Гэрриэт Браун, сторонница лечения в семье, в своих мемуарах под названием Brave Girl Eating [32], о жизни со своей четырнадцатилетней дочерью Китти, больной анорексией, описывает процесс кормления с нуля {422}. Браун накрывает Китти стол к завтраку, состоящему из тарелки хлопьев с молоком и клубникой. Китти говорит, что не будет это есть и хочет творог. Браун отвечает, что творога нет. Китти жалуется, что хлопья слишком жидкие. Браун делает новую порцию, а затем как можно более спокойно говорит, чтобы Китти «села и начала есть». Вся эта муторная церемония может повторяться по нескольку раз в день, при этом Китти постоянно ноет, что из-за еды она растолстеет, а Браун возражает, что еда – это лекарство, и она должна есть. Браун или ее муж по очереди остаются с ней в течение часа после каждого приема пищи, чтобы она не пошла в туалет и не вызвала рвоту. Китти нужно перекусывать каждые пару часов. Спустя четыре года Китти выздоровела, и родители сочли возможным отправить ее в колледж, возложив на девушку ответственность за собственное питание. Все еще повторяются рецидивы, когда «демон» возвращается за обеденный стол и Китти теряет в весе, но они хотя бы знают, что сделали все, что могли, дабы отрегулировать ее отношение к еде. Что еще важнее, у самой Китти теперь есть подход к питанию, которому она может следовать, когда снова начинает худеть. Еда – это лекарство.
Одним из многих сложных аспектов кормления с нуля является то, что для пациента недостаточно есть то количество пищи, которое было бы оптимальным для человека с нормальным весом. Страдающему анорексией человеку нужно гораздо больше калорий, чтобы вернуть вес, который необходим для восстановления организма и мозга. Больные анорексией никогда не «выберут» по собственному желанию молочный коктейль, содержащий 1000 калорий. Но после выздоровления они часто отмечали, что испытывали необычное чувство освобождения, когда родители говорили им, что у них нет выбора и им придется есть, потому что это уменьшало стыд.
Родителям нужно хорошенько разобраться, в каких продуктах содержится больше всего калорий, а не набивать детей «пустой» едой.
Кормление с нуля может проходить сложнее у заболевших в более позднем возрасте, когда родители уже не могут оказать помощь. Несколько лет назад я написала статью о женщинах, которые боролись с анорексией в тридцать, сорок и пятьдесят лет {423}. Среди них я встретила Джейн, немногословную 53-летнюю помощницу преподавателя, испытывавшую унижение оттого, что она анорексичка среднего возраста. Для нее тяготы анорексии были осложнены чувством стыда: по ее словам, она могла бы «больше понимать» в ее-то возрасте. Находясь на самом дне этой болезни, Джейн потеряла шесть килограммов, хотя ее тело было и без того худым. Однажды в приступе отчаяния она взяла молоток и ударила себя по руке со всей силы. Ее направили на групповую терапию с шестью «модными» девочками-подростками, где нужно было рассказывать о своих ощущениях. Все чувства Джейн можно было передать одной фразой: «Почему я должна выворачивать душу наизнанку перед группой незнакомцев?» Другим препятствием, с которым она столкнулась (как и другие больные анорексией женщины, которых я опросила), было то, что именно ей приходилось отвечать за еду в доме. Джейн хорошо справлялась с тем, чтобы накормить других, но не себя. Она готовила прекрасные вкусные блюда для своего мужа и детей, а сама ела только яблоко или йогурт. Изредка ходила с мужем ужинать в ресторан, но чуть ли не плакала от жалости к себе, когда ей подавали суп. Когда я встретила ее, она медленно учила себя снова есть, и ей удалось дойти до потребления 1000 калорий в день: недостаточно – она все еще была болезненно худа, – но это позволяло ей не лечиться в стационаре.
Для некоторых взрослых с анорексией лучшим курсом лечения может стать домашняя программа, по которой пациенты могут снова почувствовать себя детьми в семейном окружении.
Я посетила Newmarket House в Норидже, специальный центр лечения анорексии, где кажется, что находишься скорее дома, а не в клинике. Всюду стоят разноцветные диваны и разносятся аппетитные запахи домашней еды. Я встретила Бет, мать четверых детей, когда ей было за тридцать. Как и Джейн, Бет прекрасно готовила, и особенно гордилась именинными тортами, которые она пекла для детей, но не могла позволить себе ничего, кроме салата и помидоров. Она была далека от выздоровления. Но питание по расписанию в Newmarket House, где медсестры и терапевты были похожи скорее на членов семьи, чем на персонал, создало такую среду, в которой другие готовили для нее еду, способную излечить.
Однако при некоторых нарушениях питания возраст играет положительную роль. Булимия поражает обычно в более старшем возрасте, чем анорексия (обзор 5653 случаев булимии показал, что средний возраст был семнадцать лет, но часто он начинался с двадцати) {424}.
Исследование сорока женщин, которые полностью выздоровели, показало, что у них была мотивация.
Они не разделяли точку зрения, что «человек в одиночку не может справиться со своими проблемами» {425}. У 80 % выздоровевших после булимии был хороший настрой на изменение к лучшей жизни и избавлению от усталости (во время болезни их рвало в среднем двадцать два раза в неделю). Многим помогла профессиональная помощь, но при этом около половины подкрепляли лечение чтением литературы по самопомощи.
В другом исследовании группы пациенток с булимией в Австрии большее количество женщин избавились от симптомов по рекомендациям из книг, работая самостоятельно, чем те, кто проходил курс когнитивно-поведенческой терапии {426}.
Организация нового сбалансированного питания после булимии резко отличается от кормления с нуля при анорексии.
Вместо набора калорий больным булимией нужно найти надежный способ ограничить прием пищи, избегая всего, что может спровоцировать приступ переедания. В отличие от избирательного едока больной булимией нужно научиться стать менее всеядной. Одна сорокапятилетняя выздоровевшая женщина описала строгий режим, который она создала для себя, и он позволил ей жить полтора года без симптомов {427}. Она покупала еду в очень маленьком количестве, чтобы предотвратить переедание, и в течение дня съедала пять маленьких блюд из рыбы, мяса, фруктов и овощей. Завтракала консервированным тунцом или холодной курицей, так как хлеб напоминал ей про переедание и провоцировал рвоту. Пшеница и молочные продукты были исключены из диеты. Для больных анорексией такое строгое питание может быть очень опасным, но если говорить о булимии, подобное ограничение – это освобождение.
Существует как минимум один аспект, в котором анорексия и булимия похожи. Прежде чем понять, что нужно есть, нужно ответить на главный вопрос – как есть. Первая стадия выздоровления от булимии представляет собой повторное знакомство с регулярными приемами пищи: никакого переедания и голодания. Медленно, но верно такой режим войдет в привычку. Любой человек, испытавший разницу во времени при перелете в другую страну, знает, что мало вещей могут так дезориентировать, как искаженное чувство времени. Весь ужас булимии (роднящий ее с другими расстройствами) состоит в том, что она нарушает дневной темп приемов пищи. Одна выздоровевшая пациентка рассказала о том, как она привыкала жить в «тумане, наполненном едой», но теперь обнаружила, что если позволить себе есть регулярно и с переменой блюд, то можно заметить, как возвращается чувство уверенности {428}. Какой смысл обедать, если вы еще до полудня съели целую коробку хлопьев.
