Красавчик. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей

Прадед покачал головой.

— Вот только исцелил я не того человека, — сообщил он. — У меня было три платка — три источника «жизненной» энергии. Это сейчас я бы не допустил подобную ошибку. Потому что теперь чувствую каждый источник по отдельности. Но тогда я просто распахнул для энергии три двери. Она хлынула из них стремительно. Кхм. Я не сразу понял, что произошло. Но потом изменить уже ничего не смог. Результатом моих трудов стали всё те же два убийства и одно исцеление. Вот только вылечил я не того человека, кого собирался вылечить.

Юрий Григорьевич развёл руками.

— Вот такая неприятность тогда случилась, — сказал он. — Это был одновременно и прорыв в моих экспериментах с использованием наших семейных способностей. И в то же время, я не добился желаемого результата. Я просто-напросто убил того пациента, к исцелению которого стремился. Произошла врачебная ошибка, как сказали бы мои коллеги. Кхм. Сегодня ночью и весь день на работе я размышлял над тем, как избежал бы такой ошибки теперь. Вот только ничего толкового я не придумал. Поэтому, Сергей…

Мой прадед замолчал — он смотрел мне в лицо и будто бы подбирал в уме нужные слова.

Вместо него продолжил лекцию Сан Саныч.

— Поэтому, Красавчик, ты поначалу поэкспериментируешь не с кровью Григорьича, — сказал он. — Сегодня я попрошу Варю. Она подыщет для тебя подходящего кандидата из пациентов своего отделения. У неё-то там всегда есть такие больные, кому только и осталось надеяться на чудо. Вот такого ты, Красавчик, первым делом и вылечишь. Если успеешь. На смену тому платку мы принесём новый, не беспокойся. В таком ресурсе недостатка не возникнет. За лечение Григорьича возьмёшься, когда появится уверенность в результате.

— Сколько у тебя было таких ошибок, дед? — поинтересовался я.

Юрий Григорьевич дёрнул плечами.

— Такая ошибка была только одна, — ответил он. — Потом «лечение» шло по плану… относительно. После того случая я всегда чувствовал и контролировал потоки энергии. Однажды остановил их и прервал процесс, когда почувствовал неладное — на конечный результат это не повлияло. Но ты, Сергей, пока в этом новичок. Поэтому Саня прав. Хотя мне и самому не нравится такой вариант. Я не хочу, чтобы ты тоже заполучил «кровавого мальчика». Поэтому имена доноров крови мы тебе не скажем. Если и случится в твоей работе осечка, пусть уж она ляжет на…

— Меня такой вариант не устраивает, — заявил я.

Юрий Григорьевич прервался на полуслове.

Он обменялся взглядами с Сан Санычем, посмотрел на меня.

— Почему… не устраивает? — спросил он.

— Потому что я знаю вариант лучше, — ответил я. — Есть у меня на примете один пациент. Вполне подходящий для нашего эксперимента. Им я займусь без спешки. Как раз сегодня утром о нём вспомнил. Он — это, что нам нужно.

Юрий Григорьевич нахмурился.

— Кхм. Сергей…

— Погоди, Григорьич, — попросил Сан Саныч.

Он поднял руку, показал моему прадеду пустую ладонь.

Повернулся ко мне.

— Что за пациент? — спросил Александров. — Красавчик, откуда ты его знаешь?

Я улыбнулся и сказал:

— Совсем недавно с ним познакомился. Это будущий Илья Муромец. Если «лечение» у меня получится с первого раза. Или мой первый «кровавый мальчик». Если с первого раза я облажаюсь.

Прадеду не понравилось моё предложение. Он долго доказывал мне, что личное знакомство с будущим пациентом навредит обучению. Говорил, что я буду во время «лечения» излишне осторожен — потому что обязательно настроюсь на «плохой» результат и всячески ему воспротивлюсь (вплоть до того, что сознательно саботирую получение любого результата). Он объяснял, что первое «лечение» — это, по сути, первое убийство. Оно непременно травмирует мою психику. А чёткий образ «невинной жертвы» лишь «усугубит травму», полученную мной при первом использовании способности.

На мои слова о том, что я «дитя перестройки» и «повзрослел в девяностых» прадед внимания не обратил: не понял их смысловую нагрузку. Он приводил мне в пример своих коллег, которым собственные «врачебные ошибки» едва не разрушили жизнь и карьеру. Говорил, что я пока слишком молод и неопытен, «чтобы спорить». Но я с прадедом и не спорил. Соглашался с его доводами, но стоял на своём: говорил, что для дальнейшего обучения меня устроит лишь «мой собственный» кандидат в пациенты. Мой спор с Юрием Григорьевичем едва не зашёл в тупик, пока моё решение не поддержал Сан Саныч.

— Григорьич, успокойся, — сказал он. — Хочет Красавчик собственного «кровавого мальчика» — пусть он его получит. На нашей-то совести и без того много кровавых пятен. Григорьич, поделись одним таким пятном с Красавчиком. Заодно и поглядим.

Александров приподнял брови.

— На что поглядим, Саня? — спросил Юрий Григорьевич.

— Поглядим, как Красавчик справится с такой ответственностью, — ответил Сан Саныч. — Это мы с тобой, Григорьич, через войну прошли. Новые пятна на нашей совести уже и не заметишь. Нынешнее поколение другое. Вот и поглядим, кто придёт нам на смену.

Жизнь без головной боли поначалу меня настораживала. Но потом я вновь распробовал её прелести: в ночь с понедельника на вторник я уснул уже через два часа после того, как в своей спальне захрапел Юрий Григорьевич. На пробежку утром отправился в прекрасном настроении. Мне почудилось, что поднимавшееся из-за крыш домов солнце сегодня светило ярче, чем обычно. Лица прохожих выглядели приветливыми. А занятие на спортплощадке около школы завершилось быстро — я сегодня даже почти не устал. Но от прежнего режима я пока не отказался: днём снова завалился на диван и проспал до полудня.

После обеда я дождался, когда с работы вернулся Юрий Григорьевич. Выпил вместе с ним по чашке кофе. Обсудил с прадедом успехи «южновьетнамских» патриотов и «пиратство» бомбардировочной авиации США в Камбодже, о которых сообщили в сегодняшней газете «Правда». Рассказал Юрию Григорьевичу всё, что помнил о войне во Вьетнаме (оказалось, что большая часть моих знаний на эту тему черпалась из американских боевиков). Пояснил ему, что такое «вьетнамский синдром». Неожиданно даже для самого себя вспомнил об Уотергейтском скандале, который привёл к отставке нынешнего президента США Никсона.

На проспект Вернадского я приехал под вечер. Тени на улице к тому времени стали длиннее, жара чуть схлынула. Я купил в ларьке мороженое, неспешно прошёлся мимо того самого магазина, около которого не так давно встретил рыжеволосую Надю Петрову. Покусывая мороженое, я прошёлся до Надиного дома. Поздоровался с сидевшими на лавке около Надиного подъезда пожилыми женщинами. Те проводили меня любопытными взглядами до двери подъезда. Они словно прикидывали, к кому это направился незнакомый им солидно одетый молодой мужчина с коричневым портфелем в руке.

Я чуть вспотел, пока взобрался на пятый этаж: в подъезде было душно.

Вытер ноги о полосатый коврик, нажал на кнопку звонка.

Дверь передо мной распахнула Надя.

Она удивлённо приподняла брови, тряхнула рыжими кудрями и спросила:

— Сергей?

— Он самый, — ответил я. — Тебе не показалось.

Я улыбнулся и сообщил:

— Вот мы снова и встретились, Надя Петрова. Впустишь меня?

Глава 6

— Конечно, Сергей, — чуть запоздало ответила Надежда. — Входи, пожалуйста.

Она попятилась вглубь прихожей. Я тут же воспользовался её приглашением: шагнул через порог. Вдохнул ароматы табачного дыма и коктейль из запахов лекарств. Отметил, что запашок мочи на этот раз не почувствовал. Взглянул поверх Надиной головы на вход в комнату — дверь там была приоткрыта. В спальне Надиного брата бубнил радиоприёмник. Со стороны другой комнаты доносились звуки музыки — там либо слушали другой радиоканал, либо смотрели телевизор. Я заметил, как Надя поспешно взглянула на своё отражение в зеркале. Она торопливо поправила причёску и стёрла следы муки с подбородка.