Жизнь в белых перчатках - Махер Керри

— Грейс, ты слишком упорно трудилась, чтобы отказаться от актерства ради какого бы то ни было мужчины.

— Я не считаю это отказом ради мужчины, — откликнулась Грейс, чувствуя, что ищет оправдания для Ренье, как всю жизнь искала их для отца. «Ничего страшного! Со мной все в порядке!» — Для меня это семейные приоритеты. И в любом случае я не верю, что он сказал это всерьез.

— Пожалуй, тебе лучше все-таки рассмотреть такую возможность, — предупредила Рита.

По правде говоря, больше всего Грейс досаждало воспоминание о том, как отец хлопнул Ренье по спине, как только режиссер сказал: «Снято!»

— Отлично сработано, Ренье! — сказал отец своему будущему зятю. — Добро пожаловать в нашу семью.

А мать не сказала вообще ни слова о том, что выяснилось во время интервью.

— Ренье… — неуверенно начала Грейс.

Они были в его комнате отеля, и князь собирал вещи для поездки в Лос-Анджелес.

— Что, любовь моя? — машинально откликнулся он, хмурясь на переполненный портфель.

«Напоминает сумку фирмы “Марк Кросс” из “Окна во двор”», — тоскливо подумала Грейс.

— Я не хотела говорить об этом, но чувствую, что должна. — Она надеялась привлечь таким образом внимание Ренье, но тот по-прежнему хмурился на портфель. — Мне не слишком понравился наш ответ на вопрос о моей карьере. — Она сказала «наш» ответ, а не «твой», чтобы это не прозвучало как обвинение.

Репье на миг закрыл глаза, вздохнул, лотом закрыл портфель и подошел к кровати, где Грейс лежала, приподнявшись на локте и стараясь выглядеть как можно непринужденнее.

— Моя дорогая, — промолвил он, опускаясь рядом с ней, — я тоже недоволен. Начнем с того, что этот вопрос, конечно, вообще нельзя было задавать. Надо же понимать, что он способен принести одни только неприятности.

— От него не должно быть неприятностей, — с надеждой проговорила Грейс.

Она села на кровати и скрестила ноги. В этот холодный январский день на ней были брюки.

— На мой взгляд, — продолжил Ренье, ласково беря ее руку, — мы оба должны войти в этот брак чистыми. Незачем обременять подданных грузом нашего прошлого. Мы с тобой создадим нечто новое. Мы хотим иную жизнь, иную семью, не похожую на те, из которых мы вышли. Разве для этого не лучше всего начать с чистого листа?

Очень многое в этих словах перекликалось с чувствами самой Грейс и даже вторило ее мыслям о чистоте ее любви к Ренье. И все же… все же ей казалось, что из одних и тех же предпосылок они делают совершенно разные выводы. Она вдруг растерялась и не понимала, что на это сказать.

— Я согласна, — проговорила она наконец, потому что ведь так оно и было, правда ведь? — Но я не хочу, чтобы создавалось впечатление, что мы считаем работу в кино совершенно неважным делом. Это оскорбит многих людей, которые мне дороги.

— Я совершенно не хочу оскорблять тех, кого ты любишь, — серьезно произнес он. — Ты должна бы понимать это.

— Не сомневаюсь, что это так, но… — Боже милостивый, да что она пытается сказать?

Грейс чувствовала, что не может заявить о самом главном: о том, что хочет продолжать сниматься. Ей было ясно, что сейчас Ренье на это не согласится. Всем своим существом она чувствовала, что нужно дождаться подходящего времени. Ренье ведь так ее любит! Неужели он пожелает запретить ей то, что сделало ее такой, какая она есть, что, по сути, создало ее, нынешнюю? Она должна верить в его любовь. И она верит. Грейс потянулась к Ренье и поцеловала его в губы.

— Ты не против, — проговорила она, — если отныне на подобные вопросы буду отвечать я? Я знаю, как лучше подобрать слова, чтобы мои друзья и коллеги поняли, что мы имеем в виду.

Он поцеловал ее в ответ, а потом отстранился и сказал:

— Я всецело за. С удовольствием передам эти полномочия моей прекрасной невесте.

Следующий поцелуй был глубже, и пусть разговор не убедил Грейс окончательно, ей хватало доверия Ренье. На данный момент. Но разве существует хоть что-то, кроме того, что есть здесь и сейчас? Она позволила Ренье обнять ее и в кольце его рук почувствовала себя любимой и желанной, наполненной блаженным предвкушением каждого его последующего действия.

Праздники закончились, на северо-востоке страны воцарился свинцово-серый холод середины зимы. Грейс с огромным облегчением проснулась в номере голливудского отеля и распахнула занавески навстречу голубому небу, сулящему солнечный свет и тепло. Ренье ради соблюдения приличий снял номер чуть поодаль от нее. Каждое утро они заказывали завтрак и ели его в дружеском молчании, намазывая тосты, подливая кофе и обмениваясь газетными листами, пока ей не приходило время собираться в студию. Ее просто распирало от счастья, она не могла дождаться, когда начнутся съемки «Высшего общества», где предстояло встретиться с Эдит, Бингом и Фрэнком.

Стоило ей выйти на съемочную площадку, все, от Бинга до гримеров и портних, бросились к ней с объятиями. В воздухе звенели поздравления, а Бинг даже достал бутылку «Вдовы Клико» и под возбужденный гул голосов хлопнул пробкой. Потом разлил шампанское по бокалам, долил доверху апельсиновым соком и поднял тост, провозгласив своим красивым голосом певца:

— За Грейс Келли, будущую княгиню Монако! Надеюсь, ты знаешь, что для нас ты всегда была не меньше чем принцессой.

— Точно-точно! — закричали все, сдвигая бокалы.

В этот момент Грейс не хватало лишь Эдит. Но та, возможно, еще не пришла на съемочную площадку. Фрэнк поймал Грейс за левую руку и, долго и пристально посмотрев на кольцо от Картье, присвистнул:

— Ну и ну! Отличное средство заставить парня почувствовать себя болваном — показать ему булыжник на пальце женщины, который надел туда другой мужчина.

Она засмеялась и поцеловала его в щеку.

— Ты кто угодно, только не болван.

Вскоре после этого Грейс обнаружила Эдит у себя в гримерной.

— Эдит! — воскликнула она, пересекая комнату, чтобы обнять подругу. — Ты пропустила шампанское.

— Не люблю его до полудня, — ответила Эдит с необычной уклончивостью, от которой у Грейс стало теснить грудь.

— Итак!.. — Она бурно и радостно вздохнула, чтобы продемонстрировать, что не обижена на подругу. Впрочем, у нее возникло ощущение, что упоминать о феекрестной сегодня не стоит, чтобы не нарваться на нечто похуже, чем обычное ворчание. — Что ты сегодня для меня приготовила?

С совершенно деловым видом, без всяких биббиди-боббиди, Эдит помогла ей примерить несколько нарядов для первой сцены с Трейси Лорд и остановилась на брюках из верблюжьей шерсти и рубашке.

— Непринужденно и богато. Отлично годится для виллы в Ньюпорте. И вот это тоже оставь, — сказала она, постукивая карандашом по кольцу Грейс.

— Ты так думаешь? — переспросила та, взволнованная мыслью о съемке с обручальным кольцом на пальце.

— Я хотела взять кольцо напрокат у «Тиффани», но там мне предложили только камни вполовину меньше этого. А ведь Трейси собирается выйти за магната. В любом случае на экране камень покажется меньше.

Ошибиться было невозможно — в ее тоне звучала неприязнь. Как и все, Эдит порой бывала не в настроении, но процесс одевания любимых актрис обычно выводил художницу из этого состояния.

— Эдит, — осторожно поинтересовалась Грейс, — что-то случилось?

Эдит вздохнула и скрестила руки на груди. Похоже, она тоже тщательно обдумывала слова.

— Этот фильм действительно станет для тебя последним, Грейс?

— Конечно, нет!

— Но князь Ренье, похоже, абсолютно в этом уверен. Я читала интервью.

Грейс старательно избегала газет и журналов, потому что не хотела больше ничего читать об этом проклятом интервью.

— Ну что ты, Эдит! Ты же знаешь, что газетчики все передергивают.

— Я так поняла, это точные слова князя? «У княгини Монако есть куда более важные обязанности, чем сниматься в кино». Как можно тут что-то передернуть?

— Он передумает, Эдит.

Грейс в этом не сомневалась. Он ведь полюбил кинозвезду, а не домохозяйку или дилетантку из загородного клуба.