Египтянин - Грин Лейтон

Возле компьютера лежал компакт-диск самоучителя по французскому языку, под ним – каталог изысканных вин, которые боролись за место на столе с руководством по йоге для начинающих и до сих пор не открытой тайской поваренной книгой. Хорошо бы научиться работать во сне. Хоть бы ученые-биотехнологи поторопились и открыли секрет вечной жизни! Проклятье…

Ее взгляд задержался на экранной заставке, изображавшей супружескую чету перед облупившимся, обшитым вагонкой домиком, зажатым между двумя такими же. Эти двое казались пожилыми, однако Вероника знала, что их до поры состарили труд на фабрике и тяжелые условия жизни. Ей было это известно, ведь фотография запечатлела ее родителей, а сама она выросла в этом домике. Изображение было больше чем просто напоминанием: оно предостерегало от того, что никогда не должно с ней случиться.

Вероника прошла в спальню, которая в нормальном городе сошла бы разве что за стенной шкаф, влезла в футболку и опустила подъемную кровать. Прежде чем лечь, она совершила действие, которое всегда делала на ночь: открыла окно и несколько раз глубоко вдохнула. Воздух был чистым – во всяком случае, для Нью-Йорка, поскольку большей площади квартиры Вероника предпочла окно на парк Томпкинс-сквер.

Вглядевшись в заросли вязов под окном, она вдруг вцепилась в подоконник.

Кто-то стоял среди деревьев лицом к ее квартире. Кто-то в белой одежде, которая странно мерцала в тусклом лунном свете.

Через парк постоянно, срезая путь, ходили люди, порой там устраивались на ночевку бездомные. Но этот человек стоял там в одиночестве, среди тьмы и чего-то ждал. Чем, черт возьми, он занят?

Вероника вытащила из сумочки миниатюрный бинокль и присела у окна. Нашла размытое изображение фигуры внизу, настроила резкость.

И ахнула.

А потом захлопнула окно, закрыла задвижку и задернула занавески. Бросилась к входным дверям, убедилась, что засов на месте, сделала несколько быстрых поверхностных вдохов. Затем подбежала к телефону и дрожащими пальцами набрала номер.

– Девять один один, служба спасения.

– У меня под окном посреди парка Томпкинс стоит человек, с ног до головы обмотанный белыми бинтами. Просто стоит, и всё. Не знаю, что с ним за ерунда такая, но мозги у него явно набекрень. Пусть кто-нибудь приедет и разберется с ним; он, наверное, из психбольницы сбежал.

– Мэм, успокойтесь. Скажите ваш адрес. Мы кого-нибудь пришлем.

Продиктовав нужные сведения, Вероника села на диван и стала ждать сирен. Внезапное появление душевнобольного, или любителя поприкалываться, или кто он там был, взволновало ее сильнее, чем что бы то ни было за десять лет жизни в одиночестве. Наплевать, если полиция по приезде обнаружит безобидного любителя наряжаться: Вероника хотела, чтобы его арестовали, раз он перепугал ее до полусмерти. Господи, пусть это окажется просто розыгрыш!

Когда дрожь немного унялась, она выпила еще бокал вина, а потом еще один. Раздалась сирена, потом замолчала, и Вероника заснула, обхватив бокал пальцами.

9

Утром Грей стал наводить справки насчет «Сомакса». Кое-что из рассказанного Вероникой подтвердилось, но почти ничего нового он не нашел. Штаб-квартира «Сомакса» базировалась в Софии, столице Болгарии. Радикалы по обе стороны баррикад упоминали компанию в своих блогах либо как рай для требующих отваги новаторских исследований, либо как выгребную яму научной безответственности и аморальности. Грей заподозрил, что истина, как обычно бывает, где-то посередине.

Хотя, может, и нет. Его встревожила история об африканской деревне. Он нашел несколько статей трехлетней давности, где высказывались те же подозрения насчет экспериментов над людьми, которые упоминала Вероника.

Еще он обнаружил, что фирма «Сомакс» получала гранты от «Группы Лазаря». По результатам поиска это оказалась неправительственная организация, способствующая научному прогрессу. Постепенно картина стала более ясной: оказывается, «Группа Лазаря» финансировала исключительно исследования, связанные со старением.

Больше ничего интересного Грей не нашел и позвонил Аль-Мири. Тот ответил после третьего гудка.

– Я тут наткнулся на некоторые вещи, которые хотел бы с вами обсудить, – сказал Грей. – Вчера я побывал в «БиоГордене», это компания в Нью-Джерси. Не думаю, что они связаны с вашим делом. А вот «Сомакс» – более многообещающая контора.

– За «Сомаксом» тянется целый шлейф сомнительных исследований.

– Так оно и есть, – подтвердил Грей, – но не это склонило чашу весов в его пользу. Мне тут подумалось, что ваша компания просто крошка по сравнению с великанами из списка.

– Да.

– Ну и кто мог узнать о вашем новом продукте? Вам известно, что «Сомакс» вроде как ставил биологические опыты на жителях африканских деревень?

– Я внешними делами не занимаюсь.

– Просто дело происходило практически у вас под носом, в Судане. Если бы мне понадобилась достаточно стабильная международная база для операций в этом регионе, я бы выбрал Каир, а не Хартум.

Аль-Мири ничего не ответил, а Грей продолжил:

– Какова вероятность, что люди из «Сомакса» могли зацепиться в Каире? Там легче проводить исследования, закупать все необходимое, не бросаться в глаза и связываться внешним миром.

– Понятно.

– Чтобы они наткнулись на вашу компанию, нужно еще одно совпадение. Скажите, три года назад вы уже обладали этой технологией? Или, может, она хотя бы была у вас в разработке? «Сомакс» именно тогда работал в Африке.

– Технология была, – пробормотал Аль-Мири.

– Есть вероятность, что в «Сомаксе» могли о ней услышать?

– От утечек информации и слухов никуда не денешься.

Во время разговора Грей расхаживал по комнате.

– Думаю, пришло время рискнуть. Завтра вечером я могу быть в Болгарии. Других зацепок у нас нет, а африканская связь выглядит убедительно. Можно как-нибудь взбаламутить ситуацию, хотя бы с целью исключить «Сомакс».

– Согласен. И пожалуйста, действуйте быстро. Буду ждать сообщений о том, что вы нашли.

Грей нахмурился, держа телефон на отлете. Он ожидал хотя бы небольшого сопротивления.

– Расскажите о пропаже побольше. Я постараюсь войти в курс дела.

В трубке некоторое время помолчали.

– Раствор в пробирке содержит фермент теломеразу. Теломераза играет важную роль в репарации ДНК.

Грей попросил произнести по буквам название фермента и записал его.

– Теломераза была подробно изучена, но мы считаем, что обнаружили у нее неизвестные ранее свойства. Они чрезвычайно специфичны.

– Пока что мне просто нужно ознакомиться с общей информацией, – сказал Грей. – Буду держать вас в курсе.

– Да, пожалуйста.

Грей позвонил Виктору и передал тому разговор с Аль-Мири. Виктор посоветовал ему быть поосторожнее в Болгарии, поскольку корпорация вроде «Сомакса», вероятно, держит местные власти у себя в кармане. А то и не только власти. Еще Виктор пообещал присмотреться к «Группе Лазаря».

Грей не знал, чего ожидать, согласившись работать на Виктора, но уж точно не погружения в преступный мир вокруг биомедицинской геронтологии. Впрочем, возражений у него не имелось: он был рад поработать, да и само дело его заинтриговало.

А Болгария? Он побывал более чем в пятидесяти странах, но Болгария в их число не попала. Ему предстояло хотя бы в общих чертах разобраться в кириллице и как можно больше узнать о тамошних обычаях и языке. Конечно, английский, будто мутировавший вирус, распространился по всем задворкам и затерянным уголкам планеты, но Болгария есть Болгария.

Впрочем, Болгария Доминика не тревожила. Его тревожил Аль-Мири. Что-то странное виделось Грею в этом генеральном директоре, терзало его. Эта странность не была связана с культурными различиями или эксцентричными манерами заказчика. Она имела отношение к его речи, к нейтральному звучанию его голоса, которое, однако, каким-то образом передавало крайнюю озабоченность судьбой пробирки. Эта озабоченность, по мнению Грея, выходила за рамки обычной жадности. Сам он жадным человеком не был, но понимал, что деньги влияют на некоторых людей куда сильнее, чем на остальных. А для кого-то могут даже стать религией.