Патриот. Смута (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Ладно. Идем дальше.

Четвертый. Сам Царевич Дмитрий, чьим именем у меня письма писаны. Сомнительно, очень и очень. Ведь именно южные земли и казаки стоят за ним. Разброд на пользу не пойдет. Скорее цель — подставить его, как автора неугодных населению решений.

Происки это боярские, а выгодоприобретатель основной — татары.

Злость стала накатывать от таких мыслей. Какая-то сволочь людей русских и землю нашу под нож пустить решила. В такое то время, когда сплотиться надо всем миром. Иноверцев выдворить. Царя избрать всем миром.

Татары! Важный момент, важнейший. Вымысел ли то, что придут они под город или, правда? Если письма поддельные, то… Может оказаться в них и все обманом, а может часть правдой. Для пущей достоверности.

Если так, то передовые отряды крымчаков уже где-то поблизости.

Сложная ситуация складывается. Опасная.

Меня отвлек вернувшийся звонарь. Принес хлеба ломоть, квашеной капусты, миску, еще каши, в еле теплой плошке. Поклонился.

— На здоровье вам, боярин. Я баньку топить, скоро за вами приду.

Он ушел, оставил одного в задумчивости.

Четверть краюхи была ржаной — слегка кислой, с немного чувствующейся остринкой на языке. Капуста хрустела и отдавала терпкостью. Были в нее добавлены какие-то травки, немного, для аромата, а еще морковь и ягоды. Просолка была сильной, еще бы — с осени стояла в кадушке, напиталась, размягчилась. До нового урожая-то еще далеко. Каша оказалась томленой, мягкой, рассыпчатой, имела легкий ореховый привкус. Была чуть сдобрена маслом, самую, самую малость, без прочих признаков жира и какого-либо мяса…

— Черт, тут же все постятся. — Вырвалось.

Надо это учитывать. Православное, глубоко верующее население не то что из моего времени. Пост соблюдали и в церковь ходили почти все. В этом всем, в религиозной части, я не силен.

Придется больше слушать и делать, как все. Кстати, а крестятся тут как? Реформы то еще не было. Значит двумя перстами, вроде, не тремя. Внимательно надо глянуть, в таких мелочах не ошибиться.

Я, насыщаясь и ощущая с голодухи всю палитру вкусов на языке.

Думал, вспоминал, что про время это знал. Весна на дворе. Летом Василия Шуйского скинут, возьмут в плен. Этому будет предшествовать страшный разгром и гибель удалого полководца Скопина-Шуйского. Точнее, наоборот — предательская смерть от яда и последующее поражение.

Случилось ли это уже? Непонятно, точных дат не помню.

Что потом?

Поход поляков на Москву. Вход в нее. Бояре страну отдадут, продадут — здесь кому какое слово больше нравится. Семибоярщина — без центральной власти в те годы, это смерть государства. Пример дальнейшего во времени разрушения Речи Посполитой — красочный и наглядный. Власть сейма довела до Руины.

Так, к нашим баранам, то есть боярам, что дальше?

Осенью или зимой, не помню уже — Лжедмитрия второго убьют. Потом два ополчения, но до этого еще времени много. Может и не так все повернуться. А что у нас, локально?

Выходит, крымчаки пойдут на север.

Я вздохнул.

Татар пускать нельзя. Это самое важное дело. Дать бой им надо или обхитрить. Развернуть вспять. Как? Время подумать и придумать есть.

Что-то еще узнаю, пока Колдуновку огнем и мечом воевать будем. Это тоже дело важное.

За этими мыслями я съел все, что было принесено звонарем. Думал попросить еще, но решил, что перед баней, да перед сном наедаться не стоит.

Опять вернулся церковный служка, притащил какой-то теплый напиток. Травяной, вкусный. В нос ударил знакомый запах чабреца и ромашки. Но дополнялся он еще чем-то. На языке я ощутил сладкий привкус солодки.

Благодать.

Умели же раньше на Руси делать и без чая заморского как-то обходились.

— Боярин, готова баня. — Проговорил звонарь, собирая посуду. — Слуга ваш, Иван, комнату уже подготовил. Я к нему заходил. После баньки сразу спать.

— Хорошо.

День выдался не простым, но водные процедуры должны стать отличным его завершением.

Мы двинулись в обход трапезной, вышли на площадку за церковью. Справа пара построек — сеновал и конюшня. Слева — деревья, небольшой сад, за ним улица стоящих редко маленьких домиков с огородами.

Солнце почти зашло, было сыро. Людей никого. Либо спят, либо ко сну готовятся.

А перед нами за несколькими деревьями, чуть поодаль от церкви, вблизи склона — небольшое строение, из-под крыши которого идет дымок.

Подошли.

Баня маленькая, недавно рубленная.

Предназначалась она исключительно для пользования церковными служащими и приезжими в храм. Не верилось мне, что пригодна она для большего. Уж очень мала. Вокруг стен имелась завалинка, чтобы зимой тепло быстро не уходило. На ней из напиленных бревен для топки организована поленница — и утепление дополнительное и сушка дров.

У входа, на улице, прямо под небольшим навесом стояла пузатая и высокая кадушка с дождевой водой. Собирала ее, чтобы не таскать лишний раз. В ней и снег можно было потопить, занеся внутрь. В теории.

Внутри — предбанник метр на два считай — чисто вещи положить на лавку. Они здесь, кстати, были. Нижние штаны и рубаха — серые такие, небеленые. Далее сама комнатка банная. Три на три где-то, с лавками и печкой. Простой совсем, которая топилась по-черному. Наверху небольшие вытяжные окошки.

Е-мое… Не тот уровень комфорта, который я ждал. Но, мне приходилось в прошлой жизни мыться и не в таких условиях. Пойдет.

Веник был дубовый. Сухой, крепко стянутый нитью, пах отлично. Пропариться он еще не успел, времени слишком мало прошло. Кадка с теплой водой, в которой и лежал. Горшок на печке, в нем тоже вода, греется. Еще ухват.

Звонарь остался снаружи, я расположился здесь, уставился в огонь, что горел в печи. В нос ударил запах дубовых листьев, дерева и дыма, щекочущий.

Чихнул. Раз, потом еще.

Хорошо. Накатило ощущение спокойствия и безмятежности.

Тепло, приятно, тело ноет, томится. Ссадины и синяки саднят, но боль уходит, заменяется чувством благодати, неги.

Я посидел минут пять, может, семь. Позволил себе погреться, немного попариться до первого пота. Вдыхать тепло, заполнять им свои легкие, наслаждаться. Жара в такой бане особо не было. Ждать дольше надо, а мне уже хотелось помыться и отправиться спать.

Пора.

Водные процедуры провел быстро. Обтерся, пару раз плеснул ковшом, вытерся — используя пару длинных тряпиц. Одна благоразумно была оставлена как полотенце.

Осмотрел себя, оставшись нагишом. В целом, к прошлому ощущению не добавилось ничего нового. Молодой организм. Лет восемнадцать — двадцать. С хорошими задатками, но несколько запущенный. Мышцы подкачать надо, но на первое время — пойдет.

Завершил осмотр. Вышел в предбанник.

Переоделся и выбрался наружу.

Спускалась ночь. С небольшого банного крылечка открывался отличный вид на реку над верхушками деревьев. Красота. Страна наша так красива, что мы зажрались. Все о заграницах думаем. А у самих, за двадцать километров от городской черты отведешь, такие места, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот и здесь. Склон, идущий к реке, поросший деревьями. Слева овражек, промоина. За ним лес. На той стороне Воронежа, в сгущающихся сумерках — бескрайний простор зелени.

Хорошо! Я вздохнул, хотелось выругаться, но сдержался.

Обулся в сапоги, спустился на землю.

Двинулся к церковной пристройке. Рядом с трапезной виднелась еще одна дверь в помещение. Там мне и моему слуге было выделено место. Ванька, интересно, там уже? Ждет? Спит? Кони где? Рядом с храмом располагалось несколько хозяйственных построек.

Хотелось верить, что слуга организовал для лошадей добрый постой и с ними все будет поутру — хорошо. Не чесанные, нечищеные кони могут создать проблем в пути. Но раз досюда мы добрались от столицы, слуга как-то справлялся.

У двери меня поджидал поп.

— На заутреню приходи завтра. И на исповедь, с причастием святым. В пути ты давно. От дома родного далеко. Дело нужное. Помолюсь я за тебя. Но, чтобы дела светлые делать с чистою душою, сын мой, храм посещать надо.