Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– В смысле? Вот эти картинки?

– Да нет, какие картинки. Это всё дешёвые понты. Ты сам такие картинки можешь за полчаса нахреначить с помощью любой нейросетки. Нет. Я говорю о развитии современного искусства у нас в области. Такая замечательная площадка, вот эта галерея. Тут можно было бы устраивать классные ивенты, а не это всё.

– Какие ивенты?

– Ну, перформансы разные. У меня есть куча идей, которые бы объединяли и визуальное искусство, и звуки, и сенсорику какую‑то…

– Да, – усмехнулся я, – сексуальные вибрации вполне могли бы быть наполнены сенсорными переживаниями

– При чём здесь секс вообще! Я же говорю о культурном векторе.

– Ну хорошо, хорошо. Я тебя понял. Если бы тебе дали возможность, ты бы развернулась.

– Да кто мне даст, – махнула она рукой. – А вот эти бездарности, у которых богатые родители… вот они и разворачиваются. Поэтому мы видим и такой дизайн, и такое же понимание культурного контента.

– Настя, а ты глубоко копаешь, – улыбнулся я.

– Да ладно. А эта Закирова тебе нравится, да?

– Как определила?

– Да видела я, какие у тебя глаза были, когда она тебя расцеловывала. А потом на ходули её пялился весь вечер…

– Эх, Настя, Настя, – покачал я головой. – Кто про что, а вшивый про баню.

А вечером, когда я корпел над учебниками, мне позвонила Катя.

– Серёга, здорово. Забыл бабку свою?

– Какую бабку?

– Меня, – усмехнулась она, – какую ещё?

Судя по голосу, уже была датая.

– Да как же тебя забудешь, Катя, если ты навсегда в моём сердце отпечаталась?

Она засмеялась.

– Дамский угодник.

– Нет, просто врать не умею.

Она засмеялась ещё сильнее.

– Короче, когда пьём?

– Да хоть когда.

– Тогда завтра. Я приеду, за тобой заеду и увезу.

– В тундру?

– Увезу тебя я в тундру, да, – снова нетрезво засмеялась она. – Милый друг, ты знаешь, что ты единственный мой милый друг?

– Ага.

– Вот до чего ты хороший парень, Серёга!

– Слушай, Катя, здорово, что ты позвонила. Нет ли у тебя хорошего адвоката по уголовным делам и прямо на завтра?

– По уголовным? – немного опешила она. – Ты что, украл что‑то?

– Да нет, не виноватая я. Отбиться надо.

– Можешь подробности рассказать?

– Ну конечно же не могу.

– Я поняла, – сказала она, сделавшись как будто немного более трезвой. – Слушай, ну я так прямо из головы не знаю, но я могу спросить.

– Только не у Никиты, ладно?

– А почему?

– Нет, даже не намекай ему, что догадываешься о моих проблемах. Поняла? Второго раза точно не прощу!

– Да, ладно, я с ним вообще не разговариваю. Блин… Мне даже узнать не у кого…

– Ну и всё, забудь. Не парься, Катя. Нет, значит нет. Я просто так спросил.

– Ладно. Тогда завтра часиков в шесть, да? Подойдёт?

– Подойдёт, Катя. Подойдёт…

На допрос в Следком явился чуть раньше. Следователем оказалась молодая брюнетка со злющим лицом. Она была в штатском и выглядела очень даже ничего. Точёные ножки, длинные пальцы, тонкие брови и чёрные‑пречёрные глаза. Правда, недобрые.

– Ну что, Краснов, – сказала она после того, как мы провели все необходимые предварительные процедуры.

Она поднялась со стула, нажала кнопку и выключила видеокамеру.

– Как так? – удивился я. – Я же несовершеннолетний.

– А я хочу тебе сказать пару слов не для протокола.

– Ну давайте же, Жанна Константиновна, – сказал я. – Хотя это ваше «не для протокола» звучит как бы немного с намёком.

Фамилия у неё была говорящая, Сучкова.

– Не надейся, сопляк. Никаких намёков и двусмысленностей нет. Все совершенно прозрачно и абсолютно однозначно. Я молодой следователь. Женщина. И шансов приблизиться к генеральскому креслу у меня, как ты, наверное, догадываешься, не так много.

– Почему же. У нас как бы заявляются равные права для мужчин и женщин, – пожал я плечами.

– Для того чтобы добиться успеха в нашем деле, нужно или держать ноги широко раздвинутыми, или добиваться успехов по службе.

Она выдержала паузу.

– Или то и другое, – добавил я.

– Я для себя выбрала добиваться успехов по службе. Улавливаешь, к чему я клоню?

– Не совсем, – проговорил я.

– Я тебе объясню. Мне сказал мой непосредственный начальник, что ты виноват. Что ты застрелил человека. Бандита отвратительного и гадкого убийцу. Но это никого не волнует, потому что ты должен сесть. А это, в свою очередь, значит, что? Это значит, что ты сядешь.

Я нахмурился. Мышка под ложечкой запищала тоненько и жалостливо.

– Водички налейте, пожалуйста, – кивнул я.

– Сядешь в любом случае, – проигнорировала она мою просьбу, – будет у тебя алиби или не будет. Даже если все мокрощелки твоей школы встанут в ряд и скажут, что ты все ночи проводил у них по очереди, это ничего не изменит. Потому что я намерена довести дело до конца.

Я провёл по волосам ладонью. Прямо, как Кукуша… Посмотрел в окно, там плыли серые неприветливые тучи. Осенние. Свинцовые. На подоконнике стояли электрический чайник и три завядших гвоздики. Всё было так обыденно и скучно, будто ничего не могло случиться и изменить привычный ход вещей…

– И сегодня, – продолжила следователь Сучкова, – прямо из этого кабинета ты отправишься не домой, не в свою тёплую постельку, не к маминым пирожкам и не к тощим сиськам соседки по парте. Ты у меня пойдёшь жрать баланду в холодную сырую и населённую настоящими упырями камеру. Ты меня понял?

Я не ответил. Каждое наше действие порождает возмущение среды. Разгоняет волны, будто мы барахтаемся в воде. Я попытался не слушать эту красивую ведьму и представить волны, которые шли от меня, от всех моих дел и поступков. Они отражались, сталкивались и возвращались умноженными и усиленными. Это были не просто круги на воде. Мне кажется, это было чем‑то похожим на цунами. И чем глубже погружался я в эту новую жизнь, тем выше поднимал волну и тем красивее получались круги. Круги на воде…

– Поэтому, – напористо объясняла следачка, – я советую тебе не юлить, а сделать так, чтобы избежать многих ненужных мучений. Итак, поехали.

Роковая красавица Сучкова закончила монолог и снова включила запись на видеокамере, взяла в руки деревянный карандаш и откинулась на спинку дорогого офисного стула.

– Итак, – повторила она.

В этот момент раздался стук в дверь и прозвучал глубокий, бархатный баритон:

– Жанна Константиновна, разрешите?..

Она повернулась к двери и недовольно бросила карандаш на стол…

– Давид Михайлович, нет! – воскликнула она. – Даже и не думайте!

Похоже, Жанна Константиновна была той ещё штучкой. Было ясно, что совесть её никак не отягощалась нарушениями уголовно‑процессуального кодекса. Да и действительно, если у человека имеются серьёзные жизненные планы, какой тут УПК, о чем вы говорите!

Дверь приоткрылась, и в неё вошёл добродушный на вид господин в дорогом, но сильно измятом костюме. На вид ему было около шестидесяти. Он, судя по виду, любил хорошо поесть и выпить, на что указывала его комплекция. Образ жизни, вероятно, он вёл малоподвижный, и, возможно, злоупотребляет сладким. Короткие слегка курчавые волосы серебрились сединой.

Однако добряком он не был. Взгляд его чуть выпуклых, утомлённых глаз не должен был никого оставлять в заблуждении. Человек этот привык действовать максимально жёстко и решительно. И, судя по всему, это был мой адвокат.

– Жанночка Константиновна, – улыбнулся он, – ну кто так встречает старых приятелей?

– Какой же вы приятель, Давид Михайлович? – поморщилась следователь Сучкова и сделалась похожей на недовольную ведьму.

– Какой? – удивлённо переспросил посетитель. – Самый настоящий, практически друг. Сколько раз я приходил вам на помощь?