– Каким пропуском вы пользуетесь, товарищ Ромейко? – прямо спрашивает Щупак.
– А вот... – рабочий достает из кармана новенький пропуск.
– Новый. А старый где?
– Потерял.
– Давно?
– Дней десять назад.
– Заявление о потере подавали или просто так сказали?
– Подал, конечно. На следующий день...
Когда Ромейко ушёл, Щупак проверил: действительно, заявление рабочего было. Дата на нём десятидневной давности. «А что, если вся эта история с утерянным пропуском и заявлением – хорошо разыгранная комбинация, а Ромейко – пособник?» – всё же возникла настораживающая мысль.
VI
Когда Щупак вернулся в управление, он застал Коршуна, который беседовал с каким–то пожилым человеком. Капитан Коршун и лейтенант Щупак работали в одном кабинете. Сидя за своим столом, лейтенант видел спину того, кто сидел напротив капитана. Поневоле начал прислушиваться к разговору: посетитель что-то рассказывал о заводе, откуда только что вернулся Щупак.
– Вот товарищ с завода. Познакомьтесь. Пришёл к нам кое-что рассказать, – сказал Щупаку капитан.
Посетителя звали Евгений Васильевич Гаврилов.
– Так я вот рассказывал товарищу, – Гаврилов повернулся к Щупаку, – Сосед мой, Волянюк, он тоже у нас работает, прячет кого-то у себя дома. Сам он одинокий, а теперь у него кто-то живёт. Слышно за стеной, как двое разговаривают. Уже недели четыре. А тут у нас на заводе такое случилось, вот я и подумал, что следует к вам пойти.
Гаврилов был в кабинете с полчаса. Потом Коршун и Щупак пошли на доклад к подполковнику Каурову: сообщение Гаврилива в данной ситуации нельзя было оставлять без внимания.
А вечером Кауров сидел в кабинете полковника Кулишенко.
– Новый герой в нашем незаконченном романе появился? – невесело улыбнувшись, спросил начальник управления Каурова.
– Кого вы имеете в виду?
– Да того, о ком сообщил Гаврилов... Сразу идти к нему – опасно, можем испугать. Надо установить надзор за Волянюком и его квартирой. А Ромейко вроде чист?
– Вроде бы. Щупак с ним разговаривал.
– Хорошо. Обратите внимание на Волянюка, – Кулишенко протянул руку к пачке папирос на столе, прикурил.
* * *
Наблюдение за квартирой Волянюка убедило работников милиции в том, что человек, который живёт у него, действительно скрывается. Днём неизвестный не показывался, лишь поздно ночью выходил из дома. Но и тогда сначала из дверей высовывалась голова Волянюка. Он оглядывался по сторонам и сейчас же прятался. Потом вдвоём они выходили во двор. Минут пятнадцать сидели на скамье у плетня, выкуривали молча по сигарете и шли в дом, старательно затоптав окурки.
Волянюка и его жильца задержали одновременно. Во время обыска на квартире нашли разный инструмент для выработки кожи, а в подвале чуть ли не склад готовой кожи.
Первым допрашивали постояльца. Щупак сидел за столом, задержанный – напротив, а у окна – Коршун.
– Фамилия? – спросил Щупак.
– Моргун.
– Документы какие-нибудь у вас есть? Паспорт, военный билет?
– Нет, нет... Вытащили бумажник в трамвае.
– Давно?
– Неделю назад.
– А у Волянюка вы месяц живёте тайно. Почему не заявили в милицию об украденных документах? – наклонился к нему Коршун. – Где прописаны и где работали?
Моргун нахмурился и замолчал. На этот раз он ничего не ответил. Когда его вывели, капитан сказал:
– Врёт сукин сын! Как это так, у человека вытащили все документы, а он себе и в ус не дует, выделывает кожу... Но зачем такая осторожность: днём и носа на улицу не показывает? Что же, он и дальше собирался жить без документов?
Через некоторое время Коршун позвал Щупака:
– На, полюбуйся, Ефим! – и протянул ему документ с фотографией. С неё на Щупака смотрел... жилец Волянюка. Но это был вовсе не Моргун, а Степан Петрович Савчук, вор и спекулянт, сбежавший из места заключения. Его разыскивали. Данные в присланном документе свидетельствовали о том, что у Савчука во Львове живёт двоюродный брат Волянюк.
– Ну, вот сказочка и закончилась, – сказал Щупак.
Следующий допрос «Моргуна» Щупак начал словами:
– Так что, Степан Петрович, вспомнили, где ваши документы?
Ошалевший Савчук безвольно сел на стул, вытер потные ладони о штаны. Понял, что дальше молчать бессмысленно. Он рассказывал, и Щупак видел, как веселели глаза Коршуна. Чувствовал, как и у него самого радостно и тревожно бьётся сердце.
«Наконец-то!» – торжествовал в душе лейтенант, слушая рассказ Савчука о том, как он с помощью двоюродного брата Волянюка проник на территорию завода и напал на кассира Годлевскую.
Однако и Коршун, и Щупак были удивлены поведением Волянюка, которого допрашивали после брата. Волянюк категорически всё отрицал.
– Врёт! Врёт! – твердил он. – Ни на кого мы не нападали. Кожу производили, это верно.
– Послушайте, Волянюк, хватит отпираться! – сказал арестованному Коршун, – Степан всё рассказал.
Но Волянюк возражал: нет, они не нападали на Годлевскую, и к этому делу он не причастен.
Однако в процессе расследования оказались вопросы, на которые Савчук отвечал неуместно. В частности, на вопрос, какой системы было у него оружие, Савчук ответил, что у него был наган, который он разобрал и выбросил в Полтву. Кепку, принадлежавшую преступнику, Савчук не узнал.
Коршун и Щупак начали тревожиться. Вроде бы всё уже стало на свои места, и на тебе...
Однажды капитан и лейтенант повезли Савчука на завод, где предложили ему восстановить в памяти путь, которым он шел за Годлевской, а потом убегал. И вот Савчук показал всё не так, как оно было в действительности. К тому же помощник машиниста Вакуленко и рабочие, задержавшие преступника на вокзале, заявили, что видят Савчука впервые.
Досадно удивлённые, Коршун и Щупак вернулись к себе. Непонятным оставалось одно: зачем Савчук взял на себя преступление, совершённое кем–то другим? Ответил на это припёртый к стене фактами сам Савчук.
– Когда меня арестовали, я подумал, что это брат меня выдал, чтобы спасти свою шкуру: ведь он прятал преступника, который сбежал из колонии. – Савчук нагло улыбнулся, обтёр ладонью мокрый рот и добавил: – Мне же всё равно сидеть за побег и за кожу. Вот я и решил брата захватить с собой за то, что меня выдал. Я слышал о случае на заводе, взял дело на себя. Думаю: пусть и браток разделит со мной срок, будто за нападение на кассира...
Так что снова всё стало неясным. Дело Савчука и Волянюка было выделено, и им занялись другие.
VII
«Пистолет, украденный у Егорова, должен ещё выстрелить», – не раз думал подполковник Кауров, снова и снова изучая материалы. И хотя мостики выводов, связывавшие убийство Егорова и нападение на Годлевскую, были очень ненадежными, что-то подсказывало Каурову: оба дела надо расследовать так, чтобы к оборванным нитям одного подтянуть нити второго.
...Однажды в четыре часа дня кассир строительного управления № 1 Анна Охримовна Весенина вышла из машины и направилась к строительному участку, где её уже ждали рабочие: был день получения зарплаты. Весенина шла вдоль высокой каменной ограды. Припекало солнце. Переложив портфель с деньгами под другую руку, женщина боком ладони убрала со лба прядку волос.
Веснина устала. Но оставалось всего несколько десятков метров. Она ускорила шаги. Вот уже миновала железные ворота, на которых стоял часовой, вышла на территорию строительного участка. И вдруг раздался выстрел. Пуля свистнула возле самого лица. Быстро оглянувшись, Весенина увидела за своими плечами худощавого юношу в коричневом пиджаке, матросских суконных штанах и тяжёлых ботинках. Он целился в неё. Прижавшись к стене, Весенина закричала и побежала к людям, которые были в то время на участке.
