Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

Пока папаня занимается животными, я иду к колодцу, чтобы набрать воды.

Неплохо было бы сходить в лес и подстрелить утку на ужин. Давно не приходилось мяса есть — всё хлеб да каши.

Начинался совершенно обычный, нормальный день в Вещем. Как вдруг рутину разрывает телега, выезжающая из-за леса: двойка мощных, тягловых лошадей, извозчик за поводьями, несколько человек с копьями, следующие за ней пешком. Двигаются в нашу сторону, покачиваясь на дорожных ухабах.

Каждый житель села знает, что означает сия телега.

Оброк.

Пора платить князю пищей.

— Явились, не запылились, — заявляет Федот, уперев руки в бока.

— Ты же знал, что они приедут, — говорю. — Они каждый год приходят.

— Знал.

Сплёвывает на землю при виде приближающихся.

Возглавляет всю эту группу непосредственно наш барин — господин Фома Сивович. Шагает впереди, горделиво задрав голову. Весь в золотом, красивый, причёсанный. Идёт по дороге, пердит и гадит огромными лепёшками…

Звучит по-идиотски, но наш господин — обыкновенный конь.

Четвероногое животное.

С эпохой безумия весь мир перевернулся. Сначала во Владимиро-Суздальском княжестве произошла кровавая стычка, где новым князем стал Мартын Михайлович, а затем он захватил Новгородскую землю, где поставил главой своего младшего брата Юрия Михайловича, более известного как Юрий Безумный. И этот безумец счёл уместным всю землю почти до самого Белозера отдать своему коню Фоме.

Вот и получается, что оброк мы платим даже не человеку.

Положение этого коня так высоко, что что он на ступень выше духовенства. Ладно мы, смерды обыкновенные, кланяться господину должны, так ещё и попа заставляют. Каждый год этого коня до церквушки доводят и ждут, пока отче Игнатий на колени встанет.

— Внимание! — кричит посыльный удельного князя. — На колени перед вашим господином!

Жители Вещего, оказавшиеся в этот момент на пути, опускаются, касаясь бородами земли.

— Ты! — указывает на бабку Томиру. — Целуй копыта господина!

Испуганная женщина принимается причитать и ползти к коню, отчего её длинные юбки пачкаются в дорожной пыли.

— Мы так рады, что вы пришли сегодня! Какая шерсть у вас, а какая грива!

— Повезло вам! — заявляет посыльный. — У господина хорошее настроение!

Словно в подтверждение его слов, конь фыркает.

Стоит людям пройти мимо, как сельские плюют им вслед и грязно бранятся. Ратная сотня Вещего очень любила старого удельного князя, и очень не любит нового с его конём-боярином. К самому коню у нас нет никакого зла — это всего лишь животное, нечего на него сердиться. Это всё Юрий. Если бы его безумства ограничивались конём, никто бы против не был: у нас в селе и более сумасшедшие есть.

Мы его не любим, поскольку он насильно уводит людей прислуживать ему в замке. Уже четверых забрал, не спрашивая. Мы хоть и живём на земле господина, обязаны платить оброк и отрабатывать барщину, но мы не холопы, чтобы нами распоряжаться как собственностью. Мы вполне свободные крестьяне.

Вот люди и ненавидят князя и его посыльного.

А посыльный этого будто не замечает. Идёт по селу: грудь колесом, вид величавый.

Работа в Вещем останавливается. Все следят за передвижением коня и его стражи. До самого вечера группа будет ходить от дома к дому, чтобы собирать оброк. Обычно мы даём еду и немного меха: ничего такого, с чем мы не могли бы справиться. Другое дело, что в последнее время удельный князь Юрий становится всё безумнее и просит странные вещи. В позапрошлом году приказал обрить всех девственниц, сплести из волос верёвку и привезти ему, чтобы он с её помощью залез на небо к Перуну. В прошлом приказал посыльному собрать всех жителей деревни и прокукарекать хором ровно сто раз. Ни больше, ни меньше. А ещё запретил смеяться в четвёртый день месяца.

Всё больше его сводит с ума эпоха безумия.

— На колени! — кричит посыльный, останавливаясь у нашего дома.

Мы с батей опускаемся, как положено. Пусть наш барин и конь, но кланяться в присутствии господина всё равно надо.

— Молодцы. А теперь несите оброк!

— Рановато приехали, — говорю. — Зерно ещё сушится. Через пару недель только мука будет.

— В этом году удельному князю много не надо. Господин уличил рядовичей его замка в предательстве и всех повесил. Так что его погреба не пусты.

Сука какая!

Рядовичи блядь!

Рядовичами называют только людей, у которых договор с господином. Ряд. Но Юрий Безумный ни у кого договора не спрашивал: заграбастал как скотину и заставил работать. Опустил похищенных людей в ряд с закупами, проигравшимися.

А теперь ещё и повесил. Правдивые слухи у торговцев ходили.

Не помогла Юрию Безумному верёвка, не смог на небо влезть. Вот и решил на земле остаться, обыкновенных людей казнить. Разума лишился он, а страдают от этого другие, и нет на него спуску. А попробуй против него слово сказать — кожу заживо сдерёт и как ковёр у входа в замок положит. Ноги будет вытирать и смеяться без удержу.

Мы всегда знали, что суздальские ненавидят новгородских, но не думали, что наших будут казнить вот так открыто. Против закона, морали и людских принципов. Отрубают головы как обыкновенным курам, которых на мясо пускают.

Какая же тварь этот новый удельный!

Стукнуло в голову, что работники его замка предатели — повесил. И верит же, безумец, сам верит в это. А Мартыну плевать, что его младший брат за раз уйму народу повесил. Он и сам не лучше.

Мы с батей выносим посыльному овощей, фруктов, ягод. Всего, чем мы можем поделиться и не изголодать до смерти. Посыльный раскладывает еду в телеге и двигается к следующему дому.

— На колени! — кричит посыльный возле наших соседей.

— Славься господин! — в один голос отвечают Веня Гусь с семьёй.

Все присутствующие на улице люди падают, уткнувшись лбами в землю, только Никодим стоит поодаль, скрестив руки на груди.

— Ты! — посыльный указывает на парня. — На колени!

Никодим продолжает стоять, буравя людей князя взглядом.

— Нет, — отвечает тот.

У меня много друзей, но Никодим — ближайший. Мы втроём с ним и Светозарой — неразлучная компания. Много лет вместе, друг за друга горой.

— На колени! — рявкает стражник, указывая на Никодима оружием.

Гляжу на перепалку и чувствую, как душа в пятки уходит. Отказаться поклониться господину — всё равно, что подставить голову на отсечение. Простые крестьяне не могут даже взирать на барина без разрешения, а уж тем более стоять в его присутствии. Но у Никодима насчёт этого помешательство. Он даже в церкви на колени не опускается.

— На колени, мальчик, — повторяет приказ посыльный. — Не заставляй господина ждать.

Парень лишь отрицательно мотает головой.

Давайте я кое-что расскажу о моём друге Никодиме.

Мой дружбан больше всего на свете любит драться, и никогда, никому не уступает. Он скорее умрёт, чем подвинется. Он высокий, худой, с плохим зрением и кривыми ногами. В двенадцать лет его нашли в лесу, голодного и исхудалого. Отдали попу, чтобы тот его приютил, пока родителей ищут. Но родители не нашлись, и поп Никодима усыновил.

Отче Игнатий вырастил его как родного: любил, следил, грамоте обучал, книжки из столицы привозил. Даже с самим архиепископом Новгородским встречался, спрашивал совета как направить приёмного сына на путь истинный.

Никодиму немногим больше двадцати, но он при этом — умнейший человек из всех, что я когда-либо знал. Разбуди его посреди ночи — любую из прочтённых книг процитирует. Богословие, философские трактаты, научные изыскания, не только на русском, но и на греческом языке.

Из Никодима порой премудрость как понос прёт.

При этом данный книжный червь вполне может в трёх соснах заблудиться. И совсем не понимает, когда нужно отступить и подчиниться. Наш премудрый болван скорее умрёт, чем уступит.

Отче Игнатий надеялся его себе на замену воспитать, человеколюбцем и духовником. Но не смотря на свой могучий разум, мой дружбан вырос совсем другим. Подставить другую щёку — это не для Никодима. Малейшее неприятное слово в его сторону — тут же лезет пересчитывать обидчику зубы. И это не говоря о том, что он совсем не контролирует собственный язык: задирается на всех подряд и нередко получает. Если бы не я, ему бы уже сотню раз нос на бок свернули.