Гасконец. Том 1. Фландрия (СИ) - Алмазный Петр

— Вот у меня когда кузена лошадь в голову лягнула, то же самое было… аркебуза это, месье.

— Спасибо, — я не стал заострять внимание на раненном в голову кузене. — С лошади стрелять с неё куда сподручнее.

— Наши от них почти отказались, — пояснил Планше. — Мушкет надёжнее, хоть и тяжелее. Пехоту им прикрывать лучше всего.

— С лошади тоже не постреляешь нормально, — заговорил О’Нил, отвлекаясь от письма. — Обычно спешиваются и потом стреляют. Ты как ребёнок. Хотя…

Ирландец с грустью покачал головой.

— Ребёнок и есть.

Я хотел было огрызнуться, а потом вспомнил молодого испанца, которого пожалел. Вместо этого, я подошёл к ирландцу и сказал:

— Как я пойму, что в твоём письме нет какого-то скрытного послания, чтобы люди твоего братца схватили моего слугу?

— Попробуешь довериться мне? — осклабился О’Нил. — Что ещё тебе остаётся?

Я подошел к столу, взял стул со всё ещё торчащей из него шпагой. Выдернул чужое оружие, отбросил в угол, где не было пленников. Уселся напротив ирландца. Сирано вдруг захрапел, заставив меня схватиться за собственную шпагу. Раненый перевернулся на бок, что было довольно ловким ходом, учитывая то, на какой узкой лавке ему пришлось улечься

— Не думал сменить сторону? — спросил я прямо. О’Нил поднял на меня уставшие холодные глаза, прищурился настороженно.

— Вы сейчас дружите с англичанами, — через несколько очень долгих секунд ответил он.

— И это всё? Единственная причина?

— Вы все, с материка, для меня одинаковые, — сказал ирландец. — Но когда моя семья бежала, кров и работу нам дали испанцы.

Я вздохнул. К сожалению, будучи русским человеком, заброшенным в тело француза, я прекрасно понимал О’Нила. Что сейчас происходит на моей Родине? Если я ещё что-то помнил по истории — к счастью, историю России я учил куда охотнее, чем мировую — на престоле должен сидеть Михаил Фёдорович, первый Романов. Мы осваивали Сибирь и, возможно, в очередной раз вонзались с турками. А я здесь, в голландских землях, воюю с испанцами на стороне французов. И болтаю с ирландским наёмником.

Пока что у меня буквально ноль рычагов влияния на Родину. Даже если я сколочу себе наёмничий отряд, о чём я уже успел задуматься, то мне придётся пройти с ним через всю Францию, Священную Римскую Империю, а потом и через враждебные Москве страны Восточной Европы.

Хуже того. Я попаданец, и, очевидным образом, Судьба хочет, чтобы я использовал свои знания для прогрессорства. Но я экономист с оружейного завода, и, поверьте мне, в первую очередь именно экономист. В оружии я разбираюсь постольку-поскольку, и конечно же, не смогу сам собрать «Тульский Токарев» где-нибудь на мануфактуре в «родной» Гаскони. Что я могу предложить этому миру? Подбить для Его Величества Людовика смету?

— Эй, герой, — рассмеялся О’Нил, выводя меня из задумчивости. — Ты ещё с нами?

Он вернулся к письму и написал ещё несколько слов, затем отложил перо в сторону. Высыпал тушь на бумагу. Только после того, как тушь «прижала» чернила и О’Нил сдул её с бумаги, он продолжил:

— Всё, что происходит на материке, всего лишь эпизод. Тридцатилетняя передышка в настоящей войне.

— Ты вернёшься? — спросил я. О’Нил кивнул в ответ.

— Как только представится возможность. Первым делом сяду на корабль, — вздохнул он, передавая мне письмо. — Возможно, леди согласится прочитать его для тебя.

Анна подошла к нам. В комнате было уже довольно темно, так что девушке пришлось прищуриться, чтобы прочитать.

— Дорогой Генри, я попал в неприятности и мне нужны деньги. Не будь скупердяем, заплати за меня и моего приятеля Роджера. Его отец работал на нашего кузена, ещё дома. Пожадничаешь, и я сбегу из плена и откручу тебе жопу. С любовью, твой старший брат Эоган Ро О’Нил, — зачитала она. — Весьма мило, что вы написали письмо на фрацузском.

— Эоган Ро? — переспросил я. Ирландец только фыркнул.

— С ваших куриных мозгов довольно того, что вы запомните «Оуэнн», — ответил он. Я пожал плечами. Мне по большому счету было всё равно.

— Как найти твоего брата в Лилле?

— Он держит таверну. Puta de culo gordo, называется.

— «Пута», это же ругательство такое? — уточнил я. Ирландец с ухмылкой кивнул.

— Ну значит Chica de culo gordo, — ответил О’Нил.

— Ладно, разберёмся. Месье О’Нил, я вынужден снова вас связать.

Мужчина пожал плечами, протягивая вперёд руки.

— За спиной в этот раз, ты уж извини.

— Учишься, щенок, — будто бы с гордостью произнёс ирландец и расплылся в улыбке. Но встал и сложил руки за спиной. Я кивнул Планше и слуга принялся его вязать.

— По локтям лучше, — предложил я. — Ты нашёл подпол?

— Да, месье.

Я кивнул. О’Нил и Роджер отправились вниз по деревянной приставной лестнице. В подполе было холодно, зато компанию испанцам составили несколько связок сушеных грибов и бочка вина. Я спустился с ними, открыл бочонок. Сделал глоток — вино было кисловатым, но вполне сносным.

— Когда развяжетесь, сможете выпить, — усмехнулся я. — Боюсь, это вопрос времени.

Затем я поднялся наверх и вместе с Планше быстро раздел наших пленных испанцев. Они не сопротивлялись, будто бы даже намёки на боевой дух оставили их. Впрочем, они могли готовить какую-то пакость. Хорошо было бы спрятать их отдельно от ирландцев, но надежных мест в доме было не так уж и много. Мы сняли с них форму, завернули в простыни, чтобы не околели и спустили в подвал.

— Почему вы с трупов форму не сняли? — удивился О’Нил. Он стоял, оперевшись локтями о какой-то выступающий кирпич, и уже пытался с его помощью перетереть верёвки.

— Имей совесть, подожди, пока я уйду! — не выдержал я.

Ирландец только рассмеялся, а я вытащил лестницу. Затем захлопнул люк подвала. Мы передвинули большой дубовый стол так, чтобы забаррикадировать люк. Подумав, добавили ещё оставшиеся лавки и шкаф.

— Никто не останется приглядывать за ними? — догадалась Анна де Бейл.

— Верно, Миледи. А теперь, помогите нам переодеть раненного.

Девушка ничуть не смутилась. Мы привели в чувство де Бержерака — носатый как будто бы и не харкал кровью час назад. Быстро облачили его в испанскую форму, пусть кое-где она и была в натяжку. Носатый был самым крепким из нас троих. Затем уже мы с Планше переоделись. Французскую форму было решено сложить в седельные мешки. Мы вышли из дома, когда солнце уже касалось крыши соседней фермы.

— А они ведь слышали стрельбу, — протянул я. — Не донесут испанцам?

Анна качнула головой.

— Не думаю, месье. Даже на юге, простые люди не слишком жалуют испанскую корону.

— А на севере? — меня начинало раздражать то, как нещадно я тупил в местной политике. Да что там, я даже в географии западной Европы всю жизнь плавал. В тридцать лет узнал, что Чехия и Богемия это одно и тоже, благодаря какой-то компьютерной стратежке.

— На севере теперь Республика, — с гордостью произнёс де Бержерак, пока я помогал ему взобраться в седло. — Наши главные союзники в этой войне.

— Те, кто восстал против испанского грабежа, — пояснила Анна, сама забираясь на лошадь. Сидела она по-прежнему боком. — Вы забыли имя великого герцога Оранского?

Я неопределенно пожал плечами.

— Видимо, ранение в голову — это Божий знак, — сказал я, пока Планше вешал на мою лошадь «трофейный» мушкет и родную, испанскую аркебузу. — Миледи де Бейл, приятель де Бержерак, поможете мне с обучением, когда вернёмся?

— Вы хотите научиться читать? — спросила девушка.

— Как и любой разумный человек, — серьёзно подтвердил я.

— Но далеко не любой гасконец, — произнёс носатый, пуская свою лошадь вперёд. — Похвальное желание, приятель.

— Похвально будет, — сообразил я. — Если дальше мы будем говорить по-испански.

— Я не смогу, месье, — признался Планше.

— Значит сыграешь контуженного, — ответил я.

— Как это?

— Просто бери пример со своего хозяина, — рассмеялся Сирано де Бержерак. От смеха, у него снова ртом пошла кровь. От вытер ее платком и мы двинулись в путь.