Представитель (СИ) - Семин Никита

— Товарищ представитель, вот вы где! — зайдя в ангар, подбежал ко мне сержант. — А я вас обыскался. Вас в штабе товарищ маршал ждет!

Лицо Урядникова вытянулось, и он посмотрел на меня с опаской. Прямо на лице у него читалось «а не сболтнул ли я чего лишнего» и «пронесет, или накажут».

— Спасибо, товарищ лейтенант, — протянул я ему руку, — просветили меня. И не переживайте, я действительно в информбюро работаю, не соврал я вам. Просто не все сказал.

Тот пожал руку в ответ, уже более сухо, чем минуту назад, попрощался и пошел проверять, как его танкисты со своей работой справляются. А мне ничего не оставалось, как идти к Василию Константиновичу. Чего он меня ищет?

Оказалось — просто хочет, чтобы я был при штабе, поближе к нему. Неприятно маршалу, что за ним пригляд идет, вот и старается держать меня в поле зрения. Напрямую он мне это не говорил, но по взгляду читалось.

На восточном фронте я провел неделю. Ситуация здесь на мой взгляд почти не менялась. То наши японцев «пощупают», проверяя — изменилось ли у них что-то или нет. То японцы в ответ атаку устроят. Небо при благоприятной погоде часто рассекалось самолетами, в полную противоположность ситуации на западном фронте. Воздушные карусели я видел аж три раза — и это всего за неделю! Тут размен шел примерно один к трем — в пользу наших летчиков. Но все равно японская авиация не оставляла своих попыток скинуть побольше бомб на наши головы, пока их истребители «ёрики» отвлекали наших асов, давая своим «китам» подобраться поближе и не дать нашей ПВО вести воздушный бой. Но получалось у них плохо. Наши бойцы всячески старались увести бой в сторону, чтобы не заслонять небо для зенитчиков и в пылу сражения им это частенько удавалось. Хотя с каждым разом все слабее — было заметно, что и японцы учились не терять голову в бою от азарта. Вот японская авиация была, пожалуй, самой опасной лично для меня. Фиг знает, куда их бомба прилететь может. Поэтому при таких налетах я старался держаться поближе к штабу — он хоть укреплен был — полноценный блиндаж из бревен и насыпанным сверху метром земли.

Но через неделю я решил, что увидел достаточно, и попросил Василия Константиновича организовать мне доставку домой. Тот исполнил это почти с нескрываемым облегчением. Даже обидно немного.

Обратная дорога прошла без приключений. А в первый день даже непривычно было — такая тишина вокруг. Нет матерков командиров на замешкавшихся бойцов, нет звона тревожного колокола, используемого как сигнал оповещения об атаке, не слышно басовитого рева моторов над головой. Даже не заметил, как ко всему этому привык всего за неделю.

Не знаю, специально так Василий Константинович подгадал, или случайно получилось, но главная новость меня «догнала» уже в Москве. Наша армия, скоординировав свои действия с партизанами Мао, сумела разгромить армейский корпус японцев, что стоял перед ними, и занять северные территории Манчжурии. Китайские товарищи перерезали тыловое обеспечение японцев и устроили диверсию на их складах боеприпасов. И пока те наводили порядок в своих тылах, Блюхер перешел в атаку. Собрав «кулак» из имеющихся танков, он прорвал оборонный пояс противника и в образовавшуюся щель ввел пехотные батальоны. А авиация японцев «познакомилась» с «колокольчиками». Василий Константинович повторил успех немцев, нанеся удар этими установками по аэродромам противника. В итоге истребительной авиации ближнего действия враг лишился, а без их поддержки и прикрытия «киты» японцев были лишь мишенями с около нулевой эффективностью. Что вполне понимали и они сами.

На фоне этого события мой доклад Ставке не имел большого значения. Тем более что и сказать особо мне было нечего. То, что подметил, а в основном — это необходимость обеспечить самолеты системами катапультирования, да уделить особое внимание разработке быстро сборных конструкций для полевой фортификации, выслушали, согласились, что это нужно, но в данный момент внедрить не представляется возможности. Иосиф Виссарионович сделал пометку себе, дать задание заводам и КБ на начало работ и поднятие архивов — есть ли уже какие-то наработки в этом направлении, да на этом все и закончилось.

Бурный 1937 год подошел к концу. Вот уж подарок преподнес маршал Блюхер всему СССР! И главное — вся эта подготовка прошла мимо моего внимания, что и заставляет меня подозревать, что Василий Константинович не зря держал меня «поближе» и ударил в тот самый момент, когда я был еще в пути. И это… обидно. Словно он во мне шпиона какого увидел.

Причины такого поведения мне объяснил, как ни странно, Илья Романович. Мы как обычно собрались всей семьей отпраздновать Новый год. И я не смог не поделиться своими мыслями с родными, благо, что ничего секретного в этом не было.

— Не сердись и не обижайся, Сергей, — сказал Говорин. — Просто Василий Константинович видно очень честолюбив и не хотел, чтобы ты забрал себе хоть толику его славы.

— О чем это вы?

— Ну ты же не глупый парень, — усмехнулся Илья Романович. — Вот проведи он эту операцию при тебе, и что могли подумать в Ставке? Что маршал Блюхер одержал победу при помощи и содействии представителя Ставки Сергея Огнева. А без него чего-то тянул и не давал результата.

— Глупости! — мотнул я головой. — В Ставке не дураки сидят, прекрасно знают, что я дилетант в военном деле и подобную операцию провернуть не способен.

— Это так, — благожелательно улыбнулся уже изрядно принявший на грудь Говорин. — Но не забывай и другой момент. Ты — глава информбюро. А если ты сам честолюбив? Маршал-то тебя не знает. Вот захочешь ты сам его славу себе забрать — а у тебя и ресурс для этого есть! Дашь команду, и пойдет в газетах новость, что представитель Ставки Сергей Огнев — молодец. Только прибыл в войска и тут же при нем завертелась работа, смогли все же вдарить так супостату, что от того лишь пух да перья полетели!

— Что мне сейчас мешает это сделать? — мрачно спросил я, уже из чистого интереса.

— Тебя там не было, — развел руками Говорин. — И если попробуешь так поступить, то для всех это будет выглядеть, как желание подмазаться к чужой славе.

Может, Илья Романович и прав. Во всяком случае, его версия поведения Блюхера звучит логично. Но от этого не менее неприятно лично для меня. Я бы не стал так поступать, как говорит Говорин. Мы оба это знаем. А Василий Константинович решил, что я на такое способен. И от этого… горько. Остается или смириться с таким поведением Блюхера, но тогда не факт, что я смогу найти на его участке фронта хоть что-то, что можно улучшить или наоборот — скопировать удачные решения и тактики для других фронтов. Или же попробовать объясниться с маршалом. С такими мрачными мыслями я и встретил новый 1938 год.

Глава 7

Январь — февраль 1938 года

Вильгельм Франц Канарис крутил в руках ручку, смотря сквозь только что принесенный конверт, и пытался понять, радует ли он его или нет. С одной стороны — задание рейхсканцлера выполнено. Тайное соглашение с Финляндией подписано и уже в этом месяце она вступит в войну, броском дойдя до Святого Петра, как мысленно называл русский Ленинград Вильгельм. Взять город вряд ли получится, но вот отрезать его от остальной страны и приковать к его освобождению и внимание и силы красных — эта задача без всякого сомнения будет достигнута. И вроде хорошо, коммунисты отвлекутся от ударов по Рейху, которые уже подрывают моральный дух солдат. Дошло до того, что в обществе начинают роптать — почему Вермахт еще не вышвырнул диких русских обратно в свою Московию, и если не хватает для этого войск, то почему не перебросить еще частей с иных направлений? Оставить пока в покое Францию, и пойти защищать свою землю. Объяснять народу, что это будет геополитическое поражение, которое может перерасти в стратегическое, никто не собирался.

Сам же Вильгельм наблюдал, как разрастается война, втягивая в себя все новые и новые страны. Как все очевиднее становится, что передышка от прошлой войны завершилась, и начался новый передел мира. И что самое главное — он наблюдал за рейхсканцлером, его поведением, и все отчетливее осознавал, что не желает видеть столь одиозного, в чем-то даже фанатичного, человека на месте главы государства. Гитлера можно просчитать, но вот договориться с ним — крайне тяжело. И чем больше силы и популярности он набирает, тем сложнее становится донести до него, что некоторые поступки могут быть ошибочными или преждевременными. Как вот это нападение на Францию, ставшее камешком, сорвавшим лавину. Ну что стоило ему подождать еще пару лет? Ведь говорили ему, и не только сам Вильгельм, что страна не готова к войне. Но вспыхнувшая война в Испании и открытая помощь не только русских, но и гальских «петушков» стала для Гитлера как красная тряпка для быка. А успех с включением Австрии в состав Третьего Рейха и вовсе отбил последнюю осторожность у рейхсканцлера. А сейчас, пусть это и не видно пока для простых немцев, но страна сражается на грани своих возможностей. Уже идет перестройка экономики на военные рельсы, что в новом 1938 году почувствует каждый гражданин на себе — в удорожании товаров народного потребления, снижения темпа строительства новых домов, повышения уровня платы за коммунальные услуги. Да и в других тысячах мелочей быта, за которые Гитлера и полюбили герры и фрау по всему Рейху. И это еще не объявлялась мобилизация. Точнее, официально не объявлялась, а так-то набор в армию идет давно и темпы лишь увеличиваются.