное место, где я могу обрести то, во что верю – наша обитель.