На том совете все собравшиеся военачальники, а по сути реальные наследники Македонской державы, хотели только одного — побыстрее разделить завоеванные земли, получить положенные им сатрапии и узаконить свое положение. Ради этого они готовы были принять и двух царей, и Пердикку, и Мелеагра, и черта лысого, потому что знали — это не конец, а только начало борьбы!
Один плюс все-таки в том решении был. Бурлящий после смерти Александра Вавилон на время успокоился, и в городе стало меньше войск. Разобрав свои подразделения, диадохи разъехались по выделенным им сатрапиям, и Вавилон в кои-то веки стал походить на мирный город, а не на военный лагерь.
Так, размышляя обо всем, я перехожу от лавки к лавке, стараясь, чтобы меня не затоптали копыта бесчисленных ослов, лошадей и верблюдов. Свернув от палаток с коврами к рядам с тканями, двигаюсь все дальше от центра к окраинам рынка.
Пестрые ткани сменяются блеющим и мычащим товаром. В загонах крутятся сотни овец, грозно ревут быки, нервно теребят копытами лучшие жеребцы этой части мира. И всюду, куда ни глянь, перед глазами — пестрые одежды бесчисленно снующих людей: от набедренных повязок и черных торсов жителей Африки до мрачных фигур горцев, закутанных в халаты и бурнусы.
Все они что-то орут, показывают, требуют или просят — это создает немыслимый гул, царящий над площадью общим подавляющим фоном.
Неспешно прицениваясь к стоимости зерна, шагаю вдоль лотков с пшеницей и ячменем и выхожу к самым границам рынка. Здесь, на крохотной площади, стоит храм Деметры. Его построили не так давно, уже при Александре, и белые дорийские колонны на фоне пестрого азиатского столпотворения как бы символизируют идею Александра о единении Европы и Азии под его мудрым владычеством.
Рассматривая храм, подхожу ближе. Ничего интересного! Так, слепили на скорую руку, дабы хоть что-то противопоставить персидским и аккадским храмам.
Мой взгляд, не цепляясь, скользит сверху вниз: от двускатной крыши к пошарпанным стенам и дальше — к ступеням крыльца с многочисленными нищими и калеками. Все эти еще живые люди уже практически мертвецы. Выжить в этом мире и здоровому человеку нелегко, а калеке и подавно. Понимание этого написано на изможденных лицах и в потухших глазах странников, облепивших ступени храма.
Помочь им не в моих силах, и я уже отвожу взгляд, но в последний момент задерживаюсь на крепком еще мужчине с культей вместо левой руки. То, что он воин и еще недавно стоял в строю фаланги, очевидно, и я не могу удержаться от злого сарказма.
«Что-то не больно озаботился Александр о своих ветеранах!»
Подхожу ближе и, вытащив два медных обола, кидаю в глиняный осколок миски перед одноруким воином.
Тот поднимает на меня благодарный взгляд, и, чтобы хоть что-то сказать, я спрашиваю:
— Откуда ты?
В ответ раздается тяжелый вздох, и взгляд ветерана затуманивается тоской.
— Есть такой городок на севере Аттики, Элевферы называется. Не слышал⁈
Я отрицательно мотаю головой и все еще не могу уйти.
— А здесь как?
— Да вот так! — Он безнадежно кивнул на культю. — Был гоплит, да весь вышел!
Сзади меня потянул за хитон Гуруш.
— Пойдем, молодой господин, отсюда побыстрее. Место тут нехорошее!
Знаю, он прав. Зачем я вообще сюда забрел и чего тут стою, и сам не понимаю. К чему жалеть одного солдата, когда вокруг столько горя и нищеты⁈
Напоследок, словно извиняясь, бросаю ветерану:
— Желаю тебе милости Деметры! Пусть светлая богиня позаботится о тебе!
Повернувшись, иду обратно через пыльную площадь, и тут откуда ни возьмись появляется девчонка. Лет двенадцати-тринадцати, мелкая, но вертлявая, как змея, она повисла на мне, не давая прохода.
— Откуда ты, богатенький такой? — она зыркнула на меня черными дьявольскими зрачками. — Хочешь, доставлю твоему малышу удовольствие?
Она запустила свою цепкую ручонку мне под хитон и больно стиснула мой член.
— Одна драхма, и я подрочу тебе! Можешь даже потискать мои сиськи! — для наглядности она обнажила соски плоской, совсем детской груди.
Ее напор несколько ошеломил, но рука у меня «в штанах» — это уже чересчур.
— Брысь, вертихвостка! — отбрасываю настырную руку и отталкиваю саму девчонку. — Сгинь!
Вид чумазого подростка меня нисколько не возбуждает. Мне шестьдесят лет, и на малолетних детей меня никогда не тянуло. Все, что я чувствую, глядя на эту беспризорницу, — это жалость и безнадега.
В ответ мне несется ее вызывающий писк.
— Фу ты, какой он грозный! — не унимаясь, она подбоченилась, явно не собираясь сдаваться без боя.
Тут на подмогу мне выступил Гуруш. Не церемонясь, он замахнулся на нее.
— А ну пошла вон, шалава малолетняя!
Та ловко отпрыгнула в сторону и зашипела, как озлившаяся кошка.
— Сам ты шалава, толстожопый ублюдок!
— Ах ты, дрянь! — Гуруш попер на девчонку, норовя ухватить ее за волосы, но тут из соседней улочки появилась группа парней.
Один из них, на вид лет тринадцати, запустил в Гуруша камнем и тоже отметил нескладность фигуры моего защитника.
— Эй ты, толстожопый, отстань от моей сестры!
Булыжник угодил моему охраннику в голову, и тот, ойкнув, схватился за разбитый лоб.
Через мгновение я уже стоял в окружении малолетних разбойников, а мой страж опасливо косился на них из-за моей спины.
Тот, что запустил камнем в Гуруша, видимо вожак этой стаи, бросил на меня угрожающий взгляд.
— Ты оскорбил мою сестру, назвал ее шлюхой! — Он сплюнул себе под ноги. — За такое тебя следовало бы прибить на месте, но я сегодня добрый.
Вавилонский гаврош протянул свою грязную пятерню.
— Отдавай свой кошель, и так уж и быть — мы тебя отпустим!
Я рожден в СССР и всю эту кухню прошел еще в школьные годы. Тогда за проход по нашему двору чужаку предлагали купить кирпич или еще что-то подобное. Здесь же приманкой служит девка! Все это неважно, потому что я знаю точно: заплачу я или нет — по шее мне надают все равно. Тут выход один, и он тоже проверен временем и моей школьной юностью. Бей и беги!
Закавыка только в стонущем за моей спиной Гуруше. У меня большие сомнения, что он вообще умеет бегать, а с разбитой башкой и подавно. Отдать его на съедение этой стае оборванцев я не могу. Не так воспитан!
Тяжело вздохнув, прихожу ко второму непреложному правилу всех уличных разборок — если видишь, что драки не избежать, бей первым!
Беспризорник стоит прямо передо мной с издевательской ухмылкой на губах. Промахнуться невозможно, и мой кулак четко впечатывается ему в подбородок!
Хотелось бы мне, чтобы это было так, но я совсем выпустил из виду, что от меня здесь только сознание, а тело принадлежит увальню и маменькиному сынку.
Движение мое слишком медленное, а удар слишком слабый! Кулак лишь чиркает малолетнего грабителя по носу, и, отскочив, тот вскидывает на меня возмущенно-ошарашенное лицо.
— Ты чо, мышь жирная, ударил меня⁈ — Он утер нос и, посмотрев на испачканные кровью пальцы, яростно завопил:
— А ну, пацаны, бей его!
Тут же вся стая с криком бросилась на меня. Со всех сторон посыпались удары, кто-то повис на шее, опрокидывая на землю. Дальше пошло еще хуже — в ход пошли палки и ноги.
Слава богу, в таком деле опыт важнее тренированности тела, и, мгновенно вспомнив все неудачные прогулки в чужих районах, прикрываю руками голову и вжимаюсь в землю.
Чувствую, как жесткие босые ступни валтузят меня по ребрам, слышу отчаянные крики Гуруша о помощи и думаю лишь об одном — как бы не прибили совсем, зверье беспризорное!
И вдруг избиение прекратилось. Еще несколько секунд лежу без движения — на всякий случай! Ударов нет, и я поднимаю голову. Прямо надо мной стоит тот самый однорукий нищий, а в руке у него что-то вроде посоха.
Слышу его жесткий голос:
— Так, порезвились и будя, а то совсем забьете парня!
Перевожу взгляд на стаю беспризорников и вижу, что атаман и еще несколько его ватажников, морщась от боли, потирают отбитые места.
