Кандинский и я - Кандинская Нина Николаевна

К сожалению, удалось издать только первый номер Альманаха. 14 мая 1912 года Кандинский писал: «Вторая книга: мое желание — вообще с этим не торопиться, спокойно ждать поступления материала (то есть спокойно собирать и отбирать строже, чем в первый раз). И еще мое эгоистическое желание: некоторое время (во всяком случае все лето) отвести на обдумывание. Я совершенно выбит из колеи» ^{60}. Второй том «Синего всадника» должен был намного превзойти программу первого, как следует из воспоминаний Кандинского 1930-х годов. «Во втором томе „СВ.“ мы хотели привлечь к сотрудничеству ученых, чтобы расширить первоначальную базу искусства и четко показать, насколько родственны способы работы художника и ученого, насколько близки друг к другу две области духовного опыта» ^{61}. Кандинский надеялся, что ему удастся поспеть к зимнему сезону 1913 года с готовым сборником. Однако с началом Первой мировой все, что они с Марком планировали, отошло на дальний план.

Духовная и художественная революция Кандинского

Кандинский был гениальным живописцем и оригинальным мыслителем. Он внес весомый вклад в живопись нашего столетия, и многие его идеи легли в основу новейшей теории искусства. Кандинский-живописец поразил нас в начале века, когда изобрел абстрактное искусство. Мыслитель Кандинский написал фундаментальный труд «О духовном в искусстве». Оба явления носят революционный характер. Разумеется, книга «О духовном в искусстве» написана не для всех. Она содержит множество подводных рифов, преодолеть которые не так просто. Эта книга трудна, однако я считаю, что именно она должна стать настольной книгой каждого художника. Какие цели ставил перед собой Кандинский, ясно из его книги «Взгляд назад» 1913 года: «Моя книга „О духовном в искусстве“, так же как и „Der Blaue Reiter“, преследует преимущественно цель пробуждения этой в будущем безусловно необходимой, обусловливающей бесконечные переживания способности восприятия духовной сущности в материальных и абстрактных вещах. Желание вызвать к жизни эту радостную способность в людях, ею еще не обладающих, и было главным мотивом появления обоих изданий». Затем, приближаясь к цели — написанию этих двух текстов, — он защищался от обвинений, сыпавшихся на него со всех сторон. Он писал: «Обе эти книги часто понимались, да и теперь еще понимаются неправильно, т. е. как „программы“ их авторов — художников, заблудившихся в теоретической, рассудочной работе и в ней погибающих. Но наименее всего пытался я обращаться к рассудку, к мозговой работе. Эта задача была бы сегодня преждевременной: она еще только становится перед художником ближайшей, важной и неизбежной целью (= шагом) в развитии искусства. Укрепившемуся, пустившему могучие корни духу не может стать, да и не станет опасным ничто, а следовательно, и возбуждающее страх участие рассудочной работы в искусстве» ^{62}.

Отчасти будущее уже предвосхищено им, но пока это лишь теория, не проверенная на практике: Кандинский предвидел рост интеллектуальной составляющей в искусстве, что и произошло в последнее десятилетие. Он приветствовал такое развитие и не видел толку в попытках обойтись без духовного.

Для того ли писал Кандинский «О духовном в искусстве», чтобы защитить самого себя от бесполезных попыток? Стремился ли он к обретению ясности в осознании собственного художественного метода? Или его больше занимала иная цель: облечь в каркас мыслей витающие в воздухе идеи, проблемы, раздумья, познание и опыт, — не посягая на устоявшиеся правила, укоренившиеся догмы? Ответ на этот вопрос приходит в процессе исследования метода Кандинского. Фактически, изначально все это был дневник, в который Кандинский бессистемно вносил заметки об искусстве. В конце концов выстроилась цельная связная концепция. Когда в 1910-м он решился на издание книги, обширный материал был собран в единое целое: «Так — как бы сама собою — для меня почти незаметно образовалась книга „О духовном в искусстве“, — пишет он. — Заметки накапливались в течение по крайней мере десяти лет. Одной из первых заметок о красочной красоте была следующая: „Живописная прелесть должна с особою силой привлекать зрителя, но одновременно она призвана скрывать глубоко запрятанное содержание“. Под этим разумелось живописное содержание, но не в чистой его форме (как понимаю я его теперь), а чувство или чувства художника, живописно им выражаемые. В ту пору еще живо было во мне заблуждение, что зритель идет с открытой душой навстречу картине и ищет в ней родственной ему речи. Такие зрители и на самом деле существуют (что вовсе не заблуждение), но они редки, как крупинки золота в песке. Существуют даже такие зрители, которые отдаются произведениям и черпают из произведений, независимо от того, родственен ли им по духу язык их или нет. Я встречал таких в своей жизни» ^{63}.

Так что труд этот создавался в течение долгих лет и облекся в книгу лишь тогда, когда Кандинский счел его завершенным. Подобным же образом он относился и к своей живописи: картина должна быть окончена прежде, чем она покинет мастерскую.

Книга «О духовном в искусстве» вышла в декабре 1911 года с указанием 1912-го, у Райнхарда Пипера в Мюнхене, в том самом издательстве, которое опубликовало альманах. Однако закончил ее Кандинский еще в 1910-м: «„Духовное“ года два пролежало в моем столе. Все попытки осуществить „Синего всадника“ кончились неудачей. Franz Marc нашел издателя для первой книги. Осуществлению второй он помог также своим умным и талантливым сотрудничеством» ^{64}. Отзывы были в высшей степени положительные. Восторженные читатели нашлись не только в Германии, но и в Голландии и Швейцарии. В один год вышло три издания на немецком языке.

Здесь нет места для подробного рассказа об этой книге, хочу отметить лишь пару пунктов, которые кажутся мне важными в философии искусства Кандинского.

В первой части он объясняет духовные основы творчества и творения, во второй важное место уделяет проблеме цвета в живописи. Кандинский наслаждается, вовлекая краску в магнитное поле души, и открывает новый принцип. Читая эти строки, я каждый раз вновь чувствую восхищение Кандинского искусством, которому он посвятил всю свою жизнь. Он пишет: «Вообще цвет является средством, которым можно непосредственно влиять на душу. Цвет — это клавиш; глаз — молоточек; душа — многострунный рояль. Художник есть рука, которая посредством того или иного клавиша целесообразно приводит в вибрацию человеческую душу. Таким образом ясно, что гармония красок может основываться только на принципе целесообразного затрагивания человеческой души. Эту основу следует назвать принципом внутренней необходимости» ^{65}. И это не просто формальное признание, а девиз, идущий из глубины души.

«Принцип внутренней необходимости» — кредо Кандинского, ключевое понятие его творчества и жизни. К этому понятию восходит все, из него возникает жизнь, из него произрастает сила убеждения, присущая каждому высказыванию Кандинского.

На «принципе внутренней необходимости» основывается и его понятие о гармонии форм. Формы бывают материальные и отвлеченные, то есть предметные или абстрактные — квадрат, круг, треугольник, ромб, трапеция и т. д. По мнению Кандинского, художник в наше время больше не может довольствоваться фиксацией материальных объектов. Гораздо важнее создать новую композицию, противопоставив материальные и абстрактные формы. При этом имеется в виду не только «композиция всей картины», но и расположение и соединение отдельных элементов между собой.

Наконец Кандинский распахивает двери своей тайны, двери к абстракции: «В искусстве таким образом постепенно все больше выступает на передний план элемент абстрактного, который еще вчера робко и еле заметно скрывался за чисто материалистическими стремлениями. Это возрастание и, наконец, преобладание абстрактного естественно. Это естественно, так как чем больше органическая форма оттесняется назад, тем больше само собою выступает на передний план и выигрывает в звучании абстрактное» ^{66}.