Сирийский рубеж 4 (СИ) - Дорин Михаил

— Касание! Готовимся к выключению, — дал команду Батыров.

Пыль начала оседать, открывая вид на место уничтожения машин.

Лопасти ещё не успели остановиться, а Игорь Сопин попросил открыть сдвижную дверь и выпустить их. Карим встал со своего места, чтобы выйти в грузовую кабину.

Наши пассажиры выскочили на грунт и направились к сгоревшим машинам. После остановки лопастей, туда же собирались направиться и мы с Димоном и Каримом.

— Мне чёт не по себе, Саныч. Такое чувство, что на кладбище приземлились, — сказал Карим Уланов, вылезая передо мной из грузовой кабины.

— Примерно так и есть.

Я остановился перед дверным проёмом и поднял глаза на дорогу. В двух сотнях метров всё ещё дымилось — пикапы горели, и местами слышались хлопки — детонировали оставшиеся патроны. Над дорогой и правда висело ощущение кладбища. Ни ветра, ни звука. Только гарь и дым.

Только я вышел из вертолёта, как в нос ударил тяжёлый и едкий запах.

Пахло краской, железом, бензином, а также сгоревшей человеческой плотью. Вокруг множество гильз и обугленные куски машин. Земля вокруг была чернее ночи: места, где рвались наши ракеты, и сейчас держали тепло, словно костры.

Приблизившись к первой машине, я увидел, что Сопин беседует со старшим группы, которая первой прибыла на место. И это был наш старый знакомый Виталий Казанов.

Выглядел он бодро, хоть и несколько потрёпано. Судя по грязной одежде, новогодняя ночь у него прошла хуже, чем у меня.

— Мой друг! — картинно воскликнул Виталий Иванович, увидев меня.

— Да не дай Бог, — тихо сказал я, но Казанов меня не услышал.

Или сделал вид.

— Почему я не удивлён, что и вы здесь?

— С языка сняли. У меня к вам тот же вопрос.

— Это меня радует, что мы с вами думаем в одном направлении.

Виталий пожал мне руку, поправил висящий на боку автомат и начал осматривать машину рядом со мной.

— Смотрю, вы уже не хромаете, — сказал я, когда Виталий заглянул в кузов взорванного «Симурга».

— Знаете ли, некогда хромать. Составите компанию на осмотре? — сказал Казанов.

— Я так понимаю, что это был не вопрос.

— Мы с вами точно думаем в одном направлении.

Я молча кивнул.

Подойдя ближе к кузову взорванного пикапа, трупный запах сразу «ударил» в нос сильнее. Виталий залез в кузов, чтобы лучше рассмотреть тела.

Виталий склонился над одним из погибших и попробовал достать небольшой чемодан, который погибший накрыл рукой. Открыв чемодан, он обнаружил в нём только обгоревшие американские купюры.

Казанов отвёл взгляд в сторону, будто пытался что‑то понять.

— Это последний отряд Блэк Рок, который находился в Сирии, — сказал он.

Казанов медленно поднялся, отряхнул ладони. Его лицо было жёстким, но голос ниже обычного.

— Что это значит? «Солдаты удачи» сдались и решили уйти из Сирии?

— Думаю, есть причина. Это не просто «солдаты удачи». Они инструмент длинной руки наших… западных партнёров, — ответил Виталий и спрыгнул на землю.

Странно, что Казанов именно «партнёрами» назвал западные страны. В эти годы ходило выражение «вероятный противник».

Я молчал, идя рядом с Казановым. Слова тонули в этом запахе, где каждое дыхание напоминало, что смерть здесь общается напрямую, без переводчиков.

Мы ещё долго ходили среди обломков, проверяли оружие, считали погибших.

Я посмотрел как ведёт себя Казанов. Он шагал молча, обходя груды металла. Его лицо было каменным, но я видел, как он медленно втягивает воздух, не решая глубоко дышать носом.

Один пикап стоял на брюхе, двери были оторваны. В кузове разорвало боекомплект.

Трупы лежали повсюду. Одни обугленные, другие с застывшими глазами, глядящими в пустое небо. У одного боевика разорвало грудь так, что позвоночник белел наружу. У другого не было головы, только тёмное месиво на плечах.

Казанов шёл чуть впереди меня и внимательно всматривался в тела погибших боевиков, которые ещё можно было опознать.

— Вы опасный человек, Саша. НАРов не пожалели, — тихо сказал Казанов, присаживаясь рядом с одним из погибших.

Судя по всему, это один из наёмников. Гадать тут нет смысла — темнокожих в Сирии нет.

— Мы сделали по два захода. Не так уж много мы и выпустили, — ответил я.

— Вы это расскажите ему. И ему. Ну и остальным, — покачал головой Виталий Иванович.

— Не понимаю к чему вы клоните. Я выполнял приказ. Или мне нужно было его нарушить и их пожалеть?

— Нет. Я на вашем месте ещё бы добавил. Преступления, которые творили эти наёмники, не попадают под понятие преступлений, — сказал Виталий.

Казанов остановился и рассказал, что наёмники в Сирии замешаны в похищениях, изнасилованиях и грабежах.

— И всё это Блэк Рок?

— Да… ну, почти. Как и везде, есть часть людей, с которыми можно разговаривать. Но лучше с заряженным пистолетом у их головы. Так люди сговорчивее.

Вдруг Казанов остановился и присел на корточки возле одного тела. Я подошёл ближе.

На первый взгляд передо мной такой же мёртвый наёмник, как и остальные. Молодой, обгоревший камуфляж, разбитый бронежилет. Только форма не та. Не сирийская и не рваное шмотьё боевиков. Тёмный, плотный материал, остатки нашивок. А возле пояса нож и сорванный шеврон.

— Знаешь, что это за нож? — показал Казанов на пояс погибшего и взял в руки нож.

Узкий обоюдоострый фосфатированный клинок имел интересный «отпечаток большого пальца» для ориентирования ножа параллельно земле, что было важно в применяемых ещё в начале века техниках ножевого боя. Гарда закрыта со стороны рукояти толстой кожей для смягчения удара и предотвращения контакта руки с металлом в морозную погоду.

Я не особо разбирался в ножах, но этот знал.

— V-42 Стиллет.

— Да. Его создали в интересах американо-канадского спецподразделения, которое потом проводило диверсионные операции в немецком тылу во времена Второй Мировой. И таких ножей было сделано немного.

Он перевернул тело, и под курткой показалась пластина бронежилета с выбитым логотипом. А ещё через разорванную ткань на плече парня была татуировка с эмблемой Блэк Рок.

Но главное — лицо. Парень был молод. Слишком молод для озлобленного «пса войны» и «солдата удачи».

— Так-так-так. А вот этого мы зря убили, — тихо сказал Казанов.

— Иваныч, почему зря?

— Оу, я вслух сказал? Лучше нам было бы взять его живым. Не бери в голову, Саша. В любом случае, по каждому из этих наёмников «плакала» высшая мера.

На этом наш осмотр был завершён. Какая-то недосказанность в словах Казанова присутствовала. Но у него это профессиональное — говорить ровно столько, сколько нужно для дела.

В следующие несколько дней рутинная работа по поддержке сирийцев в Пальмире продолжилась. В день на каждого из моих подчинённых приходилось по несколько вылетов. Главное, что нет потерь. Все возвращаются на базу и готовятся к новым вылетам.

Наконец-то, Каргин смог позволить себе несколько часов в день поспать, оставляя то меня, то Батырова за главного.

Вот и сейчас, Виктор Викторович отправился в комнату, чтобы прилечь на кровать и отдохнуть. Я же продолжил его дело и контролировал работу группировки, которая выполняла задачи в районе Пальмиры.

— Господин Искандер, у вас борт летит сюда с восточного сектора. С нашими людьми, — подошёл ко мне сирийский полковник, сидящий в нескольких метров от меня на командном пункте.

— Есть такой. Что-то случилось?

Ми-8, командиром которого был Могилкин, летел с окраины Пальмиры под прикрытием пары Ми-28. Эти две машины недавно вернули в строй и теперь используют по полной.

Я как раз налил себе чай и вернулся на рабочее место. Ещё даже глоток не успел сделать.

— Нет. Мы просто контролируем. Там же полковник Аль-Сухейль. Ему сегодня в Дамаске нужно быть. Героя Республики сам Верховный главнокомандующий будет вручать.

— Солидно, — кивнул я.

— Давно у вас хотел спросить. Вы ведь тоже Герой Республики. Каково это?