Сам директор, высокий, чуть сутулый мужчина, с благообразной сединой, резко очерченным профилем с крючковатым носом, из-за которого он смахивал на ястреба, стоял, повернувшись к окну, прижимая к щеке руку. Когда я вошёл, он обернулся и на его лице я заметил невероятно печальную мину. И решил, что меня уже ждёт увольнение. Но ощутил скорее облегчение, чем страх.
— Садитесь, Олег Николаевич, — без приветствия, но довольно мягко сказал директор.
Со скрипом отодвинув одно из кресел, я присел, положив руки на стол, вопросительно взглянул на хозяина.
Вздохнув, тот тоже расположился в кресле, помолчал и, наконец, и быстро-быстро проговорил:
— Олег Николаевич, вы не должны были выгонять Звонарёва с урока. Вы же знаете, что он сын… нашего… покровителя. Мы многим обязаны Арнольду Тихоновичу. Я понимаю, что Михаил ведёт себя вызывающе, но надо относиться к этому с пониманием.
— Арсений Валерьянович, я выгнал Звонарёва из класса, потому что он швырнул в меня горшком с кактусом. Я могу после этого написать заявление в милицию о покушении на убийство. Если бы этот горшок попал бы мне в голову…
Глаза директора расширились, он заморгал, брови взлетели.
— Ну что вы, Олег Николаевич, — забормотал он испуганно. — Мы уладим это дело… — директор ослабил узел галстука, налил себе из графина воды в стакан. Залпом выпил.
— И, кроме того, он хамил, оскорблял меня, ругался матом, мусорил в классе, семечки грыз, — продолжил я спокойно.
О том, что под руководством подонка мне стреляли в спину из рогаток, я рассказывать не стал. Обещал ребятам.
Директор бездумно взял одну из книг, лежащих на столе, полистал, отложил в сторону. Потом в каком-то раздражении вскочил с кресла и отошёл к окну. А я терпеливо ждал решения руководителя.
Вздохнув, директор вернулся в кресло и поджав губы, задумался.
— Я уволен? Мне вещи собирать? — не выдержал я.
— Нет-нет, Олег Николаевич, — директор махнул рукой. — Вы — хороший учитель-методист. Но, наверно, мы напрасно дали вам этот класс. У вас мало опыта.
— Я справлюсь. Ребята там хорошие, найду контакт. Звонарёва надо удалить из школы. Надо убедить его отца, что парень должен учиться в спецшколе. А не в нашей. Объяснить, что здесь нет нужной подготовки и так далее.
— Мы не можем этого сделать, — директор обречённо вздохнул, словно всхлипнул. — Это решение самого Михаила. Он хочет учиться здесь. И я ничего поделать не могу. Придётся терпеть.
Глава 6
Физрук
Когда я вышел от директора, уже прозвенел звонок на вторую большую перемену. Вернувшись в класс, я нашёл его совершенно пустым. И такой же вакуум обнаружился на столе: ни учебника, ни моей записной книжки, ручки. И самое главное — классного журнала! Но, когда я, с колотящимся в горле сердцем вернулся в учительскую, обнаружил его стоящим на деревянной подставке. И вздохнул с облегчением. Как я, балда, мог оставить его в классе⁈ Но полистав, решил, что никто никаких исправлений не вносил. А все мои причиндалы я заметил аккуратно сложенными на моем столе.
— Ваша Добровольская принесла, — ко мне подошёл Владлен Тимофеевич. — Пойдёмте пообедаем, — предложил он.
Мы спустились вместе, пошли по коридору, мимо раздевалок, и я заметил, как между пальто и куртками шныряют пацаны. А внизу на полу уже валяется одежда, сорванная с вешалки. Увидев нас, хулиганы спрятались, затаились, но я все равно подошёл ближе и шуганул их. Они прыснули в стороны, разбежались, как тараканы.
— Вот, шпана, — проворчал я. — Как с ними бороться? Тащат все из карманов, обрывают вешалки у пальто. Как им внушить хоть какие-то духовные ценности?
— Да никак, Олег, ну что ты прямо, как пламенный комсомолец 20-х годов рассуждаешь? Пусть делают, что хотят. Этим должны заниматься их классные руководители, не мы.
Меня покоробил этот переход на «ты», панибратское обращение, но я подумал, что скорее всего мы приятели.
— Я слышал, ты Звонарёва выгнал из класса? — продолжил Владлен. — Ну, ты, конечно, силен. Никто на такое не решался.
— Этот ушлёпок кинул в меня кактусом. И очень жаждал подраться со мной. Я должен был это терпеть?
— Кактусом? — мой собеседник растянул губы в обидной ухмылке. — Чем же ты этого архаровца довёл?
— Я довёл? — я остановился, бросил раздражённый взгляд на собеседника. — Зачем мне его доводить? Он матом меня крыл, издевался, семечки грыз. А я терпел.
Мы уже дошли до лестницы, которая вела в столовую. И Владлен, похлопал меня ободряюще по плечу:
— Не заводись, это вредно для пищеварения.
Мы поднялись на второй этаж, из открытой двери несло запахами обычного советского общепита. Но мы не остановились, а прошли дальше. На третьем этаже обнаружилась дверь, и когда я толкнул её и сделал шаг внутрь, в ноздри буквально ворвалась смесь из запахов борща, котлет, свежесваренного кофе, но все перекрывал аромат свежей сдобы, булочек, так, что рот свело болью от набежавшей слюны, желудок подвело от голода. Я вспомнил, что не смог толком позавтракать, а бутерброды, которые сделала жена, так и остались лежать в портфеле. Я забыл о них.
После шума, топота ног, выкриков сотен учеников поразила тишина, прерываемая лишь звоном посуды с кухни, едва заметным шипеньем плиты, и стучащей в окно ветки слишком разросшегося дерева.Столовая для преподавателей оказалась значительно меньше, чем для школьников. Здесь стояло всего полдюжины квадратных столиков, застеленных клеёнкой в мелкий цветочек. У окна я заметил англичанку и немку, которые мило щебетали о чем-то своём. Вместо линии раздачи — деревянная рамка квадратного окошка, по бокам которого стояло две стойки с горой грязных подносов и стопкой чистых. На стене рядом с окошком раздачи я увидел напечатанное на машинке меню и поразился разнообразию и символическим ценам.
— Олег Николаевич, — мило улыбнулась раздатчица, круглолицая розовощёкая девушка в белой косынке, из которой выбивались пряди ярко-рыжих волос. — Что будете кушать?
— А что есть?
— Всё есть, — её улыбка стала ещё очаровательней. — Для вас всё, что пожелаете.
Как зовут девушку я не знал, или не помнил. Но меня спас Владлен.
— Лилечка, дорогая, пока Олег Николаевич выбирает, мне, пожалуйста, вермишелевый супчик, котлетки с гречкой, кофе и два пирожка с капустой.
Девушка быстро отошла и выставила всё, что просил Владлен на окошко, что тут же перекочевало на его поднос.
— Тридцать семь копеек, — озвучила Лиля сумму.
Владлен вытащил маленький кошелёк из кармана брюк, отсчитал мелочь и положил на металлическую тарелочку.
— Я займу столик, приходи, — и, подхватив поднос, ушёл.
— Лиля, а мне хочется борщ, гуляш с пюре и горошком, два стакана компота, и пару булочек. Они так пахнут потрясающе.
Девушка смутилась, на щёчках возникли милые ямочки.
— Мы только что испекли, — очаровательно улыбнулась она. — Вам половинку борща или полную порцию?
— Полную. И хлеба. Пару кусочков.
Когда девушка все это выставила на подоконник окошка, я переставил все на поднос и поднял вопросительно взгляд на девушку.
— Вам сметанки добавить в борщ, Олег Николаевич?
— Да, конечно.
Лиля щедро зачерпнула сметану и горкой выложила в борщ рубинового цвета, в котором плавал большущий кусок мяса. И долила подливы на кусочки гуляша, которые сногсшибательно пахли.
— Пятьдесят шесть копеек.
Я вытащил портмоне, начал раскрывать отделения и тут же поймал себя на мысли, если бы окружающие поняли, что ищу, то решили, что я — полный кретин. Хотел расплатиться карточкой.
— Олег Николаевич, не мучайтесь. Потом занесёте, — улыбнулась девушка.
— Да нет, Лиля, — я опустил голову, чтобы она не видела, как запылали у меня щеки. — Вот возьмите, сдачи не надо, — положил на металлическую тарелку рубль, собравшись уходить.
— Вы что? — тонкие ниточки выщипанных бровей у раздатчицы взлетели вверх в сильном удивлении. — Возьмите сдачу, — она выложила на тарелочку мелочь, которую я сгрёб, не пересчитывая.
