Не говори Пустоте Да - Небоходов Алексей

В этот момент подошёл губернатор Рымарь. Рукопожатие крепкое, улыбка почти искренняя, хотя глаза оставались холодными и оценивающими.

– Поздравляю с бракосочетанием, Алевтина Брониславовна, – произнёс с официальной учтивостью. – Антон Густавович сделал превосходный выбор. Вы… подходите друг другу.

В словах чиновника слышался дополнительный смысл, подтекст, не поддающийся расшифровке. Рымарь говорил так, словно Длиннопёров сам выбрал, а не был мёртвым телом, которому по странному обычаю потребовалась посмертная девушка.

– Благодарю, господин губернатор, – ответила девушка, автоматически включив режим делового общения, выручавший в сложных ситуациях. – Для меня большая честь стать частью семьи Длиннопёровых.

– О, вы стали гораздо большим, чем просто частью семьи, – Рымарь улыбнулся шире, в улыбке промелькнуло хищное выражение. – Вы стали хранительницей традиции. Проводником между мирами. Вратами для…

– Господин губернатор, – мягко прервал Тучков, – думаю, молодой супруге нужно время, чтобы привыкнуть к новому статусу. Все подробности она узнает… постепенно.

Рымарь кивнул, не выказав недовольства вмешательством.

– Конечно, Михаил Андреевич. Всему своё время. – Снова повернулся к Алевтине. – Увидимся на приёме в особняке. Мы ещё поговорим… поближе.

Рымарь отошёл, а Алевтина осталась рядом с Тучковым, чувствуя головокружение. Губы всё ещё горели от странного поцелуя, в ушах звучали слова губернатора: "Проводник между мирами. Врата".

– Что происходит? – тихо спросила доверенное лицо, убедившись в приватности разговора. – Что всё это значит? И почему… почему он…

Девушка не могла произнести вслух ощущенное: почему губы мертвеца шевелились.

Тучков посмотрел долгим, изучающим взглядом.

– Всё идёт по плану, Алевтина Брониславовна, – сказал наконец. – Вы играете роль превосходно. Продолжайте в том же духе, и к концу третьей ночи… – Михаил Андреевич сделал паузу, – получите всё причитающееся. И даже больше.

В этот момент подошла Лидия – бледная, с напряжённым лицом и лихорадочно блестящими глазами.

– Аля, идём, – сказала, беря сестру под руку. – Отец Никодим не любит ждать.

Алевтина позволила увести себя, ощущая странное оцепенение. Платье вдруг стало тяжелее, словно впитало что-то от церемонии, от поцелуя, от момента, когда мёртвые губы ответили на касание.

Оглянувшись последний раз, молодая супруга увидела Тучкова рядом с гробом, положившего руку на плечо мертвеца, что-то шептавшего, наклонившись к самому уху, будто покойник мог услышать.

И в этот миг показалось, что губы Антона Длиннопёрова снова дрогнули – не в улыбке, а в гримасе странного, нечеловеческого удовлетворения.

Церковь святого Николая встретила Алевтину гулким сумраком и запахом воска, смешанного с ладаном. Древние каменные своды, потемневшие от времени, нависали над головой, создавая впечатление входа не в храм, а в пещеру, вырубленную в толще земли. Отец Никодим – седой, высохший старик с глазами, утонувшими в морщинах, – провел обряд венчания с торопливостью, словно опасаясь вмешательства. Всё это время Антон Длиннопёров "сидел" в специальном кресле рядом с невестой, поддерживаемый невидимыми креплениями, создавая иллюзию заинтересованного наблюдения за происходящим. Когда священник завершил обряд и объявил их мужем и женой "до конца времён", Алевтине привиделась тень удовлетворения на лице покойника, словно часть древнего плана успешно осуществилась.

После церемонии процессия автомобилей двинулась к особняку на холме. Новобрачная сидела в первой машине – чёрном лимузине с тонированными стёклами, рядом с Тучковым, молчавшим всю дорогу, смотрящим сквозь стекло с выражением человека, погружённого в сложные расчёты. За ними следовал катафалк – лакированный, с серебряными ручками и венками по бокам – с телом Антона Густавовича. Замыкали процессию автомобили гостей – вереница тёмных седанов, будто эскорт для мертвеца, направляющегося не в могилу, а на свадебный пир.

– Сегодня для вас особенный день.

Михаил Андреевич внезапно заговорил, когда начали подниматься по серпантину к особняку.

– День, когда станете не просто женой, но хранительницей.

– Хранительницей чего?

Алевтина сохраняла спокойствие, несмотря на жжение кольца и странный металлический привкус после поцелуя с мертвецом.

– Границы.

Душеприказчик ответил, и девушка впервые заметила, как глаза собеседника на миг вспыхнули – не отражённым светом, а изнутри, подобно углям, раздуваемым невидимым ветром.

– Границы между мирами, которые сегодня становятся тоньше.

Алевтина хотела расспросить дальше, но машина остановилась у парадного входа. Особняк Длиннопёровых возвышался – пятиэтажное здание из тёмного камня, с колоннами и широкими ступенями, ведущими к массивным дубовым дверям. В свете заката окна пылали, словно наполненные расплавленной медью, и на мгновение показалось, что дом наблюдает – внимательно, оценивающе, словно раздумывая, пропустить ли внутрь.

– Ваше новое владение. Добро пожаловать домой.

Тучков открывал дверь лимузина и протягивал руку.

Алевтина ступила на каменные плиты подъездной дорожки, и свадебный наряд стал ещё тяжелее, будто налился свинцом. Каждый шаг к дому требовал усилия, словно подъём не по ровной поверхности, а по крутому склону. Девушка оглянулась на катафалк, откуда уже извлекали гроб – четверо крепких мужчин в чёрных костюмах, напоминающих воронов, бережно подняли лакированный ящик с серебряными ручками, словно выгружали драгоценный груз.

Двери особняка распахнулись, в проёме показался дворецкий – высокий, худой, с лицом такой поразительной бледности, что казалось выточенным из слоновой кости. Седые волосы зачёсаны назад с военной аккуратностью, чёрный костюм сидел безупречно, подчёркивая прямую осанку.

– Добрый вечер, мадам Длиннопёрова.

Дворецкий произнёс с лёгким английским акцентом, поклонившись ровно настолько, сколько требовал этикет.

– Меня зовут Гарольд. Я служил семье Длиннопёровых более сорока лет и теперь буду служить вам.

– Здравствуйте. Благодарю.

Алевтина невольно выпрямилась, словно перед старшим по званию.

– Гости будут прибывать в течение получаса. Банкет начнётся в восемь. Если желаете освежиться перед приёмом, могу проводить в вашу комнату.

Слуга продолжал, отступая в сторону.

Хозяйка вошла в холл и замерла, поражённая масштабом и роскошью. Огромное пространство с мраморным полом и лепниной на потолке освещалось сотнями свечей в массивных канделябрах. Стены украшали зеркала в тяжёлых рамах, между которыми висели портреты – мужчины и женщины разных эпох, но с одинаковым напряжённым взглядом, словно все ждали чего-то, что должно было произойти в очень далёком будущем.

Антикварная мебель – диваны с изогнутыми ножками, столики из тёмного дерева, кресла, обитые выцветшим бархатом – казалась не просто старой, но древней, изготовленной в иную эпоху, по иным законам красоты и гармонии. Всё в интерьере было чуть-чуть не так – пропорции слегка искажены, цвета немного слишком насыщенны, детали чрезмерно проработаны, создавая ощущение смещённой реальности.

Но более всего внимание привлекли портреты Антона Длиннопёрова, развешанные хронологически – от юноши до пожилого мужчины. Странным было то, что на каждом изображался в другом облике – то средневековым рыцарем, то римским патрицием, то восточным шейхом, то русским боярином. Подойдя ближе к одному из портретов, наследница с удивлением обнаружила дату – 1873 год.

– Фамильная особенность. Длиннопёровы всегда любили костюмированные портреты. Традиция, начатая прадедом нынешнего хозяина.

Гарольд заметил интерес гостьи.

– Но дата…

– К сожалению, пора готовиться к приёму. Гарольд, проводите госпожу Длиннопёрову в Зелёную гостиную. Там удобнее представить гостям.

Тучков прервал вопрос, появившись рядом.

– Прошу следовать за мной, мадам.

Дворецкий поклонился и указал на широкую лестницу на второй этаж.