Директор (СИ) - Семин Никита

Но это же абсурд! Зачем красным щадить самого ценного для Британии специалиста, если они прямо говорят, что это «ответ» за убийство их инженеров? Или…

— Не доработал Алан, — пришел к выводу глава МИ-6.

Тогда и выстрел в руку Дираку может быть демонстративным, а не ошибкой исполнителя.

«Ладно, ваш ответ, макаки, получен. Осталось лишь решить, что делать дальше нам…»

Глава 7

Октябрь 1932 года

— Ну что, Сергей, готов? — с улыбкой зашел ко мне Борис Александрович.

— Всегда готов! — отсалютовал я ему здоровой рукой.

— Тогда начнем.

Я с нетерпением стал наблюдать за его быстрыми и точными движениями. Сегодня мне наконец-то снимут осточертевший гипс! Кожа под ним часто вызывала зуд, а почесать никак нельзя. Да и просто неудобно с таким «грузом» что-либо делать. Перед процедурой снятия ко мне в палату заходила Дарья и намочила гипс. Как я понял из ее щебетания, это необходимо, чтобы процедура прошла легче.

И сейчас Борис Александрович взял ножницы и принялся сноровисто разрезать уже разбухшие и переставшие держать форму бинты. Сначала с одной стороны руки, потом с обратной. После чего аккуратно потянул за две образовавшиеся половины и освободил мою руку из гипсового «плена».

— Уф, — облегченно выдохнул я и потянулся наконец-то почесать до этого недоступную поверхность.

— Не стоит этого делать, — мягко придержал меня врач.

После этого достал медицинский спирт, намочил им комочек ваты и принялся протирать кожу руки. Каждое его прикосновение отдавало холодком по коже, а вместе с тем немного унимало зуд. Закончив с обтиранием спиртом, Борис Александрович достал какую-то мазь и покрыл ей поверхность моей руки.

— Вот и все, — улыбнулся он.

Процедура заняла около получаса, но во многом благодаря тому, что гипс был размочен заранее и ножницы у врача были острыми, а опыт — огромным.

— Теперь понемногу нагружай руку, но не торопись с большими весами. И постарайся не чесать ее. Если уж совсем невтерпеж — лучше погладить ладонью.

— Я полностью здоров? — тут же уточнил я самый важный для меня момент.

— В целом — да. Но еще месяц — никаких больших нагрузок.

Возвращался в палату я в самом хорошем настроении. Хотел тут же позвонить Люде и обрадовать, что скоро мы увидимся, но все же в последний момент удержал свой порыв. С нашими товарищами из ОГПУ ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Сначала уж с Берией или, если тот не захочет лично общаться, с Грищуком переговорю, после чего уже и можно обрадовать родных.

Мысль оказалась правильной. С Лаврентием Павловичем разговор прошел на следующий день.

— Мне доложили, что тебя можно выписывать, — начал он после взаимных приветствий, — в связи с чем у меня есть для тебя новости.

На этом месте я напрягся. И не зря.

— Первое — в институт ты не вернешься.

— Почему?

— Так сложилась ситуация, что Анна Белопольская на этом месте сейчас для нас предпочтительней. Чтобы ты понимал: «ответ» англичанам мы дали. После чего пришли к некоему соглашению. Что-то вроде «вооруженного нейтралитета». Ни нам, ни им обострение ситуации не выгодно. О том, что их диверсия прошла не в полном объеме, тоже был дан намек. Кстати, из-за твоего нежелания жить под другим именем, — попробовал он сделать укол в мою сторону.

— Что вы имеете в виду?

— Раз уж тебя все равно придется «воскресить», то это станет известно. Пусть даже все пройдет максимально тихо и без шума. Вот и было принято решение, что мы сами об этом скажем. Тихо и без шума. Чтобы на «той» стороне не считали, будто у них все получилось в полном объеме, а когда вскроется, что это не так, не начались резкие телодвижения.

— Тогда в чем проблема вернуть меня в институт?

— В этом случае «тихо и без шума» воскресить тебя не удастся, — вздохнул Берия. — Поэтому контакты с прошлым коллективом тебе придется свести к нулю. Да и ты же в курсе, что вражеская разведка вышла на Анну?

— Да, вы говорили.

— Операция по работе с ней не закончена. Сейчас конечно ее связной ушел в подполье, но есть шанс, что он потом вернется. Подобные игры не ограничиваются одним годом.

О чем я и сам думал, когда был резко против моей официальной смерти.

— А она справится?

— А ты почитай, — хмыкнул Берия и достал из своего чемоданчика папку. — Специально тебе принес. Может, какие свои мысли добавишь.

Покосившись на него, я взял папку и сел за стол.

Ну что я могу сказать? Завидно. Это если самому себе не врать. Да, можно сослаться на то, что писала это она не одна. В некоторых моментах я вижу по оборотам речи и вектору приложенного внимания, что активно постарались и остальные аналитики, работающие в институте. Далее — явно не только Тухачевский давал информацию по устройству нашей армии. Тут и ссылки на то, какие сведения собрали наши полевые работники, и даже приводятся цитаты отдельных командиров батальонов и взводов. Комполка или комдивы такой откровенностью, как более низкие чины, не страдали видимо, потому что их цитат и оценок я в тексте не нашел.

Короче, моя изолированность и оторванность от работы сделали дело — возможно, если бы я остался на своем рабочем месте, то выдал бы отчет не хуже, однако и то, что я вижу — на очень неплохом уровне.

Если говорить конкретно про отчет, то в нем поднималось сразу несколько тем:

— неоднородная подготовка красноармейцев,

— не целевое расходование средств,

— отсутствие единого стандарта: в учебной части, в материальном обеспечении, в тактических схемах, даже символах,

— плохая логистика тыловых служб,

и на «закуску»:

— неразбериха в приказах и отсутствие четкой иерархии.

Последний пункт был написан очень витиевато и расплывчато, но когда я смог продраться до сути, то понял, с чем это связано. Многие командиры жаловались на военных комиссаров, вмешивающихся в любой момент как в проведение боевой подготовки, так и в обеспечение бойцов, могли отменить наказание для провинившегося, по мнению командира, красноармейца или нижестоящего командира, или наоборот — наказать образцового бойца за неоднозначную политическую позицию или просто критику решений секретаря горкома, чем-то ущемившего родных бойца.

Хм-м. А ведь Александр Михайлович тоже об этом вскользь упоминал. Не открыто, но недовольство у него к военным комиссарам хорошо ощущалось. И понятно, почему этот пункт такой завуалированный. Мол, надо бы их отодвинуть от реальной власти или хотя бы подчинить командирам, сделав заместителями, но напрямую — ни слова об этом. Они же представители партии. Идти против них, все равно, что идти против партии. А это в нашей стране — табу.

Это было начало отчета — какие удалось выявить «недостатки». Далее шел анализ, что будет, если ничего не предпринять. Эту часть я просмотрел бегло, остановившись на выводе. А он гласил, что при текущей ситуации идет изрядный расход средств, а вот «выхлоп» хоть и выше, чем был несколькими годами ранее, но все равно система недостаточно эффективна. Как итог прогноза — в случае начала войны первый натиск мы, может, и отразим, а вот при затяжном конфликте начнутся проблемы. В основном из-за медлительности тыла, быстрого выхода из строя техники и невозможности ее починить на месте поля боя, а также долгого обучения пополнения. А без обучения будут высокие потери.

После этого уже Анна с другими моими аналитиками, предлагала следующее:

— изменить функции территориальной милиции, сделав из нее пункт первичного отбора и подготовки.

В нее теперь должны будут идти все парни призывного возраста, где будет оцениваться их интеллект, физические данные, моральные принципы и желание поступить на военную службу. После этого месяц обычной муштры: то самое «лево-право», о котором говорил мне Василевский. На этом этапе вычеркиваются откровенно непригодные к службе парни и девушки. Да, девушек у нас тоже призывают, но уже на добровольной основе. Далее оставшиеся проходят двухмесячный краткий курс по изучению военных специальностей. Всех. Простое ознакомление, теоретические знания, после чего призывники проходят тест — как эти знания и какие именно усвоили.