Леонид. Время исканий (СИ) - Коллингвуд Виктор

Возвращение в собственный кабинет позволило отвлечься от текущей организации и мысленно перейти к будущим операциям. С чего начать? Ответ лежал на поверхности политической карты Европы. Германия. Приход Гитлера к власти, будучи трагедией и угрозой, одновременно открывал и уникальную, невиданную возможность. Ослепленный расовой идеологией, Третий Рейх сам, своими руками, выбрасывал за борт свои лучшие научные умы. Начавшиеся гонения на евреев открывали окно возможностей, которое грех было не использовать. Ученые, профессора, инженеры еврейского происхождения, которых вчера еще носили на руках, а сегодня увольняли из университетов, были идеальной мишенью для вербовки. Они оказались унижены, лишены будущего на родине, озлоблены на новый режим. Предложение безопасности, достойной работы и, что самое главное, возможности отомстить, продолжив свои исследования на благо главного врага нацизма — от такого многие не смогут отказаться. Кому-то нужны деньги на переезд в Англию или Америку. Кому-то — постоянная работа в хорошей лаборатории. А кто-то вообще недолюбливает наци, но с теплотой относится к СССР.

Мы возьмем всех.

Мысли мои потекли дальше, выстраивая многоходовую комбинацию. Германия представлялась лишь ключом, которым можно было открыть и другие, куда более потаенные двери. Многие немецкие ученые, спасаясь от нацистов, бежали за океан или в Англию, находя приют в лабораториях Кембриджа, в частности — у Резерфорда. Завербовав кого-то из них еще на немецкой земле, можно было внедрить своих людей в самое сердце британской физики, где уже зарождались идеи будущего атомного проекта. Другой поток эмигрантов неизбежно устремится за океан, в Соединенные Штаты, неся с собой бесценные знания, а через них — доступ к американским университетам и, в конечном счете, к тому, что в моей прошлой жизни назовут Манхэттенским проектом. Таким образом, гонимые нацистами ученые превращались из простых целей для вербовки в «троянских коней», которые сами, спасая свои жизни, откроют ворота в самые охраняемые научные цитадели мира.

Но это отдаленные перспективы. А мне не стоит забывать о текущих делах. Сталин любит быстрые результаты!

Рука взяла со стола чистую папку для личного дела, и каллиграфическим почерком, тщательно выводя каждую букву, на обложке была написана одна-единственная фамилия: «ГАБЕР, Фриц». Гениальный химик, создатель Габеровского процесса получения аммиака, один из создателей дигликолевого пороха. Патриот Германии и при этом — еврей, буквально только что пинком изгнанный с поста директора Института физических и электрохимических исследований в Берлине.

Разочарованный патриот — это почти как брошенная жена. Тут может быть много всего интересного…

Глава 6

Товарищ Сталин любит быстрый результат. Поэтому я, не затягивая дело, собрал мнения специалистов по поводу «дигликолевого» пороха и сообщил через секретариат о готовности к обсуждению. Через два дня нас всех собрали на совещание. Такая оперативность была понятна: вопрос действительно не мог ждать.

Все козыри были у меня на руках: специалисты подтвердили важность технологии «дигликолевого» пороха. Но планы мои были гораздо шире: я хотел использовать этот случай как пример общей неразберихи, царившей в нашем военном строительстве и, пользуясь случаем, «перетянуть одеяло на себя» в решении важнейших военно-технических вопросов.

Сталин был не в духе, и с самого начала совещания установилась какая-то гнетущая атмосфера. За длинным столом, в строгих напряженных позах, застыли знакомые лица: хмурый Ворошилов, энергичный Орджоникидзе, непроницаемый Молотов, члены Политбюро Андреев и Косиор. Чуть поодаль сидел Тухачевский, и на его холеном лице застыло выражение оскорбленного превосходства, словно его заставили присутствовать при обсуждении недостойных его внимания мелочей. Вся эта немая сцена разворачивалась под мерный скрип половиц под сапогами Хозяина, медленно расхаживавшего по ковру от стены к стене.

— Итак, товарищ Брежнев, — глухо произнес он, на мгновение остановившись, — ви доложили, что комиссия закончила работу. Докладывайте выводы, не томите!

Раскрыв папку, я раздал присутствующим копии заключения специалистов.

— Выводы комиссии, товарищ Сталин, однозначны. Преимущества дигликолевого пороха, известного в Германии как «Нипполит», неоспоримы, и носят они стратегический характер. Первое: полный отказ от дефицитного пищевого и импортного сырья, что освобождает нас от необходимости отрывать от населения дефицитные продукты питания. Не нужно зерно для производства спирта, не нужен хлопок для клетчатки, жиры для глицерина. Не потребуется закупать за валюту централит. Второе важное преимущество: низкая температура горения, что в два-три раза увеличивает живучесть стволов орудий, особенно критичную для скорострельных автоматических пушек. Вы знаете сложности с созданием скорострельных малокалиберных зенитных орудий: этот порох резко упростит дело. И третье: стабильность горения, делающая его незаменимым для шашек реактивных снарядов. Целая перспективная отрасль зависит от этого вещества!

Сталин молча слушал, выпуская густые клубы дыма.

— … что касается его недостатков — у «дигликолевых» (нитрогликолевых) порохов баллистика заметно «садится» в сильный холод — примерно ниже −20…−30 °C: труднее воспламеняются, горят медленнее, падают давление и начальная скорость. В жару, наоборот, быстрота горения и пики давлений растут. Решить эту проблему несложно. Либо в зимних условиях надо увеличивать навеску пороха в гильзы, либо — разработать «зимние» таблицы стрельбы с поправкой на низкие температуры. Доклад окончил!

Сталин подошел к столу и выбил трубку о край тяжелой мраморной пепельницы.

— Так каков общий вивод специалистов? Нужен этот порох или нет?

— Выводы специалистов однозначны — дигликолевый порох нужен нашей оборонной промышленности. Особенно — для тяжелой артиллерии, зенитных автоматов и перспективных реактивных систем!

— Для крупного калибра вполне подходит баллиститный порох! — холодно и немного презрительно заметил Тухачевский.

— Баллиститный порох без централита дает сильный разгар стволов. А главное — для его производства нужны жиры органического происхождения. А у нас их для населения не хватает! — возразил я.

Началось жаркое обсуждение. Ворошилов поддерживал своего заместителя, остальные склонялись к моему мнению. Примерно через полчаса Сталин прервал дискуссию.

— Выводы ясны. Порох стране нужен. Товарищи военные не хотят мучиться с тэмпературными таблицами… но им придется их освоить. А сумеем ли мы тэперь раздобыть этот порох? Что конкретно делается в этом направлении, товарищ Брэжнев?

— Работа уже ведется по линии Спецотдела, товарищ Сталин. Используем новые возможности в Германии для получения доступа к технологии. Надеюсь на скорый результат.

— Хорошо. Держите Политбюро в курсе, товарищ Брэжнев! Ваш спецотдел полностью укомплектован? Нэ испытваете недостатка в кадрах?

— Пока нет, товарищ Сталин. С порохом, думаю, справимся. Однако порох, — тут мною была сделана намеренная пауза, — это далеко не все наши проблемы! Начинка снарядов и авиабомб не менее важна. Основное взрывчатое вещество — тротил, получаемый из толуола. И вот здесь, товарищи, у нас назревает катастрофа.

Все взгляды, включая тяжелый взгляд Сталина, мгновенно скрестились на мне.

— Наркомат тяжелой промышленности, вводя в эксплуатацию новые коксовые батареи на Магнитке и в Кузнецке, гонится за выполнением плана по металлу. Для этого применяется режим высокотемпературного коксования, свыше тысячи ста градусов. Да, это дает максимальный выход металлургического кокса, но при такой температуре летучие фракции каменноугольной смолы, содержащие ценнейший бензол и толуол, попросту «сгорают», безвозвратно теряясь. Выход толуола падает в три-четыре раза.

Взгляды присутствующих переместились с меня на Орджоникидзе, до того сидевшего с расслабленным видом.