Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

Никогда не встречал человека, который бы так любил драться, и при этом совсем не умел этого делать.

Вот и сейчас: самое обыкновенное утро, а он уже проблемы на собственную задницу ищет.

— Простите, дурака, — говорю. — Это наш сельский идиот, его в детстве свиноматка подрала.

Пытаюсь соврать, чтобы моего упёртого друга не казнили прямо сейчас, у нас на глазах. Все последние годы я только этим и занимался: то рассерженных мужиков успокаивал, то заступался перед парнями из окружающих деревень. Сегодня же Никодим устроил немыслимое: отказаться поклониться господину — верх идиотизма. Таких как мы запросто убьют и тут же забудут.

— Он и разговаривать-то научился только в прошлом году, сам ещё не понимает, о чём болтает.

— Кажется, его надо выручить, — вставляет Веда.

Девушка-дух летит в сторону управляющего, после чего со всего размаха влетает ему в ягодицу.

— Уф! — вздрагивает тот. — Ненавижу комаров!

— Не смотрите на болвана! Он даже не понял, что вы сказали. Думает, что вы ему предлагаете еды из телеги попробовать… А он хоть и болван, но господина чтит, никогда к его еде не прикоснётся…

Пока я несу околесицу, несколько наших мужиков уводят Никодима в сторону, чтобы он не нарывался. Мы для знати — всё равно, что грязь.

— Ладно, — вздыхает посыльный. — И не таких видали. Несите уже оброк!

Соседи послушно выносят продовольствие. Группа направляется к следующему дому. Я же, скрипя зубами, иду в другую сторону.

— Ты чего творишь? — спрашиваю у Никодима. — Совсем с ума сошёл?

— Я ни перед кем не кланяюсь. Ни перед господином, ни перед отцом, ни перед Богом. Вообще. Никогда.

— Жить надоело?

В глазах Никодима сверкает злобный блеск. Вообще он добрый парень, никогда не оставит другого в беде, и его даже просить не нужно — всегда сам поможет. Но вот эта его упёртость выводит.

— Пусть лучше они меня повесят, чем я опущу голову.

— Так и произойдёт, можешь не сомневаться.

Хочется заехать по этой умной башке — настолько разозлило его поведение. Ладно, на более крепкого соседа нарываться — получишь по шее и всё. Но на господина… это нужно совсем не ценить себя.

Зла не хватает.

— Иди домой, — говорю. — И чтобы не высовывался, пока Фома Сивович не уйдёт.

— Я уйду, — отвечает Никодим. — Но не потому, что испугался.

Это да, в смелости ему не откажешь. Когда плевать на собственную жизнь, очень легко быть смелым. А всё именно так и выглядит.

Никодим уходит домой, а я возвращаюсь к себе. Перекапываем поле сохой, наводим порядок на участке. Большой работы мало, но мелочи занимают весь день. А ещё мелочи очень сильно выматывают, так что хоть я ничего особого не делал, но под конец для чувствую себя выжатым. Ноги одеревенели, рубаха успела пропитаться потом и высохнуть. Желудок сводит, есть хочется.

— Фух! Как я устала! — произносит Веда.

— Ты же ничего не делала, — говорю.

— Как это не делала? А кто тебе помогал вишню собирать?

— Так это ты их скидывала? Мне казалось, ветром носит.

Девушка всего лишь дух, поэтому не может как следует контактировать с реальными предметами. Даже грушу поднять не сможет, не говоря уже о чём-то более тяжёлом.

— Я вообще-то очень сильная! — заявляет девушка.

Принимается тягать меня за ухо.

— Да, ты на самом деле очень сильная.

— Не надо смеяться, я ведь и укусить могу!

Кусает за ухо. Довольно больно.

— Ай! Не надо так делать.

— А ты не смейся надо мной. Другие духи вообще к человеку прикоснуться не могут, а я легко могу монету поднять и положить тебе в карман.

— Ладно, признаю. Ты очень полезна в домашнем хозяйстве.

— То-то же.

Иду к рукомойнику, чтобы вымыть руки, шею и плечи. Как раз вовремя, чтобы увидеть знать, возвращающуюся с полной телегой продуктов. Сегодня вечером они скинут это в свои знатные погреба, а завтра отправятся за оброком в новую деревню.

Такие телеги к нам приходят четыре раза в год — в начале каждого сезона. Летом ещё и десятину отдаём: те крохи, что у нас имеются. Хорошо хоть барщину отрабатывать не заставляют, но это не от доброты нашего господина. Живём далеко, вот и не припахивают.

— Жители села! — кричит на улице посыльный удельного князя.

Конь в золотой попоне стоит рядом с ним, всё такой же горделивый.

— Спасибо за щедрые дары, которые вы сегодня принесли барину Фоме Сивовичу. Хозяин этих земель очень доволен. Но это ещё не всё! Поскольку удельный князь остался без людей в своём замке, он велел привести по три человека с деревни, чтобы заново заселить его работниками.

— Опять, — вздыхает папаня. — Опять хотят кого-то увести.

— … не волнуйтесь, — продолжает посыльный. — У работников будет еда и кров, а работа будет легче, чем здесь. Есть желающие?

Оглядываюсь по сторонам. Соседи выходят из своих домов, собираются вдоль дороги. Все смотрят на группу людей откровенно враждебно. Они уже уводили людей у нас, что было очень несправедливо. Но по крайней мере мы знали, что с ними всё будет в порядке. Работать в замке удельного князя — для некоторых завидная участь. Так ты сразу поднимаешься над обыкновенными смердами. Становишься на один уровень с ремесленниками.

Но не на Юрия Безумного.

Сегодня он к тебе милостив, а завтра последует за голосами в голове.

— Смелее! — продолжает посыльный. — Работа хорошая, и даже оплата будет!

— Оплата петлёй на шее, как же, — бормочет папаня. — Четверых увели и повесили. А теперь мало, оказывается.

— Работа на удельного князя — очень почётна! А хорошо покажете себя — сможете перейти к самому Мартыну Михайловичу! Всем известно, что Мартын Михайлович очень хорошо относится к ремесленникам и честным работникам.

Врёт, сука, и не краснеет! У Мартына Михайловича, князя Владимиро-Суздальского, тоже прозвище есть — людоед. Как-то не хочется проверять, насколько она близка к правде. Так и живём: в нашем княжестве безумец, а в соседнем людоед. Два брата, блядь, акробата. Один хуй, другой лопата.

Никто не выходит на столь щедрое предложение работы.

Никто не хочет работать на безумца.

Отправиться к Юрию в замок — всё равно, что шагать на краю обрыва. Никогда не знаешь, когда земля поддастся и утащит тебя за собой.

— Как жаль! — вздыхает посыльный. — Раз нет желающих, то нам придётся взять нескольких случайных человек.

Стражники расходятся в стороны, собираясь схватить трёх первых попавшихся людей. Может с ними ничего и не станет: будут работать в тепле и уюте. Но никто точно сказать не может. Слишком большой риск.

Смотрю, а окружающие засунули языки в задницы и молчат. Нет никого, вроде Никодима, что выскажется против слов знати. Обратить на себя внимание — означает вызвать гнев.

— Простите, — говорю. — Но вы не можете нас забирать. Мы не холопы, которыми можно распоряжаться. Мы — свободные крестьяне. Мы обязаны платить оброк и десятину, но вы не можете без позволения увести людей. К тому же Юрий Михайлович — не наш господин. Фома Сивович — наш.

Указываю на коня.

— Ты стоишь на пути своего господина? — спрашивает посыльный.

— Нет, конечно.

— В таком случае с дороги! Проверьте жителей!

Один из стражников достаёт из телеги клетку с обыкновенной болотной жабой и двигается к ближайшему сельчанину. Жабы — очень чувствительные создания. Они меняют цвет, когда оказываются рядом с человеком, которому лес силу дал. И чем больше сила, тем больше цвет меняет.

Разве что носить их с собой неудобно — дохнут в неволе.

Возле каждого из сельчан жаба меняет цвет на красный. Это самый начальный уровень силы, первая ступень: умение выбить искру из пальца или заставить двигаться лист от дерева, поднеся к нему руку на расстояние пяди. То есть, почти бесполезная. Многие жители деревни годами пытаются её развить, но времени нет, да и не выходит. Когда весь день в поле работаешь, трудно заниматься ещё и своей силой, в итоге многие забывают про неё. Только такие люди как мой батя, для которого лечение стало ежедневным трудом, способны развить силу до высокого уровня.