Когда у ребенка наблюдается расстройство пищевого поведения, домашние застолья превращаются в несчастное, унылое событие. Ребенок притворяется, а родители ему подыгрывают, в итоге все съедают очень мало.
Или все могут вежливо притворяться, будто бы не замечают, что кто-то съел не больше двух кружочков огурца и половину стаканчика йогурта.
При этом семейный обед дарит ребенку надежду на выздоровление. Если взглянуть сквозь призму анорексии, то пища обладает всемогущим и лечебным эффектом. При правильном подходе ребенок получает одновременно и питательные вещества, и любовь, и возможность освободиться от своего жалкого состояния. Достичь этого уровня непросто для всех участников процесса. Мать девочки, страдающей тяжелой формой анорексии девять лет, описывает свои чувства во время чтения оптимистичных историй, когда «родители просто настояли, чтобы ребенок начал есть, ребенок начал есть – и у входа в дом расцвел куст роз, и все у них наладилось» {417}.
В случае анорексии и близких к ней расстройств питания шансы еще выше, чем при избирательном питании. Люди, выборочно ограничивающие себя в еде, не стремятся активно голодать в отличие от больных анорексией.
Самый ужасный момент этой болезни в том, что невыздоровление часто означает смерть.
Систематический обзор литературы по проблеме анорексии за 2002 год показал, что «положительный исход» наблюдался у половины больных (то есть все симптомы исчезли), «средний исход» составлял около 30 % (сохранились остаточные симптомы), а «плохой исход» – более 20 %. Это означает, что болезнь была хронической. При анорексии плохой исход в некоторых случаях означает смерть {418}.
В больнице Модсли в южном Лондоне в 1980-х врачи обнаружили, что могут достичь более обнадеживающих результатов, чем по статистическим нормам. Для этого они больше сосредоточились на симптомах заболевания: собственно на питании. Терапевты заметили, когда медсестра сидела с пациентами во время еды, то создавалась атмосфера вежливой настойчивости – чтобы было «невозможно… не есть» {419}. Тогда врачи решили, наверное, стоит обучить родителей выполнять ту же роль дома. Эта идея легла в основу современного движения за лечение в семье, которое иногда называют подходом Модсли, несмотря на то что большая часть исследований, на котором он основан, была проведена в США, в Стэндфордском и Чикагском университетах в 1990-е годы. Лечение в семье основано на том, что родители систематически «кормят заново» ребенка с анорексией до тех пор, пока тот не сможет нести ответственность за свое питание. Исследование Даниэла Ле Гранжа и Джеймса Лока, двух ведущих экспертов в области лечения в семье, показало, что у анорексичных пациентов младше восемнадцати лет и с относительно непродолжительным периодом болезни уровень выздоровления может достигать 90 % с полной ремиссией через год и с теми же результатами через пять лет.
Систематическое лечение в семье приводит к таким удивительным результатам благодаря тому, что родителям позволено контролировать питание своего ребенка.
Традиционное лечение нарушения питания отмечает вину родителей в данной проблеме. Повлиявшая на многих книга The Golden Cage [31], написанная Хильдой Брук (1978), немецким психоаналитиком из Америки, описывала родителей, особенно матерей анорексичных девочек, как монстров, которые душили своих детей высокими ожиданиями и атмосферой невроза {420}. По мнению Брук, для выздоровления пациенту необходимо отделиться от семьи. Индивидуальная терапия подталкивала пациента «к независимости». Питание в кругу семьи не принималось как элемент комплексного лечения, так как еду считали первостепенной причиной анорексии. По модели Брук, родителей часто просили не сидеть за общим столом с детьми, так как их присутствие могло усугубить ситуацию. Им нельзя было комментировать питание ребенка, можно только разрешать ему принимать собственные решения относительно еды. В некоторых случаях врачи рекомендовали «парентектомию»: полную изоляцию ребенка от родителей.
Идея состояла в том, что раз анорексия не связана с едой, тогда ребенок начнет нормально есть, когда избавится от остальных проблем. Но суть нарушения питания заключается в том, что ребенок не может контролировать свое питание.
Вероятнее всего, оставшись наедине с собой, ребенок вернется к расстройству поведения, не важно, переедание это или голодание. При традиционном лечении анорексии в клиниках обнаружили, что пациенты могут выздороветь в больнице при активном кормлении, как через трубку, так и обычной пищей, – а затем, вскоре после выписки домой, происходит рецидив заболевания. И это неудивительно, ведь родителям запретили принимать участие в питании собственного ребенка.
Лечение в семье разворачивает эту динамику на сто восемьдесят градусов. Оно предполагает отсутствие критики в адрес родителей. Никто не утверждает, что семья не несет абсолютно никакой ответственности за нарушение питания ребенка, но вместо осуждения тех или иных людей лучше срочно предложить больному ребенку «лекарство». Чувство вины – разрушительная эмоция, сковывающая действия родителей, от которой они чувствуют безысходность. Суть этого лечения предполагает ответственность родителей за то, чтобы ребенок снова стал есть, поэтому им нужно перестать обвинять себя в случившемся. Только простив себя, они будут готовы с помощью врача взять на себя тяжелый труд и начать кормить ребенка с нуля. Это похоже на то, когда маленького ребенка снова приучают к твердой пище.
Потребности ребенка с расстройством питания напоминают видоизмененную версию упорного труда, через который все проходили, когда только учились есть.
Как и отлучение от груди, «кормление с нуля» – медленный процесс, требует большого терпения. Первое время родитель радуется, когда ребенок может пообедать одной чайной ложкой тыквенного пюре (многие больные анорексией пользуются детскими столовыми приборами). Со временем вы ожидаете от него большего, поэтапно повышая калорийность блюд. Нужно постоянно добавлять новые продукты в питание, как избирательным едокам. Вы отказываетесь давать им блюда с низким содержанием жира. Нельзя пропускать ни одного приема пищи, и ребенку нужно предлагать съесть на один кусочек больше, чем ему хочется. Еду не навязывают, и, соответственно, ребенку запрещено говорить, что ему не нравится есть. Джеймс Лок настаивает, что нельзя учитывать голос ребенка, когда он говорит, что ему не хочется есть, потому что за него говорит болезнь {421}.
Перед тем, как отправить ребенка лечиться домой, родителей научат, как подавать и выбирать еду, которую будет есть ребенок, для чего с ними проведут одну-две «репетиции» обеда.
К тому времени, как семьи обращаются в клиники нарушения питания, они часто говорят, будто бы уже «перепробовали все». Но, скорее всего, ни одну из техник кормления они не смогли последовательно применить, как и родители привередливых едоков.
У многих семей, по словам Джеймса Лока, не было регулярных приемов пищи, они ели, когда приходилось. Целой семье, а не одному пациенту, приходилось заново учиться, как потреблять завтрак, обед и ужин, с перекусами по расписанию. Можно привлекать к участию братьев и сестер, при этом родителей учили не сравнивать то, что едят разные люди за столом. На «репетиции» родителей учат тому, как перестать быть осторожными в отношении питания ребенка: нужно сидеть рядом и убедительно повторять, что необходимо съесть все, что видишь перед собой на тарелке, даже если ребенок отказывается или плачет, или говорит, что ненавидит вас. До начала приема пищи родителям нужно договориться между собой, какой объем пищи ребенок должен съесть и каким будет наказание в случае отказа (никаких компьютерных игр целый день, к примеру). В случае с разведенными родителями Лок рекомендует, что ребенку нужно временно пожить у родителя, который лучше справится с кормлением.
