Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович

Ангелина Александровна Булычёва

Танец маленьких лебедей

Эта история произошла накануне Нового года. Сыпал мелкий снежок и тут же таял под ногами. Зимние сумерки спускались на город, будто газовыми шарфами окутывая дома, разрисованные серебром деревья, бронзового Адама Мицкевича в белой шапочке из снега, телевизионную вышку над Замковой горой.

Как всегда, неожиданно вспыхнули фонари, над крышами домов зажглись неоновые рекламы. Город сразу засиял, заискрился огнями, словно нарядился в драгоценные украшения.

На проспекте Ленина звенели топоры. Там, на деревянном постаменте рабочие устанавливали огромную ёлку, а вокруг них кольцом стояла толпа ребятишек. Они уже успели узнать, что потом, когда эту елку украсят разноцветными шарами, гирляндами и забавными зверушками, вокруг неё будет кружиться «настоящая» ракета, даже с красным огненным хвостом. А в соседнем магазине цветов за дверью уже стоит готовый занять своё место под новогодней ёлкой румяный дед Мороз в голубом кожухе с воротником и бородой из ваты.

По городу плывёт поток людей, весёлых и озабоченных, уставших и бодрых. Каждую секунду распахиваются двери магазинов, щёлкают костяшки счетов, кассирши без конца выбивают и выбивают чеки.

Особое оживление в пассаже «Детский мир». Возле прилавков с ёлочными украшениями – неиссякаемая толпа людей. Здесь и колхозники, приехавшие из отдаленных сёл, чтобы запастись этим чрезвычайно хрупким, но вполне необходимым товаром, и ребятишки, выпросившие у матерей три рубля специально на хлопушки, и рабочие со смены, и мамы с малышами на руках торопятся приобрести блестящие безделушки для ёлки.

Скоро праздник. И люди покупают, покупают подарки, всевозможные вкусные вещи к столу, бутылки с шампанским и елочные украшения.

Течёт бесконечный человеческий разговорчивый поток площадью Мицкевича, растекается по соседним улицам, тает в вечерних сумерках.

И только один человек стоит на месте, никуда не торопится, сердито поглядывает на суетливых людей, которые то и дело пытаются нарушить такие святые для него правила уличного движения. Это постовой милиционер Николай Демчук. Он стоит посреди площади и резким взмахом полосатой палочки пропускает мимо себя машины, автобусы, троллейбусы. Брови его сердито нахмурены, лицо мокрое от растаявших снежинок. Он уже не вынимает изо рта своего милицейского свистка. Кажется, всё так ясно и понятно: зеленый цвет – переходи, красный – стой. Посреди площади белой краской обозначены дорожки, по которым надо переходить. Но нет, переходят, где не следует... И лицо Демчука всё больше краснеет, а брови совсем уже сошлись на переносице.

Но что же произошло? Милиционер оставил свой пост на площади и смешался с толпой. Резко затормозила автомашина, остановилась возле двадцатого книжного магазина...

И вдруг над толпой, над площадью завис пронзительный детский крик:

– Люди–и, спасайте! Люди, не отдавайте, не отдавайте нас!

Этот жалобный крик будто иглой пронзил сердце каждого. Бурный людской поток враз прекратил свой бег, глаза выхватили из сумерек фигуру милиционера и двух девочек лет десяти-двенадцати в аккуратно застёгнутых на все пуговицы пальто. Лицо одной из них было белое как мел, пухлые губы раскрыты в беззвучном вскрике, но она покорно шла. Вторая же вырывалась из рук милиционера, чернявые косички с лентами подскакивали за её плечами. Девушка не переставала кричать:

– Люди, не отдавайте, не отдавайте меня! Люди, спасайте!

Толпа вокруг сомкнулась стеной, возмущённо загудела.

Распахнулась дверца машины. Милиционер пытался посадить девушек туда, но, расталкивая круг, к нему прорывался высокий, пожилой рабочий в изношенной спецовке.

– Зачем детей хватаете? Куда везти хотите?

Лицо Демчука покрылось красными пятнами, глаза сердито блеснули.

– Отойдите, гражданин, не вмешивайтесь не в своё дело! Везу туда, куда надо.

Девушка, та, что с чёрными косичками, подняла на неожиданного покровителя большие серые глаза. Лицо её, освещённое огнём реклам, казалось голубым и прозрачным.

– Дядюшка, миленький, – умоляла она, – не отдавайте нас! Меня мама ждёт.

Из толпы слышались гневные голоса:

– Разве он торговок трогает? А ребёнка, вишь, схватил.

– Тоже нашёл преступников!

К девушкам со всех сторон уже тянулись ласковые материнские и отцовские руки, чтобы защитить от обидчика, прижать к груди, утешить.

– Граждане! – милиционер повысил голос. И хотя его лицо проявляло растерянность, он продолжал крепко держать девочек за руки. – Граждане, успокойтесь! Никто детям ничего не делает, а спросить с них надо. Они в магазине книжки воровали.

– Не воровали мы, не воровали, – снова рванулась сероглазая, – мы только посмотреть хотели.

– Вот спросите у неё – Милиционер кивнул в сторону продавщицы, которая выскочила из магазина без пальто, только в чёрном рабочем халате, и стояла возле машины. Она держала в руках две книжки в яркой обложке с надписью: «Китай». – Видите книги? – показал милиционер. – У них отобраны. Продавщица может подтвердить.

Но продавщица молчала. На месте этой сероглазой девочки она вдруг представила свою маленькую дочь, которая так же кричит на площади: «Люди, спасайте, люди, не отдавайте меня!»

– Я не знаю. Может, они взяли только посмотреть.

Толпа снова загудела угрожающе и глухо. Плечистый рабочий, который всё ещё загораживал дверцу автомашины, спросил:

– Куда везёте детей? Отпустите их, вам говорят! Смотрите, они еле живые от страха.

– Не отпущу! Везу их в детскую комнату милиции Ленинского района. Там инспектор товарищ Запрягаева разберётся. Не верите – приходите туда. Садитесь в машину, гражданка! – кивнул он продавщице.

Он подтолкнул девочек на заднее сиденье, сам сел рядом с ними, и «Победа» медленно двинулась вперёд, окружённая гудящей толпой.

...И вот две девочки с заплаканными лицами сидят в тёплой, светлой комнате и с удивлением рассматривают тюлевые занавески на окнах, весёлый коврик под ногами, игрушки на этажерке и на низком круглом столике. В большое зеркало напротив двери они видят свои чумазые лица, видят милиционера, снявшего шапку с красными кантами и вытирающего платочком вспотевший лоб, продавщицу из магазина, поддерживающую возле шеи полы своего халатика, высокого дядюшку в замасленной спецовке. Он сел на стул и положил на колени большие, натруженные руки.

За столом сидит красивая женщина с тёмными, волнистыми, коротко подстриженными волосами, в форменном кителе с золотыми лейтенантскими погонами на плечах. Девочки уже знают – это инспектор детской комнаты милиции Наталья Дмитриевна Запрягаева.

– Всё, что у вас есть с собой, положите вот здесь на стол, – говорит Наталья Дмитриевна.

Девочки покорно выкладывают несколько книг, две открытки, носовые платочки, маленький синий кошелёк, из которого выглядывает помятый рубль.

– Теперь рассказывайте, – очень спокойно говорит Наталья Дмитриевна.

– Что рассказывать, – несмело шепчет сероглазая, – Мы не воровали, мы ничего не сделали.

– Рассказывайте всё, видите, люди ждут. Они волнуются.

Та, что с русыми косичками и пухлыми губами, хлопает руками и громко всхлипывает:

– И зачем я пошла с тобой, Ольга? Лучше бы дома сидела и вышивала васильки...

Говорят: у Любы золотые руки. Любая работа так и горит под её тоненькими пальцами. В семье она самая старшая из детей, учится в шестом классе, матери во всём помогает: и кровати застелет, и тарелки помоет, и с младшим братиком понянчится. В школе учителя на неё тоже не жаловались. Девочка тихая, дисциплинированная, двоек у неё не бывает, учится старательно.

В прошлом году Люба посещала кружок вышивания и так увлеклась этим делом, что теперь просиживает за пяльцами весь день. Вот и сейчас сидит она у окна, склонив свою русую, гладко причёсанную головку, тихо шевелит пухлыми детскими губами, что-то считая про себя, и под её руками расцветают огненные розы, синие васильки, белые ромашки, качающиеся на тонком зелёном стебельке.